Неточные совпадения
И точно: час без малого
Последыш говорил!
Язык его не слушался:
Старик слюною брызгался,
Шипел! И так расстроился,
Что правый глаз задергало,
А левый вдруг расширился
И — круглый, как у филина, —
Вертелся колесом.
Права свои дворянские,
Веками освященные,
Заслуги, имя
древнееПомещик поминал,
Царевым гневом, Божиим
Грозил крестьянам, ежели
Взбунтуются они,
И накрепко приказывал,
Чтоб пустяков не думала,
Не баловалась вотчина,
А слушалась господ!
А если и действительно
Свой долг мы ложно поняли
И наше назначение
Не в том, чтоб имя
древнее,
Достоинство дворянское
Поддерживать охотою,
Пирами, всякой роскошью
И жить чужим трудом,
Так надо было ранее
Сказать… Чему учился я?
Что видел я вокруг?..
Коптил я небо Божие,
Носил ливрею царскую.
Сорил казну народную
И думал
век так жить…
И вдруг… Владыко праведный...
Он прочел все, что было написано во Франции замечательного по части философии и красноречия в XVIII
веке, основательно знал все лучшие произведения французской литературы, так что мог и любил часто цитировать места из Расина, Корнеля, Боало, Мольера, Монтеня, Фенелона; имел блестящие познания в мифологии и с пользой изучал, во французских переводах,
древние памятники эпической поэзии, имел достаточные познания в истории, почерпнутые им из Сегюра; но не имел никакого понятия ни о математике, дальше арифметики, ни о физике, ни о современной литературе: он мог в разговоре прилично умолчать или сказать несколько общих фраз о Гете, Шиллере и Байроне, но никогда не читал их.
Ассоль так же подходила к этой решительной среде, как подошло бы людям изысканной нервной жизни общество привидения, обладай оно всем обаянием Ассунты или Аспазии [Аспазия (V
век до н. э.) — одна из выдающихся женщин
Древней Греции, супруга афинского вождя Перикла.]: то, что от любви, — здесь немыслимо.
Что это? где мы? среди
древних пастушеских народов в золотом
веке?
Марья Степановна свято блюла все свычаи и обычаи, правила и обряды, которые вынесла из гуляевского дома; ей казалось святотатством переступить хотя одну йоту из заветов этой угасшей семьи, служившей в течение
века самым крепким оплотом
древнего благочестия.
— Вся мысль моей статьи в том, что в
древние времена, первых трех
веков христианства, христианство на земле являлось лишь церковью и было лишь церковь.
Я положил руку на ее крошечные холодные пальчики… Она взглянула на меня — и ее темные
веки, опушенные золотистыми ресницами, как у
древних статуй, закрылись снова. Спустя мгновенье они заблистали в полутьме… Слеза их смочила.
Вывод его таков, что в Северном Сахалине «возможно существование для племен, стоящих даже на относительно низкой степени умственного развития; очевидно, здесь жили люди и
веками выработали способы защищаться от холода, жажды и голода; весьма вероятно при этом, что
древние обитатели жили здесь сравнительно небольшими общинами и не были народом вполне оседлым».
Он, то есть нигилист, то есть то загадочное существо, которое, подобно
древнему козлу очищения, обязывалось понести на себе наказание за реформаторскую прыткость
века.
Разумеется, это непохоже на беспорядочные, неорганизованные выборы у
древних, когда — смешно сказать — даже неизвестен был заранее самый результат выборов. Строить государство на совершенно неучитываемых случайностях, вслепую — что может быть бессмысленней? И вот все же, оказывается, нужны были
века, чтобы понять это.
Да, этот Тэйлор был, несомненно, гениальнейшим из
древних. Правда, он не додумался до того, чтобы распространить свой метод на всю жизнь, на каждый шаг, на круглые сутки — он не сумел проинтегрировать своей системы от часу до 24. Но все же как они могли писать целые библиотеки о каком-нибудь там Канте — и едва замечать Тэйлора — этого пророка, сумевшего заглянуть на десять
веков вперед.
Человек
древнего мира мог считать себя вправе пользоваться благами мира сего в ущерб другим людям, заставляя их страдать поколениями, потому что он верил, что люди рождаются разной породы, черной и белой кости, Яфетова и Хамова отродья. Величайшие мудрецы мира, учители человечества Платон, Аристотель не только оправдывали существование рабов и доказывали законность этого, но даже три
века тому назад люди, писавшие о воображаемом обществе будущего, утопии, не могли представить себе его без рабов.
Старуха вздохнула и замолчала. Ее скрипучий голос звучал так, как будто это роптали все забытые
века, воплотившись в ее груди тенями воспоминаний. Море тихо вторило началу одной из
древних легенд, которые, может быть, создались на его берегах.
Но если понятия
древних и старинных мыслителей не могут при настоящем развитии науки иметь влияния на современный образ мыслей, то нельзя не видеть, что во многих случаях современные понятия оказываются сходны с понятиями предшествующих
веков.
Классицизм принадлежит миру
древнему, так, как романтизм средним
векам.
Так, у касты ученых, у людей знания в средних
веках, даже до XVII столетия, окруженных грубыми и дикими понятиями, хранилось и святое наследие
древнего мира, и воспоминание прошедших деяний, и мысль эпохи; они в тиши работали, боясь гонений, преследований, — и слава после озарила скрытый труд их.
Палладий в своем сочинении об архитектуре с презрением говорит о готизме; слабые и бесцветные подражания
древним писателям ценились выше исполненных поэзии и глубины песней и легенд средних
веков.
Ему же, вероятно, принадлежит и следующий перевод: «
Древнего и нового
века люди, или Уборный стол г-жи маркизы Помпадур, соч. г. Вольтера, перевел с французского О. К.», СПб., 1777 (Сопиков, № 3478).
Там, в собрании ваших священных хартий, блюдется на память
векам сие собственной руки Ее [От 6 Июня 1763.] начертание, в котором Она говорит с вами как с именитыми отцами
древнего Рима, изъявляя пламенную ревность Свою ко благу России, заклиная вас любовию к отечеству быть достойными орудиями законов и ставя вам в пример Историю!
Погребальные «плачи» веют стариной отдаленной. То
древняя обрядня, останки старорусской тризны, при совершении которой близкие к покойнику, особенно женщины, плакали «плачем великим». Повсюду на Руси сохранились эти песни, вылившиеся из пораженной тяжким горем души. По на́слуху переходили они в течение
веков из одного поколенья в другое, несмотря на запрещенья церковных пастырей творить языческие плачи над христианскими телами…
В Средние
века медицинское преподавание ограничивалось одними теоретическими лекциями, на которых комментировались сочинения арабских и
древних врачей; практическая подготовка учащихся не входила в задачи университета.
Древняя Русь X–XIII
веков.
А потому и разрешения этого мучающего наш
век вопроса надо искать в возврате к
древнему, потерянному раю органического единства культуры внутри храмовой ограды?
Глафира сделалась новым предметом для злобы Сида, но
древние года его уже не дозволяли ему ее ревностно преследовать, и он редко ее мог видеть и крикнуть ей свое «переживу». Он доживал
век полупомешанным, и в этом состоянии сегодня посетила его, в его темном углу, весть об убиении Бодростина.
Он и вычитал сейчас, что в нем не осталось ничего
древнего, хотя он и основан был в самом начале четырнадцатого
века.
Все эти члены тогдашней оппозиции обходились с Гамбеттой как с равным, хотя он был еще тогда только газетный репортер и адвокат с очень малой практикой. Но он уже приобрел известность оратора на сходках молодежи Латинского квартала. Его красноречие уже лилось рекой, всего чаще в тогдашнем Cafe Procope —
древнем кафе (еще из XVIII
века), теперь уже там не существующем.
«Троекратно увещеваю вас, не забывайте слов Апостола: «Бога бойтесь, а князя чтите». Состояние града вашего ныне уподобляется
древнему Иерусалиму, когда Бог готовился предать его в руки Титовы. Смиритесь же, да прозрят очи души вашей, от слепоты своей — и Бог мира да будет над вами непрестанно, отныне и до
века. Аминь».
«В новом качестве великого магистра, — говорилось далее в этом манифесте, — которое мы восприняли на себя по желанию добронамеренных членов его, обращая внимание на все те средства, кои восстановление блистательного состояния сего ордена и возвращение собственности его, неправильно отторгнутой и вящще обеспечить могут и, желая, с одной стороны, явить перед целым светом новый довод нашего уважения и привязанности к столь
древнему и почтительному учреждению, с другой же — чтобы и наши верноподданые, благородное дворянство российское, коих предков и самих их верность к престолу монаршему, храбрость и заслуги доказывают целость державы, расширение пределов империи и низложение многих и сильных супостатов отечества не в одном
веке в действо произведенное — участвовали в почестях, преимуществах и отличиях, сему ордену принадлежащих, и тем был бы открыт для них новый способ к поощрению честолюбия на распространение подвигов их отечеству полезных и нам угодных, нашею властию установляем новое заведение ордена святого Иоанна Иерусалимского в пользу благородного дворянства империи Всероссийской».
А над этими гробами трудились
веки и миллионы людей!» — казалось мне, спросили меня великаны
древнего мира, и воображение мое замерло при этом вопросе.
Не говоря уже об учителях церкви
древнего мира: Татиане, Клименте, Оригене, Тертуллиане, Киприане, Лактанции и других, противоречие это сознавалось и в средние
века, в новое же время выяснялось всё больше и больше и выражалось и в огромном количестве сект, отрицающих противное христианству государственное устройство с необходимым условием существования его — насилием, и в самых разнообразных гуманитарных учениях, даже не признающих себя христианскими, которые все, так же, как и особенно распространившиеся в последнее время учения социалистические, коммунистические, анархические, суть не что иное, как только односторонние проявления отрицающего насилие христианского сознания в его истинном значении.
Насколько выше, духовнее, потустороннее была культура
древнего Египта или культура средневековья, чем современная культура XIX и XX
веков!