Неточные совпадения
— Это — больше, глубже
вера, чем все, что показывают золоченые, театральные, казенные церкви с их певчими, органами, таинством евхаристии и со всеми их фокусами.
Древняя, народная, всемирная
вера в дух жизни…
Наступает и в народе уединение: начинаются кулаки и мироеды; уже купец все больше и больше желает почестей, стремится показать себя образованным, образования не имея нимало, а для сего гнусно пренебрегает
древним обычаем и стыдится даже
веры отцов.
Чувство изгнано, все замерло, цвета исчезли, остался утомительный, тупой, безвыходный труд современного пролетария, — труд, от которого, по крайней мере, была свободна аристократическая семья
Древнего Рима, основанная на рабстве; нет больше ни поэзии церкви, ни бреда
веры, ни упованья рая, даже и стихов к тем порам «не будут больше писать», по уверению Прудона, зато работа будет «увеличиваться».
Не так давно еще «передовому» сознанию представлялся решенным и упраздненным
древний спор знания и
веры.
— Что же
вера? Все одному Богу молимся, все грешны да Божьи… И опять не первая Федосья Родионовна по
древнему благочестию выдалась: у Мятелевых жена православная по городу взята, у Никоновых ваша же балчуговская… Да мало ли!.. А между прочим, что это мы разговариваем, как на окружном суде… Маменька, Феня, обряжайте закусочку да чего-нибудь потеплее для родственников. Честь лучше бесчестья завсегда!.. Так ведь, Тарас?
Вечер. Легкий туман. Небо задернуто золотисто-молочной тканью, и не видно: что там — дальше, выше.
Древние знали, что там их величайший, скучающий скептик — Бог. Мы знаем, что там хрустально-синее, голое, непристойное ничто. Я теперь не знаю, что там я слишком много узнал. Знание, абсолютно уверенное в том, что оно безошибочно, — это
вера. У меня была твердая
вера в себя, я верил, что знаю в себе все. И вот —
Окреститься он затеял в видах приобретения прав оседлости, а наставляет и утверждает его в
вере изверженный за пьянство из сана
древний дьякон, который, по старости, мух не ловит, но водку пить еще может.
Вам уже известно, что вся Москва целовала крест королевичу Владиславу; гетман Жолкевский присягнул за него, что он испросит соизволение своего державного родителя креститься в
веру православную, что не потерпит в земле русской ни латинских костелов, ни других иноверных храмов и что станет, по
древнему обычаю благоверных царей русских, править землею нашею, как наследственной своей державою.
Воображение мое не может представить ничего величественнее сего дня, когда в
древней столице нашей соединились обе гемисферы земли, явились все народы, рассеянные в пространствах России, языков, обычаев и
вер различных: потомки Славян-победителей, Норманов, ужасных Европ и Финнов, столь живо описанных пером Тацитовым; мирные пастыри южной России, Лапландские Ихтиофаги и звериными кожами одеянные Камчадалы.
Замечания г. Соловьева совершенно объясняют, какое значение нужно придавать сведениям о распространении церквей, монастырей и т. п. в
древней Руси. Очевидно, что это распространение никак не может служить мерилом того, как глубоко правила новой
веры проникли в сердца народа. К этому можно прибавить заметку г. Соловьева и о том, что самые известия о содержании церквей щедротами великих князей могут указывать на недостаточность усердия новообращенных прихожан.
Они, во-первых, приписывают его почему-то
древней Руси преимущественно пред новою; во-вторых, кроме христианства, примешивают еще к делу Византию и Восток в противоположность Западу; в-третьих, формальное принятие
веры смешивают с действительным водворением ее начал в сердцах народа.
Ныне мешают
вере философские воззрения, а тогда мешало язычество: — какая же выгода от этого различия для
древней Руси?
Только так можно объяснить совершенно непонятную для нас, но очевидную и простую для
древней души
веру в слово.
Уж Гавриил с известием приятным
По небесам летит путем обратным.
Наперсника нетерпеливый бог
Приветствием встречает благодатным:
«Что нового?» — «Я сделал всё, что мог,
Я ей открыл». — «Ну что ж она?» — «Готова!»
И царь небес, не говоря ни слова,
С престола встал и манием бровей
Всех удалил, как
древний бог Гомера,
Когда смирял бесчисленных детей;
Но Греции навек погасла
вера,
Зевеса нет, мы сделались умней!
Старше его по жительству в ските никого не было, кроме
древней матери Ксенофонты, впавшей в детство и уж больше пяти годов не слезавшей с печки, да матери Клеопатры Ерахтурки, чтимой всем Керженцем, всем Чернораменьем за преклонную старость, за непомерную ревность по
вере, за что пять раз в остроге сидела и много ради древлего благочестия нужд и скорбей претерпела.
Очень удивительно то, что большинство людей тверже всего верят самым старинным учениям о
вере, таким, какие уже не подходят к нашему времени, а откидывают и считают ненужными и вредными все новые учения. Такие люди забывают то, что если бог открывал истину
древним людям, то он всё тот же и точно так же мог открыть ее и недавно жившим и теперь живущим людям.
Одна из самых
древних и самых глубоких по мысли
вер была
вера индусов. Причиной того, что она не стала
верой всемирной и не дала для жизни людей тех плодов, какие она могла дать, было то, что учителя ее признали людей неравными и разделили их на касты. Для людей, признающих себя неравными, не может быть истинной
веры.
Это маскируется благодаря бесспорной личной религиозности и религиозному темпераменту Шлейермахера, который сам, несомненно, религиознее своей философии, представляющей собой (подобно якобиевскому учению о
вере) просто pis aller [Вынужденная замена того, что является недоступным; неизбежное зло (фр.).], попытку спасти
древнее благочестие от натиска рационализма и критицизма.
Ученье хлыстов — смесь разных учений, и
древних и новых, противных учению и преданиям истинной
веры.
— Да, в великороссийской, — твердо ответил Герасим Силыч. — Правда, есть и церковные отступления от
древних святоотеческих обрядов и преданий, есть церковные неустройства, много попов и других людей в клире недостойных, прибытками и гордостию обуянных, а в богослужении нерадивых и небрежных. Все это так, но
вера у них чиста и непорочна. На том самом камне она стоит, о коем Христос сказал: «На нем созижду церковь мою, и врата адовы не одолеют ю».
Христианство страшно усилило трагические противоречия жизни, ибо христианская
вера вступает в конфликт с
древними инстинктами человека, с
древними верованиями, ставшими суевериями.
— Не претися о
вере и мирских междоречий пришел я к вам, никонианцам; досыта учители наши обличили новую
веру и вбили в грязь ваших фарисеев [Фарисеи — в
древней Иудее зажиточные слои населения, отличавшиеся ханжеским религиозным благочестием; в переносном смысле лицемеры.].
Не мысли, о государь, чтобы святой отец нудил тебя оставить
веру греческую: нет, он желает единственно, чтобы ты, имея деяние первых соборов и все истинное, все
древнее извеки утвердил в своем царстве, как закон неизменяемый.
Пеох одинаково непримиримо ненавидел все
веры, которые были несогласны с
верой древних египтян, и готов был вредить каждому иноверцу; но как в то время, о котором идет наш рассказ, охотнее всех прочих преследовали христиан, то Пеох изощрил себя и на то, как можно на всяком шагу и на всякий раз сделать досаду и зло христианам.
— По
вере моей глубокой и по моему истинному обращению приобщен я тела и крови Господней из рук иерея божия во святом храме русском,
древнем, и всякую рознь с общею матерью нашею церковью русскою отвергаю и порицаю.
Этот нигилизм глубоко заложен в русском народе и обнаруживается в ужасных формах, когда в народе падает
вера и меркнут
древние святыни под напором нахлынувшего на него полупросвещения.
Правда, что Старый Город был разбит на голову и с тех пор никогда уже не поднимал вооруженной руки и не выставлял защищенной бронею груди; но зато он весь остался в «
вере отцов своих» и, как выражается о нем одно известнейшее в старообрядчестве сочинение, — «страданиями своими и ранами кровоточивыми долгое время сиял, яко камень некий многоценный в венце церкви
древней апостольской, от никониан мучимой».