Неточные совпадения
Самгин, слушая его,
думал: действительно преступна власть, вызывающая недовольство того слоя людей, который во всех других странах служит прочной опорой
государства. Но он не любил
думать о политике в терминах обычных, всеми принятых, находя, что термины эти лишают его мысли своеобразия, уродуют их. Ему больше нравилось, когда тот же доктор, усмехаясь, бормотал...
Он смотрел вслед быстро уходящему, закуривая папиросу, и
думал о том, что в то время, как «
государству грозит разрушение под ударами врага и все должны единодушно, необоримой, гранитной стеной встать пред врагом», — в эти грозные дни такие безответственные люди, как этот хлыщ и Яковы, как плотник Осип или Тагильский, сеют среди людей разрушительные мысли, идеи. Вполне естественно было вспомнить
о ротмистре Рущиц-Стрыйском, но тут Клим Иванович испугался, чувствуя себя в опасности.
Что же касается до обыденной жизненной практики, то, кроме профессоров, читающих с кафедры лекции государственного права, да школьников, обязанных слушать эти лекций, вряд ли кто-нибудь
думает о той высшей правде, осуществлением которой служит
государство и служению которой должна быть всецело посвящена жизнь обывателей.
Сказать, что они это делают из убеждения, как это обыкновенно говорят и они сами повторяют, — из убеждения в необходимости поддержания государственного устройства, было бы несправедливо, во-первых, потому, что все эти люди едва ли когда-нибудь даже
думали о государственном устройстве и необходимости его; во-вторых, никак не могут они быть убеждены, чтобы то дело, в котором они участвуют, служило бы поддержанию, а не разрушению
государства, а в-третьих, в действительности большинство этих людей, если не все, не только не пожертвуют никогда своим спокойствием и радостью для поддержания
государства, но никогда не пропустят случая воспользоваться для своего спокойствия и радости всем, чем только можно, в ущерб
государству.
Подумай о твоих обязанностях: не
о тех воображаемых обязанностях твоих землевладельца к своему имению, купца к капиталу, императора, министра, чиновника к
государству, а
о тех настоящих твоих обязанностях, которые вытекают из твоего настоящего положения существа, вызванного к жизни и одаренного разумом и любовью.
Вот почему мы
думаем, что не только
о преобразовании
государства по образцу европейских Петр в это время еще не
думал, но даже и мысль «
о краеугольном камне политического могущества России» была для него по крайней мере не главною побудительною причиною путешествия.
— Видишь ли, — заговорил Яков, растирая ладонью бороду по щеке так, что волоса скрипели. — Надо
подумать, поискать такое место,
государство, где спокойно. Где ничего не надо понимать и
думать о чужих делах не надо. Вот!
— Может быть, со временем я полюблю и Петербург, но мы, женщины, так легко предаемся привычкам сердца и так мало
думаем, к сожалению,
о всеобщем просвещении,
о славе
государства! Я люблю Москву. С воспоминанием об ней связана память
о таком счастливом времени! А здесь, здесь всё так холодно, так мертво…
О, это не мое мнение; это мнение здешних жителей. — Говорят, что въехавши раз в петербургскую заставу, люди меняются совершенно.
Нам могут заметить, что предъявляемые нами требования никогда и нигде еще не были выполняемы. Мы это знаем и не хотим указывать русскому обществу какие-нибудь идеалы в современных европейских
государствах. Но мы не
думаем, чтоб этим уничтожалась истина наших слов. Мы ставим мерку: пусть никто не дорос до нее, все-таки по ней можно судить об относительном росте каждого. А по фантастической черте, проведенной г. Жеребцовым в воздухе, ни
о чем нельзя судить.
Они готовы
думать, что литература заправляет историей, что она [изменяет
государства, волнует или укрощает народ,] переделывает даже нравы и характер народный; особенно поэзия, —
о, поэзия, по их мнению, вносит в жизнь новые элементы, творит все из ничего.
Русские народники не понимали значения
государства и не
думали о том, как овладеть властью в
государстве.
Один князь Иван Бельский мог еще быть хорошим наставником и примером добродетели для державного отрока, но Шуйские отняли достойного вельможу у государя и
государства. Стараясь привязать к себе Иоанна исполнением всех его желаний, они постоянно забавляли и тешили царя во дворце шумными играми, в поле — звериною ловлею, воспитывали в нем наклонность к сластолюбию и даже к жестокости, не
думая о последствиях.