Неточные совпадения
— И о рабах — неверно, ложь! — говорил Дьякон, застегивая дрожащими пальцами крючки кафтана. — До Христа — рабов не было, были просто пленники, телесное было
рабство. А со Христа —
духовное началось, да!
И всего более должна быть Россия свободна от ненависти к Германии, от порабощающих чувств злобы и мести, от того отрицания ценного в
духовной культуре врага, которое есть лишь другая форма
рабства.
Революционность, присущая моей природе, есть прежде всего революционность
духовная, есть восстание духа, то есть свободы и смысла, против
рабства и бессмыслицы мира.
У нас в России долгое время было
рабство и варварство, а потом наступил революционно-реакционный хаос, но у нас же, плохих европейцев, нашла себе приют неведомая Европе
духовная жажда, неустанная работа лучших наших людей над вопросом религиозным.
Согласно сему, как грех сатаны был восстание и возношение, так грех человека был падение и унижение: сатана обратился против божества; человек же токмо отвратился от божества, соответственно чему сатана вверг себя в мрачную бездну неугасимого огня и ненасытимого
духовного глада; человек же подвергся лишь работе тления, впав в
рабство материальной натуре, и внутренний благодатный свет божественной жизни обменял на внешний свет вещественного мира.
Здесь становится ясна вся относительность социального неравенства перед фактом
духовного равенства людей, вот почему даже
рабство в век первохристианства не являлось к тому препятствием.
Это есть
духовная победа над
рабством человека, над рабьим сознанием.
Этому
рабству может противостоять только личность с
духовным содержанием.
Прельщение и
рабство коллективизма есть не что иное, как перенесение
духовной общности, коммюнотарности, универсальности с субъекта на объект, объективации или частичных функций человеческой жизни, или всей человеческой жизни.
Тогда
духовное освобождение превращается в новую форму прельщения и
рабства.
Социалистическое движение борется против грубой эксплуатации труда, против экономического
рабства трудящихся, но глубинную,
духовную, метафизическую проблему труда оно не поставило даже.
Рабство у природы, как космическое прельщение, может быть
духовным явлением.
Рабы должны быть освобождены путем социального акта, но они внутри могут остаться рабами, победа над
рабством есть
духовный акт.
Отчуждение, экстериоризация, выбрасывание вовне
духовной природы человека означает
рабство человека.
Рабству человека у общества нужно противопоставлять не разум рационализма или природу, признанную благостной, а дух, свободу духа и личность в своем
духовном качестве не зависящую от общества и природы.
Такова этическая установка вовне, в жизни социальной, этическая же установка в глубину, в отношении к жизни
духовной, требует
духовной свободы от власти собственности над человеческой душой, аскезы в отношении к материальной собственности, преодоления греховной похоти к материальным благам, недопущения себя до
рабства у мира.
Категории «бедного» и «богатого» тут совсем не социальные, а
духовные категории, они означают свободу от материальных благ мира или
рабство у этих благ.
Духовное освобождение от
рабства у похоти пола, унижающей достоинство человека, сублимирование бессознательных половых влечений есть основное требование этики.
Этически цель всегда заключается в преображении связей родовых в связи
духовные и родового материнства, которое может быть источником
рабства, в материнство
духовное.
Духовная жизнь есть освобождение от
рабства, от магической заколдованности человека, от иллюзий сознания и от подавленности бессознательной родовой традицией, от всякого рода табу, мешающих свободному движению.
Великие моменты смирения и послушания легко превращаются в
рабство, лицемерие и
духовную смерть, если их признать единственными водителями жизни.
Через магию электричества восхотел человек достигнуть царства мира сего и достиг
рабства и
духовной смерти.
Духовная буржуазность социализма, его
рабство у социальной материи, его отрицание ценностей, его неспособность подняться над ограниченной целью человеческого благополучия до целей более далеких и высоких, совершенно несомненна и обнаруживается все более и более.
Если в старой России, до революции, церковь была долгое время в
рабстве у самодержавного государства и управлялась деспотически то Победоносцевым, то Григорием Распутиным, если после революционного переворота церковь бессильна справиться с безбожной народной стихией и не может иметь определяющего влияния на судьбу России, то это означает не немощь той Церкви Христовой, которой не одолеют и врата адовы, а немощь церковного народа,
духовное падение народа, слабость веры, утерю религиозной верности.