Неточные совпадения
Вдруг в одном месте я поскользнулся и упал, больно ушибив колено о камень. Я со стоном опустился на землю и стал потирать
больную ногу. Через минуту прибежал Леший и сел рядом со мной. В темноте я его не видел — только ощущал его теплое
дыхание. Когда боль в ноге утихла, я поднялся и пошел в ту сторону, где было не так темно. Не успел я сделать и 10 шагов, как опять поскользнулся, потом еще раз и еще.
Больные — Кирило, пожилой мужик с песочной бородой, и Степа, молодой, безусый парень с серым лицом, — лежали неподвижно, только можно было расслышать неровное, тяжелое
дыханье. Доктор взглянул на Кирилу и покачал головой. Запекшиеся губы, полуоткрытый рот, провалившиеся глубоко глаза — все это было красноречивее слов.
— Но что теперь делает Домна Осиповна? — продолжала
больная, едва переводя
дыхание.
Услышал я тихое, прерывистое
дыхание соседа, клокотавшие вздохи
больного, лежавшего где-то подальше, еще чье-то мирное сопенье и богатырский храп сторожа, вероятно приставленного дежурить у постели опасного
больного, который, может быть, жив, а может быть, уже и умер и лежит здесь так же, как и мы, живые.
Вдруг в нижнем этаже под балконом заиграла скрипка, и запели два нежных женских голоса. Это было что-то знакомое. В романсе, который пели внизу, говорилось о какой-то девушке,
больной воображением, которая слышала ночью в саду таинственные звуки и решила, что это гармония священная, нам, смертным, непонятная… У Коврина захватило
дыхание, и сердце сжалось от грусти, и чудесная, сладкая радость, о которой он давно уже забыл, задрожала в его груди.
Он очнулся ночью. Все было тихо; из соседней большой комнаты слышалось
дыхание спящих
больных. Где-то далеко монотонным, странным голосом разговаривал сам с собою
больной, посаженный на ночь в темную комнату, да сверху, из женского отделения, хриплый контральто пел какую-то дикую песню.
Больной прислушивался к этим звукам. Он чувствовал страшную слабость и разбитость во всех членах; шея его сильно болела.
Тяжелый запах анатомического театра наполнял комнату, где лежал
больной. Его кровать была выдвинута на середину комнаты. Длинные ноги, большое туловище, руки, вытянутые по бокам тела, резко обозначились под одеялом. Глаза были закрыты,
дыхание медленно и тяжело. Мне показалось, что он похудел за одну ночь; лицо его приняло скверный земляной оттенок и было липко и влажно.
— Скучно, — сказал Лаврентий Петрович. И сказал он это таким голосом, как говорят страдающие дети, и закрыл глаза, чтобы скрыть слезы. А в его «дневнике», среди заметок о том, каковы у
больного пульс и
дыхание и сколько раз его слабило, появилась новая отметка: «
Больной жалуется на скуку».
К одиннадцати часам замирали и эти последние отголоски минувшего дня, и звонкая, словно стеклянная, тишина, чутко сторожившая каждый легкий звук, передавала из палаты в палату сонное
дыхание выздоравливающих, кашель и слабые стоны тяжелых
больных.
Звонкая тишина подхватывала их рыдания и вздохи и разносила по палатам, смешивая их с здоровым храпом сиделок, утомленных за день, со стонами и кашлем тяжелых
больных и легким
дыханием выздоравливающих.
Передо мною встает полутемная палата во время вечернего обхода; мы стоим с стетоскопами в руках вокруг ассистента, который демонстрирует нам на
больном амфорическое
дыхание.
Я был однажды приглашен к одной старой девушке лет под пятьдесят, владетельнице небольшого дома на Петербургской стороне; она жила в трех маленьких, низких комнатах, уставленных киотами с лампадками, вместе со своей подругой детства, такою же желтою и худою, как она.
Больная, на вид очень нервная и истеричная, жаловалась на сердцебиение и боли в груди; днем, часов около пяти, у нее являлось сильное стеснение
дыхания и как будто затрудненное глотание.
Турецкий знахарь, ходжа, назначает
больному лечение, обвешивает его амулетами и под конец дует на него; в последнем вся суть: хорошо излечивать людей способен только ходжа «с хорошим
дыханием».
Есть, правда, истинно интеллигентные
больные, которым не нужно полушарлатанское «хорошее
дыхание», которым более дороги талант и знание, не желающие скрывать голой правды.
— Я взяла ее сзади и посадила ее в кресла. Она была холодная как лед, или лучше тебе сказать, что ее совсем не было, только это бедное,
больное сердце ее так билось, что на груди как мышонок ворочался под блузой, а
дыханья нет.
Финкель нахмурился, задержал
дыхание и стал рассматривать
больной зуб.
Разговаривая с
больным Герасимом, доктор взглянул на листок, где записывалась температура, и, почувствовав новый прилив ненависти, сдержал
дыхание, чтобы не говорить, но не выдержал и спросил грубо и задыхаясь...
В это время в той камере, где был
больной старик, среди темноты, чуть освещаемой коптящей лампой, среди сонных ночных звуков
дыханья, ворчанья, кряхтенья, храпа, кашля, происходило величайшее в мире дело.