— То-то вот и есть, — заключала спор последняя, — и без того не сладко на каторге жить, а ты еще словно
дятел долбишь: повинуйтесь да повинуйтесь!
Весь берег был залит народом, который толпился главным образом около караванной конторы и магазинов, где торопливо шла нагрузка барок; тысячи четыре бурлаков, как живой муравейник, облепили все кругом, и в воздухе висел глухой гул человеческих голосов, резкий лязг нагружаемого железа, удары топора, рубившего дерево, визг пил я глухое постукивание рабочих, конопативших уже готовые барки, точно тысячи
дятлов долбили сырое, крепкое дерево.
Неточные совпадения
А Тагильский, усаживаясь,
долбил, как
дятел...
Находя в этих звуках сходство с отвратительным криком грызущихся кошек, народ называет иволгу дикою кошкой] стонут рябые кукушки, постукивают,
долбя деревья, разноперые
дятлы, трубят желны, трещат сойки; свиристели, лесные жаворонки, дубоноски и все многочисленное крылатое, мелкое певчее племя наполняет воздух разными голосами и оживляет тишину лесов; на сучьях и в дуплах дерев птицы вьют свои гнезда, кладут яйца и выводят детей; для той же цели поселяются в дуплах куницы и белки, враждебные птицам, и шумные рои диких пчел.
Он знает, что дома пищат его замурзанные, рахитические дети, и он бессмысленно, как
дятел, выпуча глаза,
долбит одно слово: «Присяга!» Все, что есть талантливого, способного, — спивается.
А в Петербурге вы найдете — меня. Сижу я здесь, как
дятел на сосновом суку, и с утра до вечера все
долблю: не нужно бредней! не нужно! бредней! бредней! бредней! Приезжайте и будем вместе
долбить — поваднее!
Ужасно, какое множество нынче этих
дятлов развелось. Шляются, слюною брызжут, очами грозят,
долбят да друг на друга посматривают: кто кого передолбит?
Центром этой группы был Неуважай-Корыто. Это был сухой и длинный человек, с длинными руками и длинным же носом. Мне показалось, что передо мною стоит громадных размеров
дятел, который
долбит носом в дерево и постепенно приходит в деревянный экстаз от звуков собственного долбления."Да, этот человек, если примется снимать пенки, он сделает это… чисто!"думалось мне, покуда я разглядывал его.
Пахнет горьковатым ароматом осиновых губок, обдает каким-то влажным теплом; где-то немолчно
долбит пестрый
дятел, неистово вскрикивает черная роньжа, мелькает шустрая белка.
— Нет… так… уж очень надоело… Все одно и то же
долбят…
дятлы.
Зима. Поздняя ночь. Я сижу на казенном клеенчатом диване в телеграфной комнате захолустной пограничной станции. Мне дремлется. Тихо, точно в лесу. Я слышу, как шумит кровь у меня в ушах, а четкое постукивание аппарата напоминает мне о невидимом
дятле, который где-то высоко надо мною упорно
долбит сосновый ствол.