Неточные совпадения
Старшина высказывал какие-то соображения, что всё дело в экспертизе. Петр Герасимович что-то шутил с приказчиком-евреем, и они о чем-то захохотали. Нехлюдов односложно
отвечал на обращенные к нему вопросы и желал только одного — чтобы его оставили в покое.
— А что вам за дело до полиции? —
ответил еврей с неудовольствием. — Зачем вам беспокоить полицию такими пустяками? Здесь не такая сторона, чтобы чуть что не так, и сейчас звать полицию…
— Русские
евреи, —
ответил спрошенный. — Они основали колонию около Дэбльтоуна…
Еврей сказал, что больной слаб, и графиня его не утруждала; она спросила его только: «Видите, что вы погибли…» Он
отвечал: «Погиб».
— На современность нам смотреть нечего, —
отвечал другой: — мы живем вне современности, но
евреи прескверные строители, а наши инженеры и без того гадко строят. А вот война… военное дело тоже убыточно, и чем нам лить на полях битвы русскую кровь, гораздо бы лучше поливать землю кровью жидовскою.
— Теперь могу-с, —
отвечает: —
евреи в действительности не по природе падают, а делают один обегдот, чтобы службы обежать.
— Ну, —
ответила Бася своим спокойно-уверенным голосом. — Мы,
евреи, всегда боимся бога… Разве я что знаю? Разве я что хочу?.. Я знаю только одно: Фруму нельзя отдать за первого встречного… А это такая партия, такая партия… Это, верно, нам послал бог…
— Я не
еврей, —
ответил я по-русски. Фроим промолчал. Черные глаза смотрели на него в упор.
О происшествии заговорили в городе. Дело «дошло до губернатора». Полицмейстер вызывал надзирателя Стыпуло. Стыпуло после этого уверял недавних товарищей, что он выставил
евреев единственными виновниками свалки. Скоро откуда-то возник слух, будто побоище произошло между «
евреями и христианами» из-за того, что якобы над крестом после водосвятия
евреи произвели грязное кощунство. Стыпуло, когда его об этом спрашивали, давал показания противоречивые. Когда спрашивали
евреи, он
отвечал...
Что же
ответил Бава? Он говорит: «Все от бога. Если так захотел царь, что же я, бедный
еврей, могу сделать…»
Но перед Левиным встает, как сам он чувствует, «опасный» вопрос: «Ну, а
евреи, магометане, конфуцианцы, буддисты, что же они такое?» Левин
отвечает: «Вопроса о других верованиях и их отношениях к божеству я не имею права и возможности решить». Кто же тогда дал ему право решать вопрос о христианских верованиях, — решать, что именно моральное содержание христианства единственно дает людям силу жизни?
— Что ж, нарядим сейчас послание к
евреям, —
отвечал Форов, вручая работнице графин и деньги.
— Вот, вот на горе, меж лесом, —
отвечал еврей; но, заметив, что на лице его спутника набегало неудовольствие обманутого ожидания, он прибавил со смущением: — Азе на вас трудно угодить, господин! Вам, мозет быть, хотелось бы Иерусалима!.. Зацем зе вы не зили во времена Соломона? А мозет статься, вам хоцется Кролевца, Липецка или еще цего?
— Привез нарочный из вашей экономии, —
отвечал слуга, — а туда доставил
еврей, отдал письмо и ускакал, не сказав от кого.
Еврей выгадывал недоброе из этих угроз. Зная, однако ж, что показать страх — напроситься на беду,
отвечал с твердостью...
— Мне нечего было
отвечать, тем более, что я знал, что в это самое время христиане не только не подставляли щеки, но били
евреев по подставленной щеке.