Неточные совпадения
"И не осталось от
той бригадировой сладкой утехи даже ни
единого лоскута. В одно мгновение ока разнесли ее приблудные голодные псы".
«Ну-ка, пустить одних детей, чтоб они сами приобрели, сделали посуду, подоили молоко и т. д. Стали бы они шалить? Они бы с голоду померли. Ну-ка, пустите нас с нашими страстями, мыслями, без понятия о
едином Боге и Творце! Или без понятия
того, что есть добро, без объяснения зла нравственного».
Когда бы жизнь домашним кругом
Я ограничить захотел;
Когда б мне быть отцом, супругом
Приятный жребий повелел;
Когда б семейственной картиной
Пленился я хоть миг
единой, —
То, верно б, кроме вас одной,
Невесты не искал иной.
Скажу без блесток мадригальных:
Нашед мой прежний идеал,
Я, верно б, вас одну избрал
В подруги дней моих печальных,
Всего прекрасного в залог,
И был бы счастлив… сколько мог!
Взял он его про запас, на торжественный случай, чтобы, если случится великая минута и будет всем предстоять дело, достойное на передачу потомкам,
то чтобы всякому, до
единого, козаку досталось выпить заповедного вина, чтобы в великую минуту великое бы и чувство овладело человеком.
В подобных случаях водилось у запорожцев гнаться в
ту ж минуту за похитителями, стараясь настигнуть их на дороге, потому что пленные как раз могли очутиться на базарах Малой Азии, в Смирне, на Критском острове, и бог знает в каких местах не показались бы чубатые запорожские головы. Вот отчего собрались запорожцы. Все до
единого стояли они в шапках, потому что пришли не с
тем, чтобы слушать по начальству атаманский приказ, но совещаться, как ровные между собою.
Наполеонами и так далее, все до
единого были преступниками, уже
тем одним, что, давая новый закон,
тем самым нарушали древний, свято чтимый обществом и от отцов перешедший, и, уж конечно, не останавливались и перед кровью, если только кровь (иногда совсем невинная и доблестно пролитая за древний закон) могла им помочь.
Скорби, скорби искал я на дне его, скорби и слез, и вкусил и обрел; а пожалеет нас
тот, кто всех пожалел и кто всех и вся понимал, он
единый, он и судия.
Придерживая свой засаленный шлафрок двумя пальцами на желудке и покуривая трубочку, он с наслаждением слушал Базарова, и чем больше злости было в его выходках,
тем добродушнее хохотал, выказывая все свои черные зубы до
единого, его осчастливленный отец.
Есть поверье, будто волшебными средствами можно получить неразменный рубль, т. е. такой рубль, который, сколько раз его ни выдавай, он все-таки опять является целым в кармане. Но для
того, чтобы добыть такой рубль, нужно претерпеть большие страхи. Всех их я не помню, но знаю, что, между прочим, надо взять черную без
единой отметины кошку и нести ее продавать рождественскою ночью на перекресток четырех дорог, из которых притом одна непременно должна вести к кладбищу.
Обнаженное лицо его совершенно утратило черту, придававшую ему сходство со множеством
тех суздальских лиц, которые, сливаясь в
единое лицо, создают образ неискоренимого, данного навсегда русского человека.
В шмелином, озабоченном жужжании его чувствовалась твердая вера человека в
то, что он исполняет трудную обязанность проповедника
единой несокрушимой истины и что каждое его слово — ценнейший подарок людям.
Холодная
тьма сжала людей в
единое, чудовищное целое, оно волнообразно покачивалось, прогибая землю своей тяжестью.
Что ни
единой он обиды,
С
тех пор как жив, не забывал,
Что далеко преступны виды
Старик надменный простирал...
Ну пусть эти случаи даже слишком редки; все равно, главным правилом будет у меня — не рисковать ничем, и второе — непременно в день хоть сколько-нибудь нажить сверх минимума, истраченного на мое содержание, для
того чтобы ни
единого дня не прерывалось накопление.
К
тому же и не находил ничего в обществе людей, как ни старался, а я старался; по крайней мере все мои однолетки, все мои товарищи, все до одного, оказывались ниже меня мыслями; я не помню ни
единого исключения.
Кроме
того, есть характеры, так сказать, слишком уж обшарканные горем, долго всю жизнь терпевшие, претерпевшие чрезвычайно много и большого горя, и постоянного по мелочам и которых ничем уже не удивишь, никакими внезапными катастрофами и, главное, которые даже перед гробом любимейшего существа не забудут ни
единого из столь дорого доставшихся правил искательного обхождения с людьми.
— N'est-ce pas? [Не правда ли? (франц.)] Cher enfant, истинное остроумие исчезает, чем дальше,
тем пуще. Eh, mais… C'est moi qui connaît les femmes! [А между
тем… Я-то знаю женщин! (франц.)] Поверь, жизнь всякой женщины, что бы она там ни проповедовала, это — вечное искание, кому бы подчиниться… так сказать, жажда подчиниться. И заметь себе — без
единого исключения.
Веришь ли, никогда этого у меня ни с какой не бывало, ни с
единою женщиной, чтобы в этакую минуту я на нее глядел с ненавистью, — и вот крест кладу: я на эту глядел тогда секунды три или пять со страшною ненавистью, — с
тою самою ненавистью, от которой до любви, до безумнейшей любви — один волосок!
А главное, главное, меня смущает и выводит из себя все
та же мысль, что изо всей массы фактов, нагроможденных обвинением на подсудимого, нет ни
единого, хоть сколько-нибудь точного и неотразимого, а что гибнет несчастный единственно по совокупности этих фактов.
Ровно восемь веков назад как мы взяли от него
то, что ты с негодованием отверг,
тот последний дар, который он предлагал тебе, показав тебе все царства земные: мы взяли от него Рим и меч кесаря и объявили лишь себя царями земными, царями
едиными, хотя и доныне не успели еще привести наше дело к полному окончанию.
Правда, — усмехнулся старец, — теперь общество христианское пока еще само не готово и стоит лишь на семи праведниках; но так как они не оскудевают,
то и пребывает все же незыблемо, в ожидании своего полного преображения из общества как союза почти еще языческого во
единую вселенскую и владычествующую церковь.
— А, это «
единый безгрешный» и его кровь! Нет, не забыл о нем и удивлялся, напротив, все время, как ты его долго не выводишь, ибо обыкновенно в спорах все ваши его выставляют прежде всего. Знаешь, Алеша, ты не смейся, я когда-то сочинил поэму, с год назад. Если можешь потерять со мной еще минут десять,
то я б ее тебе рассказал?
Она начала рассказывать, она все рассказала, весь этот эпизод, поведанный Митей Алеше, и «земной поклон», и причины, и про отца своего, и появление свое у Мити, и ни словом, ни
единым намеком не упомянула о
том, что Митя, чрез сестру ее, сам предложил «прислать к нему Катерину Ивановну за деньгами».
— О нет, не написал, — засмеялся Иван, — и никогда в жизни я не сочинил даже двух стихов. Но я поэму эту выдумал и запомнил. С жаром выдумал. Ты будешь первый мой читатель,
то есть слушатель. Зачем в самом деле автору терять хоть
единого слушателя, — усмехнулся Иван. — Рассказывать или нет?
Многие из «высших» даже лиц и даже из ученейших, мало
того, некоторые из вольнодумных даже лиц, приходившие или по любопытству, или по иному поводу, входя в келью со всеми или получая свидание наедине, ставили себе в первейшую обязанность, все до
единого, глубочайшую почтительность и деликатность во все время свидания,
тем более что здесь денег не полагалось, а была лишь любовь и милость с одной стороны, а с другой — покаяние и жажда разрешить какой-нибудь трудный вопрос души или трудный момент в жизни собственного сердца.
Кто знает, может быть, этот проклятый старик, столь упорно и столь по-своему любящий человечество, существует и теперь в виде целого сонма многих таковых
единых стариков и не случайно вовсе, а существует как согласие, как тайный союз, давно уже устроенный для хранения тайны, для хранения ее от несчастных и малосильных людей, с
тем чтобы сделать их счастливыми.
— А все чрез эту самую Чермашню-с. Помилосердуйте! Собираетесь в Москву и на все просьбы родителя ехать в Чермашню отказались-с! И по одному только глупому моему слову вдруг согласились-с! И на что вам было тогда соглашаться на эту Чермашню? Коли не в Москву, а поехали в Чермашню без причины, по
единому моему слову,
то, стало быть, чего-либо от меня ожидали.
Прокурор не позволил себе ни
единого дальнейшего вопроса на эту
тему.
Я думаю даже, что и все дамы, все до
единой, с таким нетерпением жаждавшие оправдания интересного подсудимого, были в
то же время совершенно уверены в полной его виновности.
— Как уж известно вам, от
единого страху-с. Ибо в таком был тогда положении, что, в страхе сотрясаясь, всех подозревал. Вас тоже положил испытать-с, ибо если и вы, думаю,
того же самого желаете, что и братец ваш,
то и конец тогда всякому этому делу, а сам пропаду заодно, как муха.
С утра погода была удивительно тихая. Весь день в воздухе стояла сухая мгла, которая после полудня начала быстро сгущаться. Солнце из белого стало желтым, потом оранжевым и, наконец, красным; в таком виде оно и скрылось за горизонтом. Я заметил, что сумерки были короткие: как-то скоро спустилась ночная
тьма. Море совершенно успокоилось, нигде не было слышно ни
единого всплеска. Казалось, будто оно погрузилось в сон.
После полудня ветер стих окончательно. На небе не было ни
единого облачка, яркие солнечные лучи отражались от снега, и от этого день казался еще светлее. Хвойные деревья оделись в зимний наряд, отяжелевшие от снега ветви пригнулись к земле. Кругом было тихо, безмолвно. Казалось, будто природа находилась в
том дремотном состоянии, которое, как реакция, всегда наступает после пережитых треволнений.
Судьи, надеявшиеся на его благодарность, не удостоились получить от него ни
единого приветливого слова. Он в
тот же день отправился в Покровское. Дубровский между
тем лежал в постеле; уездный лекарь, по счастию не совершенный невежда, успел пустить ему кровь, приставить пиявки и шпанские мухи. К вечеру ему стало легче, больной пришел в память. На другой день повезли его в Кистеневку, почти уже ему не принадлежащую.
Из коего дела видно: означенный генерал-аншеф Троекуров прошлого 18… года июня 9 дня взошел в сей суд с прошением в
том, что покойный его отец, коллежский асессор и кавалер Петр Ефимов сын Троекуров в 17… году августа 14 дня, служивший в
то время в ** наместническом правлении провинциальным секретарем, купил из дворян у канцеляриста Фадея Егорова сына Спицына имение, состоящее ** округи в помянутом сельце Кистеневке (которое селение тогда по ** ревизии называлось Кистеневскими выселками), всего значащихся по 4-й ревизии мужеска пола ** душ со всем их крестьянским имуществом, усадьбою, с пашенною и непашенною землею, лесами, сенными покосы, рыбными ловли по речке, называемой Кистеневке, и со всеми принадлежащими к оному имению угодьями и господским деревянным домом, и словом все без остатка, что ему после отца его, из дворян урядника Егора Терентьева сына Спицына по наследству досталось и во владении его было, не оставляя из людей ни единыя души, а из земли ни
единого четверика, ценою за 2500 р., на что и купчая в
тот же день в ** палате суда и расправы совершена, и отец его тогда же августа в 26-й день ** земским судом введен был во владение и учинен за него отказ.
«Господи, какая невыносимая тоска! Слабость ли это или мое законное право? Неужели мне считать жизнь оконченною, неужели всю готовность труда, всю необходимость обнаружения держать под спудом, пока потребности заглохнут, и тогда начать пустую жизнь? Можно было бы жить с
единой целью внутреннего образования, но середь кабинетных занятий является
та же ужасная тоска. Я должен обнаруживаться, — ну, пожалуй, по
той же необходимости, по которой пищит сверчок… и еще годы надобно таскать эту тяжесть!»
Вахрушка через прислугу, конечно, знал, что у Галактиона в дому «неладно» и что Серафима Харитоновна пьет запоем, и по-своему жалел его. Этакому-то человеку жить бы да жить надо, а тут дома, как в нетопленой печи. Ах, нехорошо! Вот ежели бы Харитина Харитоновна, так
та бы повернула все
единым духом. Хороша бабочка, всем взяла, а тоже живет ни к шубе рукав. Дальше Вахрушка угнетенно вздыхал и отмахивался рукой, точно отгонял муху.
Приезжал дядя Яков с гитарой, привозил с собою кривого и лысого часовых дел мастера, в длинном черном сюртуке, тихонького, похожего на монаха. Он всегда садился в угол, наклонял голову набок и улыбался, странно поддерживая ее пальцем, воткнутым в бритый раздвоенный подбородок. Был он темненький, его
единый глаз смотрел на всех как-то особенно пристально; говорил этот человек мало и часто повторял одни и
те же слова...
Наука ничего не знает о
том едином разуме, который в силах был бы отрицать чудесное.
Тут уже, вся трудность состоит в
том, чтоб их разглядеть, перебить же всех до
единого, ничего не стоит, ибо они ни за что с дерева не слетят.
Судия же пред светом и пред поставившим его судиею да оправдится
едиными делами [Г. Дикинсон, имевший участие в бывшей в Америке перемене и
тем прославившийся, будучи после в Пенсильвании президентом, не возгнушался сражаться с наступавшими на него.
Неравенством лет нарушается
единый из первейших законов природы;
то может ли положительной закон быть тверд, если основания не имеет в естественности?
Познанием чуждого языка становимся мы гражданами
тоя области, где он употребляется, собеседуем с жившими за многие тысячи веков, усвояем их понятия; и всех народов и всех веков изобретения и мысли сочетоваем и приводим в
единую связь.
Если благоговение,
то возможно человека возбудить на почитание соделателей его бедствий: чудо, возможное
единому суеверию.
Единое в
том тебе утешение да будет, воспоминая, что и сын сына твоего возлюбит отца до совершенного только возраста.
Я зрел пред собою
единого знаменитого по словесам военачальника, коего я отличными почтил знаками моего благоволения; я зрел ныне ясно, что все его отличное достоинство состояло в
том только, что он пособием был в насыщении сладострастия своего начальника; и на оказание мужества не было ему даже случая, ибо он издали не видал неприятеля.
Но у Епанчиных, как-то у всех до
единого, составилось понятие, что он, по простоте своей, ни за что не в состоянии сам догадаться о
том, что за него так беспокоятся.
Но на
едином праве не сохранят, и за сим последует конь бледный и
тот, коему имя Смерть, а за ним уже ад…
Паншин между
тем продолжал поддерживать разговор. Он навел речь на выгоды сахароварства, о котором недавно прочел две французские брошюрки, и с спокойной скромностью принялся излагать их содержание, не упоминая, впрочем, о них ни
единым словом.
— Господа, пожалуйте! — приглашал Акинфий Назарыч. — Сухая ложка рот дерет… Вкусим по
единой, аще же не претит,
то и по другой.
С пьяными людьми часто случается, что, идучи домой,
единым Божиим милосердием хранимы, в одном каком-нибудь расположении духа они помнят, откуда они идут, а взявшись за ручку двери, неожиданно впадают в совершенно другое настроение или вовсе теряют понятие о всем, что было с ними прежде, чем они оперлись на знакомую дверную ручку. С трезвыми людьми происходит тоже что-то вроде этого. До двери идет один человек, а в дверь ни с
того ни с сего войдет другой.