На это письмо Маццини отвечал несколькими дружескими строками, в которых, не касаясь сущности, говорил о необходимости соединения всех сил в одно
единое действие, грустил о разномыслии их и проч.
Неточные совпадения
Разум тут цепенеет, рассудок без
действия ослабевает, воображение теряет свое крылие;
единая память бдит и острится и все излучины и отверстия свои наполняет образами неизвестных доселе звуков.
Площадь Куба. Шестьдесят шесть мощных концентрических кругов: трибуны. И шестьдесят шесть рядов: тихие светильники лиц, глаза, отражающие сияние небес — или, может быть, сияние
Единого Государства. Алые, как кровь, цветы — губы женщин. Нежные гирлянды детских лиц — в первых рядах, близко к месту
действия. Углубленная, строгая, готическая тишина.
Сии округи, заключая в средоточии своем столицу Губернии, которая управляет их политическими
действиями, представляет образ различных семейств под начальством
единого, главного, и Государев Наместник имел благословенную власть отца [Сия благодетельная должность есть ныне должность Губернаторов.].
У Юма она имела субъективно-человеческое значение — «быть для человека», у Беркли получила истолкование как
действие Божества в человеческом сознании; у Гегеля она была транспонирована уже на язык божественного бытия: мышление мышления — само абсолютное,
единое в бытии и сознании [К этим общим аргументам следует присоединить и то еще соображение, что если религия есть низшая ступень философского сознания, то она отменяется упраздняется за ненадобностью после высшего ее достижения, и только непоследовательность позволяет Гегелю удерживать религию, соответствующую «представлению», в самостоятельном ее значении, рядом с философией, соответствующей «понятию».
Божество в Его внутрибожественной жизни остается трансцендентным для твари, однако
действия Божества, Его откровения, божественная сила, изливающаяся в творении, есть то же Божество,
единое, неделимое, присносущее.
Однако основы всего того, что Бог создал в себе самом, т. е. Отец в Сыне, составляют в Нем нераздельно
единое; они не позволяют определения своеобразных составных частей своеобразными различиями или случайными определениями, ибо они допускают их только в
действиях, а не в себе самих.
Парменид учит нас, что есть только бытие, небытия же вовсе не существует; правда, он имел при этом в виду свое неподвижное, абсолютное
Единое, субстанцию мира, которой только и принадлежит бытие, вне же ее ничего нет. В применении к такому понятию абсолютного, очевидно, не имеет никакого значения идея небытия. Однако не так просто обстоит это в применении к
действию Абсолютного, к творческому акту, которым оно вызывает к существованию несуществовавшее доселе, т. е. небытие, творит из ничего.