Неточные совпадения
А сама-то весь-то день сегодня моет, чистит, чинит, корыто сама, с своею слабенькою-то силой, в комнату втащила, запыхалась, так и упала на постель; а то мы в ряды еще с ней утром ходили, башмачки Полечке и
Лене купить, потому
у них все развалились, только
у нас денег-то и недостало по расчету, очень много недостало, а она такие миленькие ботиночки выбрала, потому
у ней вкус
есть, вы не знаете…
Сегодня я проехал мимо полыньи: несмотря на лютый мороз, вода не мерзнет, и облако черного пара, как дым, клубится над ней. Лошади храпят и пятятся. Ямщик франт попался, в дохе, в шапке с кистью, и везет плохо. Лицо
у него нерусское. Вообще здесь смесь в народе. Жители по
Лене состоят и из крестьян, и из сосланных на поселение из разных наций и сословий; между ними
есть и жиды, и поляки,
есть и из якутов. Жидов здесь любят: они торгуют, дают движение краю.
— Да ведь он
у вас
был не один десяток раз, и все-таки из этого ничего не вышло, а теперь он передал все дело мне и требует, чтобы все
было кончено немедленно. Понимаете, Игнатий Львович: не-мед-лен-но… Кажется, уж
будет бобы-то разводить. Да Привалова и в городе нет совсем, он уехал на мельницу.
Тетка покойного деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев
будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки
были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши
у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик, на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись, на то и создан
был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой
лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями на шитый золотом кунтуш.
Младшая опять радостно поклонилась мне, но, когда
Лена повернулась ко мне с приветливым поклоном, мне показалось, что лицо
у нее сильно изменилось: она стала еще красивее с отрастающими волнистыми волосами, черты
были те же, но в них появилось что-то новое, как будто она стала взрослее и серьезнее.
— Ну-с, а теперь
будем продолжать наше исследование. Так вы говорите, что
лен… как же его
у вас обработывают? Вот в Бельгии, в Голландии кружева делают…
Любопытные барышни
прильнули к окну и имели удовольствие наблюдать, как из дормеза,
у которого фордэк
был поднят и закрыт наглухо, показался высокий молодой человек в ботфортах и в соломенной шляпе. Он осторожно запер за собой дверь экипажа и остановился
у подъезда, поджидая, пока из других экипажей выскакивали какие-то странные субъекты в охотничьих и шведских куртках, в макинтошах и просто в блузах.
Доброму согласию супругов много содействовало то, что
у Ардальона Семеныча
были такие сочные губы, что, бывало, Софья Михайловна
прильнет к ним и оторваться не может. Сверх того,
у него
были упругие ляжки, на которых она любила присесть. Сама она
была вся мягкая. Оба любили оставаться наедине, и она вовсе не
была в претензии, когда он, взяв ее на руки, носил по комнатам и потом бросал ее на диван.
Но, к удивлению ее, эти действительные и уже несомненные знаменитости
были тише воды, ниже травы, а иные из них просто
льнули ко всему этому новому сброду и позорно
у него заискивали.
Лена беспомощно откинулась на подушку. Она
была глубоко оскорблена и обижена, и ей хотелось плакать. Она еще не сознавала ясно, что
у нее так болит и какие опустошения произошли в стройном мире ее фантазий. Ей казалось только, что она оскорблена за отца, за дядю, за фамильярность, с какой ямщик отзывался о спящем, наконец за ту возмутительную ложь, на которой она его поймала…
Перед эмансипацией
у него
было какое-то бурное столкновение с крестьянами, сущности которого
Лена не знала, и администрация прибегала к практиковавшемуся тогда выселению из имения до окончания выкупа.
Волосы
у ней
были тоже совсем как
лен белые.
А
у молодых из-под них кудри, как
лен светлые. Север. И во всем север, дикий север дикого серого моря. Я удивляюсь, почему
у Шекспира при короле не
было шута? Ведь
был же шут — «бедный Йорик». Нужен и живой такой же Йорик. Может
быть, и арапчик, вывезенный из дальних стран вместе с добычей, и обезьяна в клетке. Опять флейта? Дудка, а не флейта! Дудками и барабанами встречают Фортинбраса.
Подгоняемый своей догадкой, он через несколько секунд
был в подвале, бесшумно, как мышонок, подкрался к щели в двери и вновь
прильнул к ней. Дед
был ещё жив, — хрипел… тело его валялось на полу
у ног двух чёрных фигур.
Человек назвал хозяев и дядю Петра людями и этим как бы отделил себя от них. Сел он не близко к столу, потом ещё отодвинулся в сторону от кузнеца и оглянулся вокруг, медленно двигая тонкой, сухой шеей. На голове
у него, немного выше лба, над правым глазом,
была большая шишка, маленькое острое ухо плотно
прильнуло к черепу, точно желая спрятаться в короткой бахроме седых волос. Он
был серый, какой-то пыльный. Евсей незаметно старался рассмотреть под очками глаза, но не мог, и это тревожило его.
В деревнях по-прежнему мяли
лен, дороги оставались непроезжими, и на приемах
у меня бывало не больше пяти человек. Вечера
были совершенно свободны, и я посвящал их разбору библиотеки, чтению учебников по хирургии и долгим одиноким чаепитиям
у тихо поющего самовара.
Я представил себе гибкую женщину, спящую
у него на руках,
прильнув головой к широкой груди, — это
было красиво и еще более убедило меня в правде его рассказа. Наконец, его печальный и мягкий тон при воспоминании о «купчихе» — тон исключительный. Истинный босяк никогда не говорит таким тоном ни о женщинах, ни о чем другом — он любит показать, что для него на земле нет такой вещи, которую он не посмел бы обругать.
Певец-станочник
пел об усилившемся морозе, о том, что
Лена стреляет, что лошади забились под утесы, что в камине горит яркий огонь, что они, очередные ямщики, собрались в числе десяти человек, что шестерка коней стоит
у коновязей, что Ат-Даван ждет Арабын-тойона, что с севера, от великого города, надвигается гроза и Ат-Даван содрогается и трепещет…
Шервинский.
Лена! Клянусь памятью покойной мамы, а также и папы —
у нас ничего не
было. Я ведь сирота.
Но писать мне на этот раз не приходилось: почта пробежала вчера, проезжающих не
было, и до следующей почты
у титаринцев времени
было слишком много, чтобы испытать наше терпение. Оставалось сидеть в избе, бродить с тоской по берегу
Лены и ждать счастливого случая.
У старика
было доброе лицо, и он так благосклонно глядел, а
быть может, еще и до сих пор глядит на проезжающих со стен всех станций, на протяжении всей
Лены.
Зубы
у девок,
у баб разгорелись.
Лен, и полотна, и пряжу несут.
«Стойте, не вдруг! белены вы объелись?
Тише!
поспеете!..» Так вот и рвут!
Зорок торгаш, а то просто беда бы!
Затормошили старинушку бабы,
Клянчат, ласкаются, только держись:
— Цвет ты наш маков,
Дядюшка Яков,
Не дорожись! —
«Меньше нельзя, разрази мою душу!
Хочешь бери, а не хочешь — прощай...
Вот уже три недели, как больна
Лена. Серьезно больна. После её злополучного падения в пруд
у неё сделалась нервная горячка, и она
была на волоске от смерти. Тася все это время проводила одна. Все
были заняты больной. Только по утрам Марья Васильевна давала уроки девочке и, окончив их, спешила в спальню — помогать Нине Владимировне ухаживать за больной.
Наташа из трех сестер
была младшая, она
была на пять лет моложе меня. Широкое лицо и на нем — большие лучащиеся глаза, детски-ясные и чистые; в них, когда она не смеялась, мне чувствовалась беспомощная печаль и детский страх перед жизнью. Но смеялась она часто, хохотала, как серебряный колокольчик, и тогда весь воздух вокруг нее смеялся. Темные брови и светлая, как
лен, густая коса.
У всех Конопацких
были великолепные волосы и чудесный цвет лица.
Вот перед ним молоденькая девушка с розой в волосах. Эта как будто немножечко похожа на фею… только нет, все-таки не то…
У феи в лесу
были черные волосы, а
у этой белые, как
лен… А вот седая старуха с длинным и как будто чуточку кривым носом. Это уж и подавно не Мая. Разве бывают старые да еще вдобавок кривоносые феи? А вот и девочка с барашком на руках. Не она ли?
Добрый Федор
был тронут слезными просьбами жены своей. Он ласково взглянул на нее, обнял ее, и уста их слились в один долгий, жаркий поцелуй… В ту же минуту она рукою искала его сердца по биению. Вдруг какая-то острая, огненная искра проникла в сердце Федора; он почувствовал и боль, и приятное томление. Катруся припала к его сердцу,
прильнула к нему губами; и между тем, как Федор истаивал в неге какого-то роскошного усыпления, Катруся, ласкаясь, спросила
у него: «Сладко ли так засыпать?»
— Мне, а то кому же ему, сердечному, пожаловаться… Не могу, говорит, Фимушка, отстать от нее, от окаянной… Точно приворот какой
у нее
есть, так и
льнешь к ней, коли захочет… Нет сил устоять-то…
Только
у Охрима не
пели пустых песен и не вели празднословия, а дивчата пряли
лен и волну, а сам Охрим, выставив на стол тарелку меду и тарелку орехов для угощения «во имя Христово», просил за это потчевание позволить ему «поговорить о Христе».
Сидела уныло
Минвана
у древа… душой вдалеке…
И тихо все
было…
Вдруг… к пламенной что-то коснулось щеке;
И что-то шатнуло
Без ветра листы;
И что-то
прильнулоК струнам, невиди́мо слетев с высоты…