Неточные совпадения
Он сел
пить кофе против зеркала и в непонятной глубине его видел свое очень истощенное, бледное лицо, а за плечом своим — большую, широколобую голову, в светлых клочьях волос, похожих на
хлопья кудели; голова низко наклонилась над столом, пухлая красная рука работала вилкой в тарелке, таская в рот куски жареного мяса. Очень противная рука.
Когда Самгин вышел на Красную площадь, на ней
было пустынно, как бывает всегда по праздникам. Небо осело низко над Кремлем и рассыпалось тяжелыми
хлопьями снега. На золотой чалме Ивана Великого снег не держался. У музея торопливо шевырялась стая голубей свинцового цвета. Трудно
было представить, что на этой площади, за час пред текущей минутой, топтались, вторгаясь в Кремль, тысячи рабочих людей, которым, наверное, ничего не известно из истории Кремля, Москвы, России.
Пила и
ела она как бы насилуя себя, почти с отвращением, и
было ясно, что это не игра, не кокетство. Ее тоненькие пальцы даже нож и вилку держали неумело, она брезгливо отщипывала маленькие кусочки хлеба, птичьи глаза ее смотрели на
хлопья мякиша вопросительно, как будто она думала: не горько ли это вещество, не ядовито ли?
В день, когда Клим Самгин пошел к ней, на угрюмый город падал удручающе густой снег; падал быстро, прямо,
хлопья его
были необыкновенно крупны и шуршали, точно клочки мокрой бумаги.
Безветренный снег валил густыми
хлопьями, сквозь его живую вуаль изредка виднелись какие-то светлевшие пятна, и, только наткнувшись на деревянный столб, можно
было удостовериться, что это фонарь для освещения улиц, но он освещал только собственные стекла, залепленные сырым снегом.
За ними ничего не
было видно, только в свете фонаря неслись в неистовой пляске белые
хлопья, а где-то в невидимом ночном просторе слышался непрерывный протяжный шум, свист, гудение.
Матвей выбежал за ворота, а Шакир и рабочие бросились кто куда, влезли на крышу смотреть, где пожар, но зарева не
было и дымом не пахло, город же
был охвачен вихрем тревоги: отовсюду выскакивали люди, бросались друг ко другу, кричали, стремглав бежали куда-то, пропадая в густых
хлопьях весеннего снега.
В трактире Илья сел под окном. Из этого окна — он знал —
было видно часовню, рядом с которой помещалась лавка Полуэктова. Но теперь всё за окном скрывала белая муть. Он пристально смотрел, как
хлопья тихо пролетают мимо окна и ложатся на землю, покрывая пышной ватой следы людей. Сердце его билось торопливо, сильно, но легко. Он сидел и, без дум, ждал, что
будет дальше.
В пролетке не
было фартука, и снег валил на нас
хлопьями, и ветер, особенно на Неве, пронизывал до костей.
Он чувствовал себя худо — со всех сторон его окружала тьма,
было холодно, изо рта в грудь проникал клейкий и горький вкус пива, сердце билось неровно, а в голове кружились, точно тяжёлые
хлопья осеннего снега, милые мысли.
Оно
было ниже земли, в яме, покрытой сверху толстой железной решёткой, сквозь неё падали
хлопья снега и ползли по грязному стеклу.
На дворе
была темь, метель так и злилась, крупными сырыми
хлопьями залепляя глаза.
В ту минуту мне казалось, что я весь занят этими ощущениями. За окном на ветках виднелись
хлопья снега, освещенные желтыми лучами солнца. Золотисто-желтая полоса ярко била в окна и играла на чайнике, который (я знал это) только что принес Маркелыч. Маркелыча сейчас не
было, но я чувствовал его недавнее присутствие и разговор с Титом.
Не
было ни ясного дня, ни освещенных
хлопьев снега за окном.
Закружатся в темной высоте гонимые ветром редкие
хлопья снега и все мимо
будут лететь, не опускаясь на землю, — а уже забелели каменные следы колес, и в каждой ямочке, за каждым бугорком и столбиком сбираются сухие, легкие как пух снежинки.
Погода
была ужасная: ветер выл, мокрый снег падал
хлопьями; фонари светились тускло; улицы
были пусты.
Снег валил по-прежнему
хлопьями; по-прежнему
было мутно, мокро и темно.
Путь
был не близок, вдобавок
была страшная грязь, и мокрый снег валил самыми густыми
хлопьями.
Мокрый снег валил
хлопьями; я раскрылся, мне
было не до него.
Вдруг показалось ей, как будто в комнате стемнело. Обернувшись к окну, она увидела, что небо заслонилось большой серой тучей и мимо окон полетели пушистые снежные
хлопья. Не прошло минуты, из-за снега ничего уже нельзя
было видеть; метель ходила по всему саду, скрывая ближайшие деревья.
Вся шаль, вместе с острою верхушкой торчавшей над нею якутской шапки (бергес),
была обильно усыпана
хлопьями крепкого, плотно смерзшегося инея.
Оказалось, что на нем белья даже порядочного не
было: полинялая ситцевая реденькая рубашонка висела на нем
хлопьями, и больше ничего.
День
был ясный и тихий. Светило солнце, но мороз крепчал. В вышине то и дело сами собой оседали большие
хлопья инея и, колыхаясь, тихо садились на лед. В воздухе
было что-то бодрящее, возбуждающее, веселое, почти опьяняющее. Лед взвизгивал под коньками и порой звонко, переливчато трескался.
Одевшись и напившись чаю, он подошел к окну. Ему захотелось пройтись, чтобы прогнать неотвязчивые игорные воспоминания. Он надел шинель и вышел на улицу. Солнце уже спряталось за белые дома с красными крышами; наступали сумерки.
Было тепло. На грязные улицы тихо падал
хлопьями влажный снег. Ему вдруг стало невыносимо грустно от мысли, что он проспал весь этот день, который уже кончался.
Снегу, казалось, не
будет конца. Белые
хлопья все порхали, густо садясь на ветки талины, на давно побелевшую землю, на нас. Только у самого огня протаяло и
было черно. Весь видимый мир для нас ограничивался этим костром да небольшим клочком острова с выступавшими, точно из тумана, очертаниями кустов… Дальше
была белая стена мелькающего снега.
Я выглянул наружу. Снег продолжал валить
хлопьями, в воздухе белело. За горами занималась уже, вероятно, заря, но сюда, в глубокую теснину, свет чуть-чуть преломился, и темнота становилась молочной. Возок покачивался, ныряя в этом снежном море, и трудно
было бы представить себе, что мы действительно подвигаемся вперед, если бы сквозь мглу не проступали призрачные вершины высокого берегового хребта, тихо уплывавшего назад и развертывавшего перед глазами все новые и новые очертания…
Ночное небо над городом
было черное, и по небу таинственно неслись огромные белые
хлопья облаков, как гигантские белые птицы.
Между тем волосья и
хлопья летели кругом, серебряная куча росла — и боже! чего, чего не
было тут…
Сверху, с печки, с испуганным любопытством глядели головы Авдотьи-работницы и хозяйкиной кошки-фаворитки; кругом
были разбросаны изорванные и разбитые ширмы; раскрытый сундук показывал свою неблагородную внутренность; валялись одеяло и подушка, покрытые
хлопьями из тюфяка, и, наконец, на деревянном трехногом столе заблистала постепенно возраставшая куча серебра и всяких монет.
Однажды мы сидели наверху
С товарищем, витая в думах нежных.
Вдруг горничная. — Весь платок в снегу,
Лицо у ней бледнее
хлопьев снежных.
«Да что ты?» — «Всё пропало!
Быть греху;
Все письма отыскал он в нотах прежних,
Да как пошел, — в столах, в шкапах, в трюмо
И в туфлях даже, глядь, — сидит письмо.
День
был тихий, бессолнечный, с небольшим морозцем. Между прутьями и сучьями кустов держались насевшие на них
хлопья пушистого снега. Эти
хлопья изредка, медленно и тихо, то там, то сям падали с ветвей на землю. Над куполом церкви щебетали галки, а на верхушке березы где-то ворон тихо посылал к кому-то свое короткое: «кррук! кррук!..»
Одним словом, на земле
была оттепель, но небо сквозь темную ночь не видело этого и что
есть силы сыпало на таявшую землю
хлопья нового снега.
В это время опять над тайгой пронесся порыв ветра. Лес зароптал, зашумел, когда ветер ударил с другой стороны, потом налетел сзади и оборвался. И тотчас весь воздух наполнился белесоватой мутью, в которой потонули соседние сопки, земля и все, что
было видно до сих пор. Ветер налетал порывами, и в промежутках между ними слышно
было шуршание снега, большими
хлопьями падающего на землю.
На Трубной площади приятели простились и разошлись. Оставшись один, Васильев быстро зашагал по бульвару. Ему
было страшно потемок, страшно снега, который
хлопьями валил на землю и, казалось, хотел засыпать весь мир; страшно
было фонарных огней, бледно мерцавших сквозь снеговые облака. Душою его овладел безотчетный, малодушный страх. Попадались изредка навстречу прохожие, но он пугливо сторонился от них. Ему казалось, что отовсюду идут и отовсюду глядят на него женщины, только женщины…
Луна, между тем, скрылась за надвинувшуюся на нее тучу, и пушистый снег
хлопьями повалил на землю. Быстро засыпал он спавшего Гритлиха, так что его едва можно
было приметить на земле.
Был конец октября на дворе, в одну ночь выпал частый снег при легком морозце, все утро до полудня сеял он густыми
хлопьями.
Был очень редкий в Петербурге холодный январский вечер 1890 года. За окнами завывал ветер и крутил крупные снежные
хлопья, покрывшие уже с утра весь город белым саваном, несмотря на энергичную за целый день работу дворников.
Луна между тем скрылась за надвинувшеюся на нее тучею, и пушистый снег
хлопьями повалил на землю. Быстро засыпал он спавшего Гритлиха, так что его едва можно
было приметить на земле.