Неточные совпадения
— Не то еще услышите,
Как до утра пробудете:
Отсюда версты три
Есть дьякон… тоже с
голосом…
Так вот они затеяли
По-своему здороваться
На утренней заре.
На башню как подымется
Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли
Жи-вешь, о-тец И-пат?»
Так стекла затрещат!
А тот ему, оттуда-то:
— Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!
Жду вод-ку пить! — «И-ду!..»
«Иду»-то это в воздухе
Час целый откликается…
Такие жеребцы!..
Она тоже не спала всю ночь и всё утро
ждала его. Мать и отец были бесспорно согласны и счастливы ее счастьем. Она
ждала его. Она первая хотела объявить ему свое и его счастье. Она готовилась одна встретить его, и радовалась этой мысли, и робела и стыдилась, и сама не знала, что она сделает. Она слышала его шаги и
голос и
ждала за дверью, пока уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon ушла. Она, не думая, не спрашивая себя, как и что, подошла к нему и сделала то, что она сделала.
Но ласки матери и сына, звуки их
голосов и то, что они говорили, — всё это заставило его изменить намерение. Он покачал головой и, вздохнув, затворил дверь. «
Подожду еще десять минут», сказал он себе, откашливаясь и утирая слезы.
Они поют, и, с небреженьем
Внимая звонкий
голос их,
Ждала Татьяна с нетерпеньем,
Чтоб трепет сердца в ней затих,
Чтобы прошло ланит пыланье.
Но в персях то же трепетанье,
И не проходит жар ланит,
Но ярче, ярче лишь горит…
Так бедный мотылек и блещет,
И бьется радужным крылом,
Плененный школьным шалуном;
Так зайчик в озими трепещет,
Увидя вдруг издалека
В кусты припадшего стрелка.
Проходя канцелярию, Раскольников заметил, что многие на него пристально посмотрели. В прихожей, в толпе, он успел разглядеть обоих дворников из того дома, которых он подзывал тогда ночью к квартальному. Они стояли и чего-то
ждали. Но только что он вышел на лестницу, вдруг услышал за собой опять
голос Порфирия Петровича. Обернувшись, он увидел, что тот догонял его, весь запыхавшись.
— Поздравь меня, — воскликнул вдруг Базаров, — сегодня 22 июня, день моего ангела. Посмотрим, как-то он обо мне печется. Сегодня меня дома
ждут, — прибавил он, понизив
голос… — Ну,
подождут, что за важность!
— Он очень милый старик, даже либерал, но — глуп, — говорила она, подтягивая гримасами веки, обнажавшие пустоту глаз. — Он говорит: мы не торопимся, потому что хотим сделать все как можно лучше; мы терпеливо
ждем, когда подрастут люди, которым можно дать
голос в делах управления государством. Но ведь я у него не конституции прошу, а покровительства Императорского музыкального общества для моей школы.
Он видел, что «общественное движение» возрастает; люди как будто готовились к парадному смотру,
ждали, что скоро чей-то зычный
голос позовет их на Красную площадь к монументу бронзовых героев Минина, Пожарского, позовет и с Лобного места грозно спросит всех о символе веры. Все горячее спорили, все чаще ставился вопрос...
Слушать Денисова было скучно, и Клим Иванович Самгин, изнывая, нетерпеливо
ждал чего-то, что остановило бы тугую, тяжелую речь. Дом наполнен был непоколебимой, теплой тишиной, лишь однажды где-то красноречиво прозвучал
голос женщины...
Но она не
ждала, продолжая звучным, сдобным
голосом...
— Нет,
подожди! — продолжал Дмитрий умоляющим
голосом и нелепо разводя руками. — Там — четыре, то есть пять тысяч. Возьми половину, а? Я должен бы отказаться от этих денег в пользу Айно… да, видишь ли, мне хочется за границу, надобно поучиться…
В ее сочном
голосе все время звучали сердитые нотки. Закурив папиросу, она бросила спичку, но в пепельницу не попала и
подождала, когда Самгин, обжигая пальцы, снимет горящую спичку со скатерти.
Она вырвалась; Клим, покачнувшись, сел к роялю, согнулся над клавиатурой, в нем ходили волны сотрясающей дрожи, он
ждал, что упадет в обморок. Лидия была где-то далеко сзади его, он слышал ее возмущенный
голос, стук руки по столу.
Варвара по вечерам редко бывала дома, но если не уходила она — приходили к ней. Самгин не чувствовал себя дома даже в своей рабочей комнате, куда долетали
голоса людей, читавших стихи и прозу. Настоящим, теплым, своим домом он признал комнату Никоновой. Там тоже были некоторые неудобства; смущал очкастый домохозяин, он, точно
поджидая Самгина, торчал на дворе и, встретив его ненавидящим взглядом красных глаз из-под очков, бормотал...
Но ее надорванный
голос всегда тревожил Клима, заставляя
ждать, что эта остроносая женщина скажет какие-то необыкновенные слова, как она это уже делала.
— Просто — до ужаса… А говорят про него, что это — один из крупных большевиков… Вроде полковника у них. Муж сейчас приедет, — его
ждут, я звонила ему, — сказала она ровным, бесцветным
голосом, посмотрев на дверь в приемную мужа и, видимо, размышляя: закрыть дверь или не надо? Небольшого роста, но очень стройная, она казалась высокой, в красивом лице ее было что-то детски неопределенное, синеватые глаза смотрели вопросительно.
—
Подожди, Игорь, — вмешался третий
голос, а четвертый сказал басовито...
— Сегодня — пою! Ой, Клим, страшно! Ты придешь? Ты — речи народу говорил? Это тоже страшно? Это должно быть страшнее, чем петь! Я ног под собою не слышу, выходя на публику, холод в спине, под ложечкой — тоска! Глаза, глаза, глаза, — говорила она, тыкая пальцем в воздух. — Женщины — злые, кажется, что они проклинают меня,
ждут, чтоб я сорвала
голос, запела петухом, — это они потому, что каждый мужчина хочет изнасиловать меня, а им — завидно!
Регент был по плечо Инокову, но значительно шире и плотнее, Клим
ждал, что он схватит Инокова и швырнет за перила, но регент, качаясь на ногах, одной рукой придерживал панаму, а другой толкая Инокова в грудь, кричал звонким
голосом...
Пушки стреляли не часто, не торопясь и, должно быть, в разных концах города. Паузы между выстрелами были тягостнее самих выстрелов, и хотелось, чтоб стреляли чаще, непрерывней, не мучили бы людей, которые
ждут конца. Самгин, уставая, садился к столу, пил чай, неприятно теплый, ходил по комнате, потом снова вставал на дежурство у окна. Как-то вдруг в комнату точно с потолка упала Любаша Сомова, и тревожно, возмущенно зазвучал ее
голос, посыпались путаные слова...
Она надела белое платье, скрыла под кружевами подаренный им браслет, причесалась, как он любит; накануне велела настроить фортепьяно и утром попробовала спеть Casta diva. И
голос так звучен, как не был с дачи. Потом стала
ждать.
Все другие с любопытством
ждали, как начальник позовет Обломова, как холодно и покойно спросит, «он ли это отослал бумагу в Архангельск», и все недоумевали, каким
голосом ответит ему Илья Ильич.
— А тот ушел? Я притворился спящим. Тебя давно не видать, — заговорил Леонтий слабым
голосом, с промежутками. — А я все
ждал — не заглянет ли, думаю. Лицо старого товарища, — продолжал он, глядя близко в глаза Райскому и положив свою руку ему на плечо, — теперь только одно не противно мне…
— Ты
ждешь меня! — произнес он не своим
голосом, глядя на нее с изумлением и страстными до воспаления глазами. — Может ли это быть?
— Простите, — продолжал потом, — я ничего не знал, Вера Васильевна. Внимание ваше дало мне надежду. Я дурак — и больше ничего… Забудьте мое предложение и по-прежнему давайте мне только права друга… если стою, — прибавил он, и
голос на последнем слове у него упал. — Не могу ли я помочь? Вы, кажется,
ждали от меня услуги?
— Как я
ждал вас: вы загостились за Волгой! — сказал он и с нетерпением
ждал ответа, чтоб слышать ее
голос.
Когда он придет, вы будете неловки, вздрогнете от его
голоса, покраснеете, побледнеете, а когда уйдет, сердце у вас вскрикнет и помчится за ним, будет
ждать томительно завтра, послезавтра…
— Только подумаем, любезные сестры и братья, о себе, о своей жизни, о том, что мы делаем, как живем, как прогневляем любвеобильного Бога, как заставляем страдать Христа, и мы поймем, что нет нам прощения, нет выхода, нет спасения, что все мы обречены погибели. Погибель ужасная, вечные мученья
ждут нас, — говорил он дрожащим, плачущим
голосом. — Как спастись? Братья, как спастись из этого ужасного пожара? Он объял уже дом, и нет выхода.
— Маруся, хоть немножко
подожди, — сказал он
голосом, по которому видно было, что эта музыка составляла крест его жизни, — ничего не слышно.
— Нет, Вася, умру… — слабым
голосом шептал старик, когда Бахарев старался его успокоить. — Только вот тебя и
ждал, Вася. Надо мне с тобой переговорить… Все, что у меня есть, все оставляю моему внучку Сергею… Не оставляй его… О Варваре тоже позаботься: ей еще много горя будет, как я умру…
— А я только и
ждала за занавеской, что вы позовете, — произнес нежный, несколько слащавый даже, женский
голос.
— Подождите-с, — проговорил он наконец слабым
голосом и вдруг, вытащив из-под стола свою левую ногу, начал завертывать на ней наверх панталоны. Нога оказалась в длинном белом чулке и обута в туфлю. Не торопясь, Смердяков снял подвязку и запустил в чулок глубоко свои пальцы. Иван Федорович глядел на него и вдруг затрясся в конвульсивном испуге.
— Вы так думаете? Таково ваше убеждение? — пристально смотрел на него Коля. — Знаете, вы довольно любопытную мысль сказали; я теперь приду домой и шевельну мозгами на этот счет. Признаюсь, я так и
ждал, что от вас можно кой-чему поучиться. Я пришел у вас учиться, Карамазов, — проникновенным и экспансивным
голосом заключил Коля.
—
Подождите еще немножко, — умоляющим
голосом произнесла Акулина.
— Простите, — сказал Дубровский, — меня зовут, минута может погубить меня. — Он отошел, Марья Кириловна стояла неподвижно, Дубровский воротился и снова взял ее руку. — Если когда-нибудь, — сказал он ей нежным и трогательным
голосом, — если когда-нибудь несчастие вас постигнет и вы ни от кого не будете
ждать ни помощи, ни покровительства, в таком случае обещаетесь ли вы прибегнуть ко мне, требовать от меня всего — для вашего спасения? Обещаетесь ли вы не отвергнуть моей преданности?
—
Подождем еще, — отвечал другой, женский
голос на том же языке.
— Сюда! — послышался старушечий
голос. — Вас
ждут.
— Я здешний городничий, — ответил незнакомец
голосом, в котором звучало глубокое сознание высоты такого общественного положения. — Прошу покорно, я с часу на час
жду товарища министра, — а тут политические арестанты по улицам прогуливаются. Да что же это за осел жандарм!
— А вас, monsieur Герцен, вся комиссия
ждала целый вечер; этот болван привез вас сюда в то время, как вас требовали к князю Голицыну. Мне очень жаль, что вы здесь прождали так долго, но это не моя вина. Что прикажете делать с такими исполнителями? Я думаю, пятьдесят лет служит и все чурбан. Ну, пошел теперь домой! — прибавил он, изменив
голос на гораздо грубейший и обращаясь к квартальному.
Декорация первого акта. Нет ни занавесей на окнах, ни картин, осталось немного мебели, которая сложена в один угол, точно для продажи. Чувствуется пустота. Около выходной двери и в глубине сцены сложены чемоданы, дорожные узлы и т. п. Налево дверь открыта, оттуда слышны
голоса Вари и Ани. Лопахин стоит,
ждет. Я ш а держит поднос со стаканчиками, налитыми шампанским. В передней Епиходов увязывает ящик. За сценой в глубине гул. Это пришли прощаться мужики.
Голос Гаева: «Спасибо, братцы, спасибо вам».
Не убивала бы я мужа, а ты бы не поджигал, и мы тоже были бы теперь вольные, а теперь вот сиди и
жди ветра в поле, свою женушку, да пускай вот твое сердце кровью обливается…» Он страдает, на душе у него, по-видимому, свинец, а она пилит его и пилит; выхожу из избы, а
голос ее всё слышно.
Если как-нибудь не скоро попадешь на след разрозненных куропаток, то через полчаса после перемещенья подманивать их особого рода свистком, на который они отвечают, или
подождать, когда они сами начнут скликаться, и тогда немедленно идти на
голос: они скоро опять соединяются в стаи и тогда уже не отзываются.
— А знаете, князь, — сказал он совсем почти другим
голосом, — ведь я вас все-таки не знаю, да и Елизавета Прокофьевна, может быть, захочет посмотреть на однофамильца…
Подождите, если хотите, коли у вас время терпит.
За его окриком вдруг послышался внезапный взрыв нескольких
голосов; вся команда Рогожина давно уже
ждала первого вызова. Лебедев что-то с чрезвычайным старанием нашептывал на ухо Рогожину.
Он
ждал выстрела, но не этих раздирающих звуков знакомого
голоса.
—
Жди, Стась,
жди, — отвечает другой, более мужественный
голос, и опять оба молчат.
— Дуся! Милый, — ласково произнесла женщина воркующим, немного хриплым со сна
голосом, — а я тебя
ждала,
ждала и даже рассердилась. А потом заснула и всю ночь тебя во сне видела. Иди ко мне, моя цыпочка, моя ляленька! — Она притянула его к себе, грудь к груди.
Хотя печальное и тягостное впечатление житья в Багрове было ослаблено последнею неделею нашего там пребывания, хотя длинная дорога также приготовила меня к той жизни, которая
ждала нас в Уфе, но, несмотря на то, я почувствовал необъяснимую радость и потом спокойную уверенность, когда увидел себя перенесенным совсем к другим людям, увидел другие лица, услышал другие речи и
голоса, когда увидел любовь к себе от дядей и от близких друзей моего отца и матери, увидел ласку и привет от всех наших знакомых.
— Я бы сейчас и приехала, — отвечала Фатеева (
голос ее был тих и печален), — но мужа не было дома; надобно было
подождать и его и экипаж; он приехал, я и поехала.
Но внешний смысл его слов не удовлетворял, не трогал и не пугал ее, она все-таки
ждала страшного и упорно искала его за словами — в лице, в глазах, в
голосе прокурора, в его белой руке, неторопливо мелькавшей по воздуху.