Неточные совпадения
Барыня между тем уже вышла на крыльцо и
ждет. Все наличные домочадцы высыпали на двор; даже дети выглядывают из окна девичьей. Вдали, по направлению к конюшням, бежит
девчонка с приказанием нести скорее колодки.
Между тем вокруг все старелось и ветшало. Толпа старых слуг редела; одних снесли на погост, другие, лежа на печи,
ждали очереди. Умер староста Федот, умер кучер Алемпий, отпросилась умирать в Заболотье ключница Акулина;
девчонки, еще так недавно мелькавшие на побегушках, сделались перезрелыми девами…
— А на уроке. Уроки пения тут эти Шперлинги затеяли; оно, конечно, уроки обходятся недорого, потому что много их там — девиц двадцать или еще и больше разом собирается, только все это по вечерам… так, право, неприятно, что мочи нет. Идет ребенок с одной
девчонкой… на улице можно
ждать неприятностей.
Так что они сделали с ней: сводню штейгер подговорил, а та
девчонку завела в лес подальше, ну, а штейгер-то там уж
ждет ее…
Ты такова, сердитая
девчонка!..
О! о!.. я справлюсь. Нет! я не стерплю
Такой обиды… отомщу… увидишь…
Теперь не
жди себе спасенья.
Скорее эти стены все заплачут,
Чем я, твой стон услышав; так, скорей,
Скорей земля расступится, чтоб в миг
Испанию со мною поглотить, чем сердце
Мое расступится, чтобы впустить одно
Лишь чувство сожаленья… ты увидишь,
Каков Соррини!.. он просить умеет,
Умеет и приказывать как надо.
Приходили к батюшке четыре
девчонки,
Приносили батюшке четыре печенки:
«Встань, батюшка, встань,
Встань, родимый, вздынься!»
Ждем твово привету,
ждем твово ответу,
Встань из гробочка,
Вздынься из песочка!
— Это невозможное существо! Это неисправимая
девчонка. Она заслуживает жестокого наказания, баронесса! Я давно уже хотела вам пожаловаться на нее, — захлебываясь от волнения и злости, трещала Арно, — но в силу Господней заповеди, повелевающей прощать, я терпела, да, терпела и молча
ждала, когда она исправится! Но она неисправима! — торжественно заключила Арно.
То, чем она жила, — для нее все это было так страшно, она
ждала от него четкого ответа, как от старшего товарища и друга. Когда он посмеивался на ее откровенности, она думала: он знает в ответ что-то важное; разговорятся когда-нибудь хорошо, и он ей все откроет. А ему это просто было — неинтересно. Интересны были только губы и грудь восемнадцатилетней
девчонки, интересно было «сорвать цветок», — так у них, кажется, это называется.
— Хорошо, хорошо, завтра съезжу, только повторяю, хорошего не
жди ничего. Не из дружбы к старику повадился туда Аракчей, он до баб да девок — ох как падок, бьюсь об заклад, что
девчонка защемила ему сердце, если только таковое у него есть…