Неточные совпадения
В Москве он поглядывал иногда на седину, засыпал после обеда, потягивался, шагом, тяжело
дыша входил на лестницу, скучал с молодыми
женщинами, не танцовал на балах.
Когда она прошла мимо нас, от нее повеяло тем неизъяснимым ароматом, которым
дышит иногда записка милой
женщины.
Но говорить он не мог, в горле шевелился горячий сухой ком, мешая
дышать; мешала и Марина, заклеивая ранку на щеке круглым кусочком пластыря. Самгин оттолкнул ее, вскочил на ноги, — ему хотелось кричать, он боялся, что зарыдает, как
женщина. Шагая по комнате, он слышал...
— И только с воздухом… А воздухом можно
дышать и в комнате. Итак, я еду в шубе… Надену кстати бархатную ермолку под шляпу, потому что вчера и сегодня чувствую шум в голове: все слышится, будто колокола звонят; вчера в клубе около меня по-немецки болтают, а мне кажется, грызут грецкие орехи… А все же поеду. О
женщины!
Молодой человек долго стоял, потирая лоб, потом стал крутить усы, потом посмотрел на рукав своего пальто; наконец, он собрался с мыслями. Он сделал шаг вперед к молодой
женщине, которая сидела по-прежнему неподвижно, едва
дыша, будто в летаргии. Он взял ее руку...
Небольшая гостиная возле, где все
дышало женщиной и красотой, была как-то неуместна в доме строгости и следствий; мне было не по себе там и как-то жаль, что прекрасно развернувшийся цветок попал на кирпичную, печальную стену съезжей.
— Приготовляется брак, и брак редкий. Брак двусмысленной
женщины и молодого человека, который мог бы быть камер-юнкером. Эту
женщину введут в дом, где моя дочь и где моя жена! Но покамест я
дышу, она не войдет! Я лягу на пороге, и пусть перешагнет чрез меня!.. С Ганей я теперь почти не говорю, избегаю встречаться даже. Я вас предупреждаю нарочно; коли будете жить у нас, всё равно и без того станете свидетелем. Но вы сын моего друга, и я вправе надеяться…
Под горою появился большой белый ком; всхлипывая и сопя, он тихо, неровно поднимается кверху, — я различаю
женщину. Она идет на четвереньках, как овца, мне видно, что она по пояс голая, висят ее большие груди, и кажется, что у нее три лица. Вот она добралась до перил, села на них почти рядом со мною,
дышит, точно запаленная лошадь, оправляя сбитые волосы; на белизне ее тела ясно видны темные пятна грязи; она плачет, стирает слезы со щек движениями умывающейся кошки, видит меня и тихонько восклицает...
Ax!.. я едва
дышу… он всё бежал за мною,
Что если бы он сорвал маску… нет,
Он не узнал меня… да и какой судьбою
Подозревать, что
женщина, которой свет
Дивится с завистью, в пылу самозабвенья
К нему на шею кинется, моля
Дать ей два сладкие мгновенья,
Не требуя любви, — но только сожаленья,
И дерзко скажет — я твоя!..
Он этой тайны вечно не узнает…
Пускай… я не хочу… но он желает
На память у меня какой-нибудь предмет,
Кольцо… что делать… риск ужасный!
Её слова всё ближе притягивали Илью; он крепко прижался лицом к груди
женщины, и, хотя ему трудно было
дышать, он не мог оторваться от неё, сознавая, что это — близкий ему человек и нужен для него теперь больше, чем когда-либо.
Она села на диван в двух шагах от него. Фома видел блеск ее глаз, улыбку ее губ. Ему показалось, что она улыбается не так, как давеча улыбалась, а иначе — жалобно, невесело. Эта улыбка ободрила его, ему стало легче
дышать при виде этих глаз, которые, встретившись с его глазами, вдруг потупились. Но он не знал, о чем говорить с этой
женщиной, и они оба молчали, молчанием тяжелым и неловким… Заговорила она...
Она знает, что ее мать когда-то утонула оттого, что был когда-то человек, который любил ее, потом разлюбил, «покинул и на
женщине женился»; но как все это там? что там такое? какие это живые люди? как там, над водою,
дышат? как любят и покидают? — все это ей совершенно непонятно.
Ольга молчала — но вся вспыхнула… и если б Наталья Сергевна не удалилась, то она не вытерпела бы далее; слезы хотели брызнуть из глаз ее, но
женщина иногда умеет остановить слезы… — Как! ее подозревают, упрекают? — и в чем! — о! где ее брат! пускай придет он и выслушает ее клятву помогать ему во всем, что
дышит местию и разрушением; пускай посвятит он ее в это грозное таинство, — она готова!..
— Куда? — уныло спрашивал Яков, видя, что его
женщина становится всё более раздражительной, страшно много курит и
дышит горькой гарью. Да и вообще все
женщины в городе, а на фабрике — особенно, становились злее, ворчали, фыркали, жаловались на дороговизну жизни, мужья их, посвистывая, требовали увеличения заработной платы, а работали всё хуже; посёлок вечерами шумел и рычал по-новому громко и сердито.
Молчу. Не могу я при попадье говорить, не любил я её очень; широкая она такая была, лицо большое, жирное,
дышит женщина тяжко и зыблется вся, как болото. Деньги в рост давала.
Женщина слушала, перестав
дышать, охваченная тем суеверным страхом, который всегда порождается бредом спящего. Его лицо было в двух вершках от нее, и она не сводила с него глаз. Он молчал с минуту, потом опять заговорил дивно и непонятно. Опять помолчал, точно прислушиваясь к чьим-то словам. И вдруг
женщина услышала произнесенное громко, ясным и твердым голосом, единственное знакомое ей из газет японское слово...
Женщина торопливо внесла самовар, искоса и с жалостью кинув на хозяина быстрый взгляд… Арабин, тяжело
дыша, уселся за самовар.
Все душевные недостатки в красавице, вместо того чтобы произвести отвращение, становятся как-то необыкновенно привлекательны; самый порок
дышит в них миловидностью; но исчезни она — и
женщине нужно быть в двадцать раз умнее мужчины, чтобы внушить к себе если не любовь, то по крайней мере уважение.
Стол стоял в простенке между окон, за ним сидело трое: Григорий и Матрёна с товаркой — пожилой, высокой и худой
женщиной с рябым лицом и добрыми серыми глазами. Звали её Фелицата Егоровна, она была девицей, дочерью коллежского асессора, и не могла пить чай на воде из больничного куба, а всегда кипятила самовар свой собственный. Объявив всё это Орлову надорванным голосом, она гостеприимно предложила ему сесть под окном и
дышать вволю «настоящим небесным воздухом», а затем куда-то исчезла.
С одной стороны, понимаете, ревность немножко во мне заговорила, а потом: бежать с хорошенькою
женщиной за границу, поселиться где-нибудь в Пиренеях,
дышать чистым воздухом и при этом чувствовать в кармане шестьсот тысяч, — всякий согласится, что приятно, и я в неделю же обделал это дельцо-с: через разных жуликов достал два фальшивые паспорта, приношу их ей.
Я любила его страстно, всем своим существом, как может любить только молодая, мыслящая
женщина; я отдала ему свою молодость, счастье, жизнь, свое состояние,
дышала им, молилась на него, как язычница, и… и — что же?
Женщины ждали спокойно, не колеблясь ни на минуту, не сомневаясь, и ожиданием своим наполняли воздух, которым
дышали все, которым
дышал губернатор.
Несчастная
женщина бросилась туда и нашла своего мужа простертым на земле и при последнем издыхании: он лежал не
дыша, с закатившимися под лоб глазами и с окровавленным ртом, из которого торчал синий кусочек закушенного зубами языка.
Для Достоевского же нет добродетели, если нет бессмертия; только убить себя остается, если нет бессмертия; невозможно жить и
дышать, если нет бессмертия. На что нужен был бы Достоевскому бог, если бы предприятие александрийской
женщины удалось? Знаменательная черточка: для Достоевского понятия «бог» и «личное бессмертие человека» неразрывно связаны между собою, для него это простые синонимы. Между тем связь эта вовсе ведь не обязательна.
Вы были всегда безукоризненно честны, но за это только почитают; всегда были очень умны, но…
женщины учителей не любят, и… кто развивает
женщину, тот работает на других, тот готовит ее другому; вы наконец не скрывали, или плохо скрывали, что вы живете и
дышите одним созерцанием ее действительно очаровательной красоты, ее загадочной, как Катя Форова говорит, роковой натуры; вы, кажется, восторгались ее беспрерывными порываниями и тревогами, но…
Палтусов подумал по уходе Спиридона о своем вчерашнем разговоре с княжной Куратовой. Его слегка защемило. Ее гостиная
дышала честностью и достоинством, не напускным, а настоящим. Неужели она верно угадала — и он уже подернулся пленкой? А как же иначе? Без этого нельзя. Но жизнь на его стороне. Там — усыпальница, катакомбы. Но отчего же княжна так симпатична? Он чувствует в ней
женщину больше, чем в своих приятельницах «dans la finance».
Он будет глубоко и блаженно
дышать свежим воздухом чистой, новой жизни, а в это время она, эта больная, измученная
женщина, будет где-то в одиночестве озлобленно исходить в проклятиях и хулениях на жизнь, а возможно, — будет уже лежать в земле, изрезанная в куски колесами увезшего его поезда, — как Анна Каренина, «жестоко-мстительная, торжествующая, свершившая угрозу никому ненужного, но неизгладимого раскаяния».
Когда народ хлынул из костела, окружавшие меня
женщины стали меня теснить, толкать локтями в бока и до того меня прижали, что я едва могла
дышать.
Это была большая, высокая комната, увешанная оружием и портретами, среди которых особенно выделялся висевший над камином портрет прелестной молодой
женщины: ее улыбающееся личико с полными щечками и вздернутым носиком, сплошь освещенное солнечными лучами,
дышало, несмотря на неправильность отдельных черт, какою-то неземною прелестью, какою-то гармоничною красотою.
Добрая
женщина, горько оплакивавшая свою первую питомицу Аленушку, перенесла, подобно отцу, всю свою горячую, почти материнскую любовь к умершей матери на полуосиротевшую дочь. Она берегла ее пуще глазу и, казалось, жила и
дышала только ею.
Перед ними стоял тот, слава о чьих подвигах широкой волной разливалась по тогдашней Руси, тот, чей взгляд подкашивал колена у князей и бояр крамольных, извлекал тайны из их очерствелой совести и лишал чувств нежных
женщин. Он был в полной силе мужества, ему шел тридцать седьмой год, и все в нем
дышало строгим и грозным величием.
Нельзя, видно, смотреть на мир падших
женщин en bloc [в целом (фр.).] (как любил выражаться Домбрович), спасать их насильно и признавать, что во всем мире действует одна и та же сила. Хорошо ли я делаю, что так рассуждаю? Мне бы не следовало ни на одну секунду разлучаться с Лизаветой Петровной. С ней только я
дышу воздухом любви, правды и света.
Женщина более не приходила; но Вале стало казаться, что она караулит его около дверей и, как только он станет переходить порог, она схватит его и унесет в какую-то черную, страшную даль, где извиваются и
дышат огнем злые чудовища.