Неточные совпадения
На кухне Грэй немного робел: ему казалось, что здесь всем двигают темные силы, власть которых есть главная пружина
жизни замка; окрики звучали как
команда и заклинание; движения работающих, благодаря долгому навыку, приобрели ту отчетливую, скупую точность, какая кажется вдохновением.
Он помнил эту
команду с детства, когда она раздавалась в тишине провинциального города уверенно и властно, хотя долетала издали, с поля. Здесь, в городе, который командует всеми силами огромной страны,
жизнью полутораста миллионов людей, возглас этот звучал раздраженно и безнадежно или уныло и бессильно, как просьба или же точно крик отчаяния.
В этой, по-видимому, сонной и будничной
жизни выдалось, однако ж, одно необыкновенное, торжественное утро. 1-го марта, в воскресенье, после обедни и обычного смотра
команде, после вопросов: всем ли она довольна, нет ли у кого претензии, все, офицеры и матросы, собрались на палубе. Все обнажили головы: адмирал вышел с книгой и вслух прочел морской устав Петра Великого.
Но их мало,
жизни нет, и пустота везде. Мимо фрегата редко и робко скользят в байдарках полудикие туземцы. Только Афонька, доходивший в своих охотничьих подвигах, через леса и реки, и до китайских, и до наших границ и говорящий понемногу на всех языках, больше смесью всех, между прочим и наречиями диких, не робея, идет к нам и всегда норовит прийти к тому времени, когда
команде раздают вино. Кто-нибудь поднесет и ему: он выпьет и не благодарит выпивши, не скажет ни слова, оборотится и уйдет.
Команда этих путейских инвалидов представляла сословие, необыкновенно расположенное к философскому покою и созерцательной
жизни.
В службе Храпон попал в «скачки», то есть верховые пожарной
команды в Москву, и вытребовал туда жену; но вскоре и там сделал что-то нехорошее и бежал, а покинутая им жена, имея нрав тихий и робкий, убоялась коловратностей столичной
жизни и возвратилась в Орел.
Что же касается до самого художника, то он был отчислен от канцелярии генерала и отдан в другую
команду, в чьи-то суровые руки; несчастный не вынес тяжкой
жизни, зачах и умер.
Февраля 26 (старого стиля) 1775 года русская эскадра вышла в море. Сам Орлов впоследствии отправился в Россию сухим путем. Он боялся долго оставаться в Италии, где все были раздражены его предательством. Он боялся отравы иезуитов, боялся, чтобы кто-нибудь из приверженцев принцессы не застрелил его, и решился оставить Италию без разрешения императрицы, донеся, впрочем, ей предварительно, что оставляет
команду для спасения своей
жизни.
Прошу и того мне не причесть в вину, буде я по обстоятельству дела принужден буду, для спасения моей
жизни и
команду оставя, уехать в Россию и упасть к священным стопам вашего императорского величества, препоручая мою
команду одному из генералов, по мне младшему, какой здесь налицо будет.
Зато с девичьей моей
командой отношения становились все ближе и горячее. Тесно обсев, они жадно слушали мои рассказы о нашем кружке, о страданиях народа, о великом, неоплатном долге, который лежит на нас перед ним, о том, что стыдно жить мирною, довольного
жизнью обывателя, когда кругом так много страдании и угнетения. Читал им Надсона, — я его много знал наизусть.
И оба приятеля рассказывали друг другу — один о своих гусарских кутежах и боевой
жизни, другой о приятности и выгодах службы под
командою высокопоставленных лиц и т. п.