Неточные совпадения
Он чувствовал, что и его здоровый
организм не устоит, если продлятся еще месяцы этого напряжения ума, воли, нерв. Он понял, — что было чуждо ему доселе, — как тратятся силы в этих скрытых от глаз борьбах души со страстью, как ложатся на сердце неизлечимые раны без крови, но порождают стоны, как уходит и
жизнь.
Как в
организме нет у него ничего лишнего, так и в нравственных отправлениях своей
жизни он искал равновесия практических сторон с тонкими потребностями духа. Две стороны шли параллельно, перекрещиваясь и перевиваясь на пути, но никогда не запутываясь в тяжелые, неразрешаемые узлы.
— Вот когда заиграют все силы в вашем
организме, тогда заиграет
жизнь и вокруг вас, и вы увидите то, на что закрыты у вас глаза теперь, услышите, чего не слыхать вам: заиграет музыка нерв, услышите шум сфер, будете прислушиваться к росту травы. Погодите, не торопитесь, придет само! — грозил он.
Полгода томилась мать на постели и умерла. Этот гроб, ставши между ими и браком — глубокий траур, вдруг облекший ее молодую
жизнь, надломил и ее хрупкий, наследственно-болезненный
организм, в котором, еще сильнее скорби и недуга, горела любовь и волновала нетерпением и жаждой счастья.
Заботы, дрязги
жизни, все исчезнет — одно бесконечное торжество наполняет тебя — одно счастье глядеть вот так… на тебя… (он подошел к ней) — взять за руку (он взял за руку) и чувствовать огонь и силу, трепет в
организме…
Я боялся, выдержит ли непривычный
организм массу суровых обстоятельств, этот крутой поворот от мирной
жизни к постоянному бою с новыми и резкими явлениями бродячего быта?
Религиозное учение это состояло в том, что всё в мире живое, что мертвого нет, что все предметы, которые мы считаем мертвыми, неорганическими, суть только части огромного органического тела, которое мы не можем обнять, и что поэтому задача человека, как частицы большого
организма, состоит в поддержании
жизни этого
организма и всех живых частей его.
Природный
организм должен умереть, чтобы воскреснуть к новой
жизни.
Торжество машины, замена
организма механизмом представляется материализацией
жизни.
— Конечно, мой милый. Мы говорили, отчего до сих пор факты истории так противоречат выводу, который слишком вероятен по наблюдениям над частною
жизнью и над устройством
организма. Женщина играла до сих пор такую ничтожную роль в умственной
жизни потому, что господство насилия отнимало у ней и средства к развитию, и мотивы стремиться к развитию. Это объяснение достаточное. Но вот другой такой же случай. По размеру физической силы,
организм женщины гораздо слабее; но ведь
организм ее крепче, — да?
— Это уж гораздо несомненнее, чем вопрос о природном размере умственных сил. Да,
организм женщины крепче противится материальным разрушительным силам, — климату, погоде, неудовлетворительной пище. Медицина и физиология еще мало занимались подробным разбором этого; но статистика уже дала бесспорный общий ответ: средняя продолжительность
жизни женщин больше, чем мужчин. Из этого видно, что женский
организм крепче.
— Да, но ведь я говорил только для примера, я брал круглые цифры, напамять. Однако же характер заключения тот самый, как я говорю. Статистика уже показала, что женский
организм крепче, — ты читала выводы только из таблицы продолжительности
жизни. Но если к статистическим фактам прибавить физиологические, разница выйдет еще гораздо больше.
С больною душой, с тоскующим сердцем, с неокрепшим
организмом, человек всецело погружается в призрачный мир им самим созданных фантасмагорий, а
жизнь проходит мимо, не прикасаясь к нему ни одной из своих реальных услад.
Но неоромантики, декаденты, символисты, мистики восстали против всякого закона, против всякого объективизма, против всякого обращения к универсальному целому; они интересуются исключительно субъективным и индивидуальным; оторванность от вселенского
организма, произвольность и иллюзорность возводят в закон новой, лучшей
жизни.
Специфическая критичность критической философии основана на разрывании живого целого, на рассечении того живого
организма, в котором совершается акт познания как акт
жизни.
Жизнь впроголодь, питание иногда по целым месяцам одною только брюквой, а у достаточных — одною соленою рыбой, низкая температура и сырость убивают детский
организм чаще всего медленно, изнуряющим образом, мало-помалу перерождая все его ткани; если бы не эмиграция, то через два-три поколения, вероятно, пришлось бы иметь дело в колонии со всеми видами болезней, зависящих от глубокого расстройства питания.
Пожалуйста, не смущайтесь вопросами — на это нечего обращать внимания. Все это такой вздор — хоть именно досадно, что Ивана Дмитриевича преследовали эти пустяки. Я тоже уверен, что cela a mis de l'eau dans son vin. [Этим подмешали воды в его вино (то есть ухудшили его положение) (франц.).] Самая
жизнь в деревне Толстого верно отозвалась на его расстроенном
организме, не говоря уже о нравственном страдании при разлуке с семьею Евгения. Обнимаю вас.
— Болезнь ваша, — продолжал тот, откидываясь на задок кресел и протягивая при этом руки и ноги, — есть не что иное, как в высшей степени развитая истерика, но если на ваш
организм возложена будет еще раз обязанность дать
жизнь новому существу, то это так, пожалуй, отзовется на вашу и без того уже пораженную нервную систему, что вы можете помешаться.
Допустим, однако ж, что
жизнь какого-нибудь простеца не настолько интересна, чтоб вникать в нее и сожалеть о ней. Ведь простец — это незаметная тля, которую высший
организм ежемгновенно давит ногой, даже не сознавая, что он что-нибудь давит! Пусть так! Пусть гибнет простец жертвою недоумений! Пусть осуществляется на нем великий закон борьбы за существование, в силу которого крепкий приобретает еще большую крепость, а слабый без разговоров отметается за пределы
жизни!
Помню секретаря, у которого щека была насквозь прогрызена фистулою и весь
организм поражен трясением и который, за всем тем, всем своим естеством, казалось, говорил:"Погоди, ужо я завяжу тебе узелочек на память, и будешь ты всю
жизнь его развязывать!"
И в самом деле, как бы ни была грязна и жалка эта
жизнь, на которую слепому случаю угодно было осудить вас, все же она
жизнь, а в вас самих есть такое нестерпимое желание жить, что вы с закрытыми глазами бросаетесь в грязный омут — единственную сферу, где вам представляется возможность истратить как попало избыток
жизни, бьющий ключом в вашем
организме.
Весною поют на деревьях птички; молодостью, эти самые птички поселяются на постоянное жительство в сердце человека и поют там самые радостные свои песни; весною, солнышко посылает на землю животворные лучи свои, как бы вытягивая из недр ее всю ее роскошь, все ее сокровища; молодостью, это самое солнышко просветляет все существо человека, оно, так сказать, поселяется в нем и пробуждает к
жизни и деятельности все те богатства, которые скрыты глубоко в незримых тайниках души; весною, ключи выбрасывают из недр земли лучшие, могучие струи свои; молодостью, ключи эти, не умолкая, кипят в жилах, во всем
организме человека; они вечно зовут его, вечно порывают вперед и вперед…
Узнать, чем он теперь пробавляется, и достаточно ли одних воспоминаний о смерче, чтоб поддерживать
жизнь в этом идольском
организме?
— В том суть-с, что наша интеллигенция не имеет ничего общего с народом, что она жила и живет изолированно от народа, питаясь иностранными образцами и проводя в
жизнь чуждые народу идеи и представления; одним словом, вливая отраву и разложение в наш свежий и непочатый
организм. Спрашивается: на каком же основании и по какому праву эта лишенная почвы интеллигенция приняла на себя не принадлежащую ей роль руководительницы?
На некоторое время свобода, шумные сборища, беспечная
жизнь заставили его забыть Юлию и тоску. Но все одно да одно, обеды у рестораторов, те же лица с мутными глазами; ежедневно все тот же глупый и пьяный бред собеседников и, вдобавок к этому, еще постоянно расстроенный желудок: нет, это не по нем. Слабый
организм тела и душа Александра, настроенная на грустный, элегический тон, не вынесли этих забав.
Хорошо бы опохмелиться в такую минуту; хорошо бы настолько поднять температуру
организма, чтобы хотя на короткое время ощутить присутствие
жизни, но днем ни за какие деньги нельзя достать водки.
Во всех мечтах, во всех самопожертвованиях этого возраста, в его готовности любить, в его отсутствии эгоизма, в его преданности и самоотвержении — святая искренность;
жизнь пришла к перелому, а занавесь будущего еще не поднялась; за ней страшные тайны, тайны привлекательные; сердце действительно страдает по чем-то неизвестном, и
организм складывается в то же время, и нервная система раздражена, и слезы готовы беспрестанно литься.
Молодой неокрепший
организм так быстро реагирует в таких случаях, и пламя
жизни потухает, как те светильники, в которые евангельские девы позабыли налить масла.
В этой личности мы видим уже возмужалое, из глубины всего
организма возникающее требование права и простора
жизни.
На любовь я прежде всего смотрю как на потребность моего
организма, низменную и враждебную моему духу; ее нужно удовлетворять с рассуждением или же совсем отказаться от нее, иначе она внесет в твою
жизнь такие же нечистые элементы, как она сама.
Можно судить, что сталось с ним: не говоря уже о потере дорогого ему существа, он вообразил себя убийцей этой женщины, и только благодаря своему сильному
организму он не сошел с ума и через год физически совершенно поправился; но нравственно, видимо, был сильно потрясен: заниматься чем-нибудь он совершенно не мог, и для него началась какая-то бессмысленная скитальческая
жизнь: беспрерывные переезды из города в город, чтобы хоть чем-нибудь себя занять и развлечь; каждодневное читанье газетной болтовни; химическим способом приготовленные обеды в отелях; плохие театры с их несмешными комедиями и смешными драмами, с их высокоценными операми, в которых постоянно появлялись то какая-нибудь дива-примадонна с инструментальным голосом, то необыкновенно складные станом тенора (последних, по большей части, женская половина публики года в три совсем порешала).
Все поколения русской художественной семьи, начиная с тех, которые видели на президентском кресле своих советов императрицу Екатерину, до тех, при которых нынче обновляется не отвечающее современным условиям екатерининское здание, — все они отличались прихотничеством, все требовали от
жизни чего-то такого, чего она не может давать в это время, и того, что им самим вовсе не нужно, что разбило бы и разрушило их мещанские
организмы, неспособные снести осуществления единственно лишь из одной прихоти заявляемых художественных запросов.
По анатомическому исследованию форм государственного скелета — все, кажется, в порядке, общая система составлена стройно и строго; но в живой народной
жизни оказываются такие раны, такие болезни, такой хаос, который ясно показывает, что и в самой сущности
организма есть где-то повреждение, препятствующее правильности физиологических отправлений, что и в самой системе недостает каких-то оснований.
Он был крепкий, здоровый, веселый юноша, одаренный той спокойной и ясной жизнерадостностью, при которой всякая дурная, вредная для
жизни мысль или чувство быстро и бесследно исчезают в
организме.
Одним словом, в описаниях красавицы в народных песнях не найдется ни одного признака красоты, который не был бы выражением цветущего здоровья и равновесия сил в
организме, всегдашнего следствия
жизни в довольстве при постоянной и нешуточной, но не чрезмерной работе.
Мигрень, как известно, интересная болезнь — и не без причины: от бездействия кровь остается вся в средних органах, приливает к мозгу; нервная система и без того уже раздражительна от всеобщего ослабления в
организме; неизбежное следствие всего этого — продолжительные головные боли и разного рода нервические расстройства; что делать? и болезнь интересна, чуть не завидна, когда она следствие того образа
жизни, который нам нравится.
Жизнь с пассивным упорством держится в этом расшатанном
организме, держится наряду с явным оголтением…
Кто так дострадался до науки, тот усвоил ее себе не токмо как остов истины, но как живую истину, раскрывающуюся в живом
организме своем; он дома в ней, не дивится более ни своей свободе, ни ее свету; но ему становится мало ее примирения; ему мало блаженства спокойного созерцания и видения; ему хочется полноты упоения и страданий
жизни; ему хочется действования, ибо одно действование может вполне удовлетворить человека.
Но если очевидно нечто безумное в мысли отделить
жизнь от живого
организма и между тем сохранить ее, то ошибка специализма, конечно, не лучше.
Мы согласны с формалистами: наука выше
жизни, но в этой высоте свидетельство ее односторонности; конкретно истинное не может быть ни выше, ни ниже
жизни, оно должно быть в самом средоточии ее, как сердце в средине
организма.
Полканов наслаждался растительной
жизнью, со дня на день откладывая решение приняться за работу. Иногда ему становилось скучно, он укорял себя в бездеятельности, недостатке воли, но всё это не возбуждало у него желания работать, и он объяснял себе свою лень стремлением
организма к накоплению энергии. По утрам, просыпаясь после здорового, крепкого сна, он, с наслажденном потягиваясь, отмечал, как упруги его мускулы, эластична кожа, как свободно и глубоко дышат лёгкие.
Он убивает в ней нравственную
жизнь, он ядовит для нее, так же точно, как и для тех, которым приходится страдать от нее; но способ его действия на нее и других чрезвычайно различен: тех он отравляет, как обыкновенный яд, производящий мучительные конвульсии; на нее он действует, как опиум, дающий ей пленительные призраки [, но чрез то самое притупляющий и медленно губящий здравые силы
организма].
Не обвиняйте нас в безнравственности, потому что мы не уважаем того, что вы уважаете. Можно ли упрекать найденыша за то, что он не уважает своих родителей? Мы независимы, потому что начинаем
жизнь сызнова. У нас нет ничего законного, кроме нашего
организма, нашей народности: это наша сущность, наша плоть и кровь, но отнюдь не связывающий авторитет. Мы независимы, потому что ничего не имеем. Нам почти нечего любить. Все наши воспоминания исполнены горечи и злобы. Образование, науку подали нам на конце кнута.
И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русской холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят — я снова счастлив, молод,
Я снова
жизни полн — таков мой
организм(Извольте мне простить ненужный прозаизм).
Уже два часа… B это время нужно уже спать, а я не сплю… Бессонница, шампанское, волнение… Ненормальная
жизнь, благодаря которой разрушается
организм… (Встает.) У меня, кажется, грудь уже начинает болеть… Спокойной ночи! Руки я вам не подаю и горжусь этим. Вы не имеете права на пожатие моей руки…
В настоящее время врачебное образование, к счастью, стало доступно и женщине: это — громадное благо для всех женщин, — для всех равно, а не только для мусульманских, на что любят указывать защитники женского врачебного образования. Это громадное благо и для самой науки: только женщине удастся понять и познать темную, страшно сложную
жизнь женского
организма во всей ее физической и психической целости; для мужчины это познание всегда будет отрывочным и неполным.
Выслушав больную, он стал тщательно и подробно расспрашивать ее о состоянии ее здоровья до настоящей болезни, о начале заболевания, о всех отправлениях больной в течение болезни; и уж от одного этого умелого расспроса картина получилась совершенно другая, чем у меня: перед нами развернулся не ряд бессвязных симптомов, а совокупная
жизнь больного
организма во всех его отличиях от здорового.
Будущее же это, такое радостное в общественном отношении, в отношении
жизни самого
организма безнадежно-мрачно и скудно: ненужность физического труда, телесное рабство, жир вместо мускулов,
жизнь ненаблюдательная и близорукая — без природы, без широкого горизонта…
Не существует хоть сколько-нибудь законченной науки об излечении болезней; перед медициною стоит живой человеческий
организм с бесконечно сложною и запутанною
жизнью; многое в этой
жизни уже понято, но каждое новое открытие в то же время раскрывает все большую чудесную ее сложность; темным и малопонятным путем развиваются в
организме многие болезни, неясны и неуловимы борющиеся с ними силы
организма, нет средств поддержать эти силы; есть другие болезни, сами по себе более или менее понятные; но сплошь да рядом они протекают так скрыто, что все средства науки бессильны для их определения.
Эта беспутная, необычная
жизнь, полная эффектов и пьяного бешенства, не успела подорвать мой
организм, но зато сделала меня известным всей губернии…