Неточные совпадения
Власов рассказывает
в своем отчете про поручика Евфонова, слабость которого, «с одной стороны, привела к тому, что
казарма,
в которой
жили каторжные, обратилась
в кабак с карточною игрой и вертеп преступлений разного рода, а с другой — порывистая его жестокость вызвала ожесточение со стороны каторжных.
Поселенец Тымовского округа Бышевец при мне содержался
в карцере
в Дуэ — его обвиняли
в покушении на убийство; жена его и дети
жили поблизости
в казармах для семейных, а дом и хозяйство были брошены.
Они, пока
живут в тюрьмах или
казармах, смотрят на колонию лишь с точки зрения потребностей; их визиты
в колонию играют роль вредного внешнего влияния, понижающего рождаемость и повышающего болезненность, и притом случайного, которое может быть больше или меньше, смотря по тому, на каком расстоянии от селения находится тюрьма или
казарма; это то же, что
в жизни русской деревни золоторотцы, работающие по соседству на железной дороге.
За недостатком места
в избах, 27 семейств
живут в старых, давно уже обреченных на снос постройках,
в высшей степени грязных и безобразных, которые называются «
казармами для семейных».
Поселенцы говеют, венчаются и детей крестят
в церквах, если
живут близко.
В дальние селения ездят сами священники и там «постят» ссыльных и кстати уж исполняют другие требы. У о. Ираклия были «викарии»
в Верхнем Армудане и
в Мало-Тымове, каторжные Воронин и Яковенко, которые по воскресеньям читали часы. Когда о. Ираклий приезжал
в какое-нибудь селение служить, то мужик ходил по улицам и кричал во всё горло: «Вылазь на молитву!» Где нет церквей и часовен, там служат
в казармах или избах.
Иеромонах Ираклий, проживавший до 1886 г.
в Александровском посту, рассказывал, что вначале тут было только три дома и
в небольшой
казарме, где теперь
живут музыканты, помещалась тюрьма.
Рыли туннель, заведующие работами катались по рельсам
в вагоне с надписью «Александровск-Пристань», а каторжные
в это время
жили в грязных, сырых юртах, потому что для постройки
казарм не хватало людей.
В казарме общей надо
жить,
А пища: хлеб да квас.
Жила Миропа Дмитриевна
в своем маленьком домике очень открыто: молодые офицеры учебного карабинерного полка, расположенного неподалеку
в Красных
казармах, были все ей знакомы, очень часто приходили к ней на целый вечер, и она их обильно угощала чаем, Жуковым табаком, ради которого Миропа Дмитриевна сохранила все трубки покойного мужа, а иногда и водочкой, сопровождаемой селедкою и сосисками под капустой.
Петров
жил в особом отделении и
в самой отдаленной от меня
казарме.
Жила она больше, из хлеба, за
казармами; если же увидит, бывало, кого-нибудь из наших, то тотчас же еще за несколько шагов,
в знак смирения, перекувырнется на спину: «Делай, дескать, со мной что тебе угодно, а я, видишь, и не думаю сопротивляться».
Я
жил с ним
в одной
казарме.
Явившийся тогда подрядчик, оренбургских казаков сотник Алексей Углицкий, обязался той соли заготовлять и ставить
в оренбургский магазин четыре года, на каждый год по пятидесяти тысяч пуд, а буде вознадобится, то и более, ценою по 6 коп. за пуд, своим коштом, а сверх того
в будущий 1754 год, летом построить там своим же коштом, по указанию от Инженерной команды, небольшую защиту оплотом с батареями для пушек, тут же сделать несколько покоев и
казарм для гарнизону и провиантский магазин и на все
жилые покои
в осеннее и зимнее время ставить дрова, а провиант, сколько б там войсковой команды ни случилось, возить туда из Оренбурга на своих подводах, что всё и учинено, и гарнизоном определена туда из Алексеевского пехотного полку одна рота
в полном комплекте; а иногда по случаям и более военных людей командируемо бывает, для которых, яко же и для работающих
в добывании той соли людей (коих человек ста по два и более бывает), имеется там церковь и священник с церковными служителями.
Он
жил в одноэтажном деревянном домишке, который и снаружи и внутри отличался величайшим убожеством, как богадельня или солдатская
казарма.
По приходе на зимовник я первое время
жил в общей
казарме, но скоро хозяева дали мне отдельную комнату; обедать я стал с ними, и никто из товарищей на это не обижался, тем более что я все-таки от них не отдалялся и большую часть времени проводил
в артели —
в доме скучно мне было.
Такой красивый, такой молодец и струсил. С бубном стоит! Ха, ха, ха! Вот когда я обижена. Что я? Что я? Он плясун, а я что? Возьмите меня кто-нибудь! Я для него только
жила, для него горе терпела. Я, богатого купца дочь, солдаткой хотела быть,
в казармах с ним
жить, а он!… Ах, крестный! Трудно мне… духу мне!., духу мне надо… а нет. Била меня судьба, била… а он… а он… добил. (Падает к Аристарху на руки).
Знакомое мне ущелье Черека уж стало не то: вместо головоломного карниза, по которому мы тогда бедовали, проложена дорога, по которой ездили арбы. Кое-где рабочие разделывали дорогу.
В том самом месте, где мы тогда остановились перед скалой, заградившей путь, стояла рабочая
казарма и
жил инженер.
Вершинин. Одно время я
жил на Немецкой улице. С Немецкой улицы я хаживал
в Красные
казармы. Там по пути угрюмый мост, под мостом вода шумит. Одинокому становится грустно на душе.
Солдаты шли по одной со мной дороге; они
жили в Крутицких
казармах.
На другой день вместе с Кавелиным поехали мы к П. П. Мартынову, который
жил в Спасских
казармах; с ним также произошла значительная перемена, равно с другим моим приятелем Воропановым.
Пилит он мне сердце тупыми словами своими, усы у него дрожат и
в глазах зелёный огонёк играет. Встаёт предо мною солдатство, страшно и противно душе — какой я солдат? Уже одно то, что
в казарме надо
жить всегда с людьми, — не для меня. А пьянство, матерщина, зуботычины?
В этой службе всё против человека, знал я. Придавили меня речи Титова.
«Порт это, — тихо говорил Буран, — Дуя [Порт Дуэ, на западном берегу Сахалина. (Примеч.
В. Г. Короленко.)] называемый. Тут на первое время
в казармах жить придется».
Я приехал туда
в ясный, теплый день после дождя, капли которого еще висели на деревьях, и остановился
в том же громадном, похожем на
казарму dépendance'e [Здесь — строении (фр.).], где
жили Ариадна и Лубков.
— Безрассудная, — говорю, — ты женщина, сестрица! Зачем же ты сама-то едешь за этакую даль
в твои лета? И как ты будешь
жить с сыном-юнкером, и где, по деревням, что ли, с ним, или
в казармах? Знаешь ли ты, какого рода эта жизнь?
Живя еще
в казарме, Никита научился немного чеботарить: класть заплатки, подкидывать подметки, набивать подборы; переселившись к Стебелькову, он вздумал было продолжать свое ремесло, пряча мешок за двери
в сенях, как только раздавался стук
в двери.
Живет он
в казармах, у своего отца, военного доктора, и не имеет собственных денег, хотя ему уже тридцать лет.
Со мной отпустили „человека“, чего я совсем не добивался, и он стоил целую треть моего содержания.
Жили мы втроем
в маленькой квартирке из двух комнат
в знаменитой „Акчуринской
казарме“, двор которой был очень похож по своей обстановке на тот, где
проживали у М.Горького его супруги Орловы.
После этого он, будто,
жил еще
в Петербурге несколько дней, выходя подышать воздухом только ночью, когда войска были
в казармах, и ни один солдат не мог его увидеть и за ним бегать. Все шло прекрасно, но тут вдруг неожиданно и подвернулся роковой случай, после которого дальнейшее пребывание Кесаря
в столице сделалось уже решительно невозможным.
Почти такой же одинокой и забытой,
в описываемое нами время, придворными сферами, как и Якобина Менгден,
жила в своем дворце на Царицыном лугу, где
в настоящее время помещаются Павловские
казармы, цесаревна Елизавета Петровна.
От Преображенских
казарм, расположенных на окраине тогдашнего Петербурга, до Зимнего дворца было очень далеко. Пришлось идти по Невскому проспекту, безмолвному и пустынному. По обеим сторонам его высились уже
в то время обширные дома,
в которых
жили сановники. Проходя мимо этих домов, солдаты входили
в них и арестовывали тех, которых им было велено отвезти во дворец Елизаветы Петровны. Таким образом, они арестовали графа Остермана, графа Головнина, графа Левенвольда, барона Менгдена и многих других.
Сама цесаревна превратилась из шаловливой красавицы, какой она была
в ранней молодости,
в грустную, но ласковую женщину, величественного вида. Она
жила с чарующею простотой и доступностью, каталась по городу, то верхом, то
в открытых санях, и посещала святыни. Все
в ней возбуждало умиление народа: даже гостиннодворцы не брали с нее денег за товары. Но чаще всего видели ее
в домике у
казарм, где она крестила детей у рядовых и ублажала родителей крестников, входя даже
в долги. Гвардейцы звали ее «матушкой».
Она стояла невдалеке от тайги, близ обширных, принадлежащих Петру Иннокентьевичу, приисков, а самая постройка дома, где за последние два десятка лет почти безвыездно, кроме трех-четырех зимних месяцев,
жил семидесятилетний хозяин, отличалась городской архитектурой, дом был двухэтажный, с высоким бельведером и высился над остальными постройками и
казармами для присковых рабочих, окруженный прекрасным садом, на высоком
в этом месте берегу Енисея.
Ранее этого императрица подарила Разумовскому дворец,
в котором сама
жила до восшествия своего на престол. Дворец этот, как мы знаем, был известен под именем Цесаревнина и находился на Царицыном лугу, недалеко от Миллионной, на месте нынешних Павловских
казарм.
Этой женщиной была загадочная Глаша. Уже более трех месяцев
жила она у Марии Петровны, с месяц до вступления
в лагерь
жил с ней под одной кровлей Александр Васильевич. С памятного, вероятно, читателям взгляда, которым она окинула молодого Суворова и от которого его бросило
в жар и холод и принудило убежать
в казармы, их дальнейшие встречи
в сенях, встречи со стороны Глаши, видимо, умышленные, сопровождались с ее стороны прозрачным заигрыванием с жильцом ее тетки.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно-гвардейских
казарм,
в котором
жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел
в отворенную дверь.
В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Мигурский
жил не
в казармах, а на своей отдельной квартире.