Неточные совпадения
Разве не молодость было то чувство, которое он испытывал теперь, когда, выйдя с другой стороны опять на край леса, он увидел на ярком свете косых
лучей солнца грациозную фигуру Вареньки, в
желтом платье и с корзинкой шедшей легким шагом мимо ствола старой березы, и когда это впечатление вида Вареньки слилось в одно с поразившим его своею красотой видом облитого косыми
лучами желтеющего овсяного поля и за полем далекого старого леса, испещренного желтизною, тающего в синей дали?
У подошвы ее, по берегу, толпятся домы, и между ними, как напоказ, выглядывают кое-где пучки банановых листьев, которые сквозят и
желтеют от солнечных
лучей, да еще видна иногда из-за забора, будто широкая метла, верхушка убитого
солнцем дерева.
Она бывает хороша только в иные летние вечера, когда, возвышаясь отдельно среди низкого кустарника, приходится в упор рдеющим
лучам заходящего
солнца и блестит и дрожит, с корней до верхушки облитая одинаковым
желтым багрянцем, — или, когда, в ясный ветреный день, она вся шумно струится и лепечет на синем небе, и каждый лист ее, подхваченный стремленьем, как будто хочет сорваться, слететь и умчаться вдаль.
Но до чтения ли, до письма ли было тут, когда душистые черемухи зацветают, когда пучок на березах лопается, когда черные кусты смородины опушаются беловатым пухом распускающихся сморщенных листочков, когда все скаты гор покрываются подснежными тюльпанами, называемыми сон, лилового, голубого, желтоватого и белого цвета, когда полезут везде из земли свернутые в трубочки травы и завернутые в них головки цветов; когда жаворонки с утра до вечера висят в воздухе над самым двором, рассыпаясь в своих журчащих, однообразных, замирающих в небе песнях, которые хватали меня за сердце, которых я заслушивался до слез; когда божьи коровки и все букашки выползают на божий свет, крапивные и
желтые бабочки замелькают, шмели и пчелы зажужжат; когда в воде движенье, на земле шум, в воздухе трепет, когда и
луч солнца дрожит, пробиваясь сквозь влажную атмосферу, полную жизненных начал…
— Неужели это уж Севастополь? — спросил меньшой брат, когда они поднялись на гору, и перед ними открылись бухта с мачтами кораблей, море с неприятельским далеким флотом, белые приморские батареи, казармы, водопроводы, доки и строения города, и белые, лиловатые облака дыма, беспрестанно поднимавшиеся по
желтым горам, окружающим город, и стоявшие в синем небе, при розоватых
лучах солнца, уже с блеском отражавшегося и спускавшегося к горизонту темного моря.
Прорвался солнечный
луч,
желтый и анемичный, как будто
солнце было неизлечимо больным; шире и печальнее стала туманная осенняя даль.
Только что поднялось усталое сентябрьское
солнце; его белые
лучи то гаснут в облаках, то серебряным веером падают в овраг ко мне. На дне оврага еще сумрачно, оттуда поднимается белесый туман; крутой глинистый бок оврага темен и гол, а другая сторона, более пологая, прикрыта жухлой травой, густым кустарником в
желтых, рыжих и красных листьях; свежий ветер срывает их и мечет по оврагу.
Я вспоминаю, что, кажется, не было лета, когда бы за Волгою не горели леса; каждогодно в июле небо затянуто мутно-желтым дымом; багровое
солнце, потеряв
лучи, смотрит на землю, как больное око.
Самые лужи, засоренные мелкими ветками и
желтыми листьями, тускло отражали
лучи солнца.
Приглаженный вид двора, освещенного
желтыми лучами осеннего
солнца, тетушка Анна и еще какая-то баба, бегавшие поминутно из избы под тень навеса и возвращавшиеся всякий раз с кувшинами или пирогами; подводы и, наконец, самые лошади — все это свидетельствовало, что в доме Глеба, отличавшемся всегда тишиною и строгим порядком, происходило что-то не совсем обыденное.
Прошел уж и лед на Волге. Два-три легких пароходика пробежали вверх и вниз… На пристанях загудела рабочая сила… Луга и деревья зазеленели, и под яркими, приветливыми
лучами животворного
солнца даже сам вечно мрачный завод как-то повеселел, хотя грязный двор с грудами еще не успевшего стаять снега около забора и закоптевшими зданиями все-таки производил неприятное впечатление на свежего человека… Завсегдатаям же завода и эта осторожная весна была счастьем. Эти
желтые, чахлые, суровые лица сияли порой…
Над ним свесились ветки деревьев с начинающими
желтеть листьями. Красноватые
лучи восходящего
солнца яркой полосой пробегали по верхушкам деревьев, и полоса становилась все шире и шире. Небо, чистое, голубое, сквозило сквозь ветки.
Солнце уже садилось, последние
лучи его, догорая на ясных небесах, золотили верхи холмов, покрытых
желтой нивою.
Желтый мох, которым были законопачены пазы между бревнами, не успел еще завянуть и таращился клочьями, усиками и колючей щетиной; когда по утрам горячее июльское
солнце врывалось в окна конторы снопами ослепительных
лучей, которые ложились на полу золотыми пятнами и яркими полосами, веселые зайчики долго и прихотливо перебегали со стены на стену, зажигая золотыми искорками капли свежей смолы, вытоплявшиеся из расщелявшихся толстых бревен.
Лес осенью был еще красивее, чем летом: темная зелень елей и пихт блестела особенной свежестью; трепетная осина, вся осыпанная
желтыми и красными листьями, стояла точно во сне и тихо-тихо шелестела умиравшею листвой, в которой червонным золотом играли
лучи осеннего
солнца; какие-то птички весело перекликались по сторонам дороги; шальной заяц выскакивал из-за кустов, вставал на задние лапы и без оглядки летел к ближайшему лесу.
Высокие ивы с обеих сторон осеняют речку; она струится по
желтому чистому песку, и
луч солнца, пробиваясь сквозь тень деревьев, играет, кажется, на самом дне ее.
Мне снилось, что я опять еду той же дорогой, и опять мне холодно, и опять кругом меня опушенный инеем лес, и косые
лучи солнца, густые и
желтые, уходят из этого леса, играя кое-где на стволах и мохнатых ветках… Только где-то за лесом что-то еще гудит глухими, стонущими ударами, как будто гонится за нашими санями.
Уже вечерело, последние
лучи солнца, еще
желтее и гуще, уходили из лесу, с трудом карабкаясь по вершинам. А внизу ровный белый сумрак как бы еще более настывал и синел. Звон колокольчика болтался густо и как-то особенно плотно, точно ударяли ложечкой по наполненному жидкостью стакану. Эти звуки тоже раздражали и тревожили нервы…
Ветер ласково гладил атласную грудь моря;
солнце грело ее своими горячими
лучами, и море, дремотно вздыхая под нежной силой этих ласк, насыщало жаркий воздух соленым ароматом испарений. Зеленоватые волны, взбегая на
желтый песок, сбрасывали на него белую пену, она с тихим звуком таяла на горячем песке, увлажняя его.
— Леса горят, — сказала игуменья, глядя на серо-желтое, туманное небо, по которому без
лучей, без блеска выплывало багровое
солнце. Гарью еще не пахло, но в свежем утреннем воздухе стояла духота и какая-то тяжесть.
Солнце давно уж играло золотистыми
лучами по синеватой переливчатой ряби, что подернула широкое лоно Волги, и по
желтым струям Оки, давно раздавались голоса на судах, на пристани и на улицах людного города, а Патап Максимыч все стоял на келейной молитве, все еще клал земные поклоны перед ликом Спаса милостивого.
До сих пор он не знал, что он любит людей и
солнце, и не понимал, почему они так изменились в его глазах и почему хочется ему и смеяться и плакать, глядя в испуганное лицо девочки или подставляя зажмуренные глаза солнечному
лучу,
желтому и теплому.
Давно опавшие
желтые листья, терпеливо ожидающие первого снега и попираемые ногами, золотятся на
солнце, испуская из себя
лучи, как червонцы.
Одни только роскошные, всему свету известные, венгерские сады и виноградники не блекнут, не
желтеют и не сохнут под жгучими
лучами степного
солнца.
Только что поднявшееся
солнце косыми
лучами освещало желтовато-серую равнину, по ней мчались всадники чуждого вида, с
желтыми околышами фуражек; они мчались наперерез дороге, по которой мы вчера подъехали к хутору.