Неточные совпадения
Учитель встречал детей молчаливой, неясной улыбкой; во всякое время дня он казался человеком только что проснувшимся. Он тотчас ложился вверх лицом на койку, койка уныло скрипела. Запустив пальцы рук в рыжие, нечесанные космы
жестких и прямых волос, подняв к потолку расколотую, медную бородку, не глядя на учеников, он спрашивал и рассказывал тихим голосом, внятными
словами, но Дронов находил, что учитель говорит «из-под печки».
Длинный, тощий, с остатками черных, с проседью, курчавых и, видимо,
жестких волос на желтом черепе, в форме дыни, с бородкой клином, горбоносый, он говорил неутомимо, взмахивая густыми бровями, такие же густые усы быстро шевелились над нижней, очень толстой губой, сияли и таяли влажные, точно смазанные маслом, темные глаза. Заметив, что сын не очень легко владеет языком Франции, мать заботливо подсказывала сыну
слова, переводила фразы и этим еще более стесняла его.
С мамой еще говорила вначале, но с каждым днем становилась скупее на
слова, отрывистее и даже
жестче.
Венецианские граждане (если только
слово «граждане» не насмешка здесь) делали все это; они сидели на бархатных, но
жестких скамьях, спали на своих колючих глазетовых постелях, ходили по своим великолепным площадям ощупью, в темноте, и едва ли имели хоть немного приблизительное к нынешнему, верное понятие об искусстве жить, то есть извлекать из жизни весь смысл, весь здоровый и свежий сок.
Он был очень пожилых лет, болезненный, худой, с отталкивающей наружностию, с злыми и лукавыми чертами, с несколько клерикальным видом и
жесткими седыми волосами на голове. Прежде чем я успел сказать десять
слов о причине, почему я просил аудиенции у министра, он перебил меня
словами...
Он отступил от нее, и она услыхала
жесткие, острые
слова...
Когда стали погружать в серую окуровскую супесь тяжёлый гроб и чернобородый пожарный, открыв глубочайшую красную пасть, заревел, точно выстрелил: «Ве-еч…» — Ммтвей свалился на землю, рыдая и биясь головою о чью-то
жёсткую, плешивую могилу, скупо одетую дёрном. Его обняли цепкие руки Пушкаря, прижали щекой к медным пуговицам. Горячо всхлипывая, солдат вдувал ему в ухо отрывистые
слова...
Корявые берёзы, уже обрызганные жёлтым листом, ясно маячили в прозрачном воздухе осеннего утра, напоминая оплывшие свечи в церкви. По узким полоскам пашен, качая головами, тихо шагали маленькие лошади; синие и красные мужики безмолвно ходили за ними, наклонясь к земле, рыжей и сухой, а около дороги, в затоптанных канавах, бедно блестели жёлтые и лиловые цветы. Над пыльным дёрном неподвижно поднимались
жёсткие бессмертники, — Кожемякин смотрел на них и вспоминал отзвучавшие
слова...
На другой день Оленин проснулся раньше обыкновенного, и в первое мгновение пробуждения ему пришла мысль о том, что предстоит ему, и он с радостию вспомнил ее поцелуи, пожатие
жестких рук и ее
слова: «какие у тебя руки белые!» Он вскочил и хотел тотчас же итти к хозяевам и просить руки Марьяны.
Любоньке было двенадцать лет, когда несколько
слов, из рук вон
жестких и грубых, сказанных Негровым в минуту отеческой досады, в несколько часов воспитали ее, дали ей толчок, после которого она не останавливалась.
Жесткая и отчасти надменная натура Негрова, часто вовсе без намерения, глубоко оскорбляла ее, а потом он оскорблял ее и с намерением, но вовсе не понимая, как важно влияние иного
слова на душу, более нежную, нежели у его управителя, и как надобно было быть осторожным ему с беззащитной девушкой, дочерью и не дочерью, живущей у него по праву и по благодеянию.
Строгий, вспыльчивый,
жесткий на
словах и часто жестокий на деле, нельзя сказать, что он был злой человек от природы; всматриваясь в резкие черты его лица, не совсем уничтожившиеся в мясных дополнениях, в густые черные брови и блестящие глаза, можно было предполагать, что жизнь задавила в нем не одну возможность.
Парень смотрел на нее, чувствуя себя обезоруженным ее ласковыми
словами и печальной улыбкой. То холодное и
жесткое, что он имел в груди против нее, — таяло в нем от теплого блеска ее глаз. Женщина казалась ему теперь маленькой, беззащитной, как дитя. Она говорила что-то ласковым голосом, точно упрашивала, и все улыбалась; но он не вслушивался в ее
слова.
И всегда эти сухие и
жесткие мысли настолько мизерны, что для выражения их потребно огромное количество звонких и пустых
слов.
— И потом он видел его лежащего на
жесткой постели в доме бедного соседа… казалось, слышал его тяжелое дыхание и
слова: отомсти, сын мой, извергу… чтоб никто из его семьи не порадовался краденым куском… и вспомнил Вадим его похороны: необитый гроб, поставленный на телеге, качался при каждом толчке; он с образом шел вперед… дьячок и священник сзади; они пели дрожащим голосом… и прохожие снимали шляпы… вот стали опускать в могилу, канат заскрыпел, пыль взвилась…
Об Алексее он думал насильно, потому что не хотел думать о Никите, о Тихоне. Но когда он лёг на
жёсткую койку монастырской гостиницы, его снова обняли угнетающие мысли о монахе, дворнике. Что это за человек, Тихон? На всё вокруг падает его тень, его
слова звучат в ребячливых речах сына, его мыслями околдован брат.
У меня перед глазами лежали часы на столике. Как сейчас помню, что поговорил я не более трех минут, и баба зарыдала. И я очень был рад этим слезам, потому что только благодаря им, вызванным моими нарочито
жесткими и пугающими
словами, стала возможна дальнейшая часть разговора...
Ему еще предстоит сказать решительное
слово, и чем ближе к концу будет приходить его речь, тем
жестче и неумолимее выскажется это последнее
слово.
Студент разочарованно замолчал. Ему всегда становилось грустно, когда он в жизни натыкался на грубость и несправедливость. Он отстал от землемера и молча шел за ним, глядя ему в спину. И даже эта согнутая, узкая,
жесткая спина, казалось, без
слов, но с мрачною выразительностью говорила о нелепо и жалко проволочившейся жизни, о нескончаемом ряде пошлых обид судьбы, об упрямом и озлобленном самолюбии…
Мне кажется, что он говорит всё с большим трудом. Тяжело сидеть рядом с ним. Все его
слова — вялые, жёваные, добывает он их как бы с верху души и складывает одно с другим лениво, косо, неладно. И я думаю, что подо всем, что он говорит, легло что-то чёрное, страшное, он боится задеть эту тяжесть, от неё неподвижны его тёмные глаза и так осунулось худое, заросшее
жёстким волосом лицо.
Я насторожил уши. Писарь говорил тихо, и голос у него мне показался чрезвычайно приятным. Я устал от холодного, угрюмого пути и от этих
жестких, наивно-грабительских разговоров. Мне показалось, что я наконец услышу человеческое
слово. Мне вспомнились большие глаза Гаврилова, и в их выражении теперь чудилась мне человеческая мечта о счастии…
Кузьма Васильевич подошел к дивану и наклонился к Колибри, но, прежде чем он успел промолвить
слово, она протянула руку и, не переставая смеяться в платок, запустила свои небольшие
жесткие пальцы в его волосы и мгновенно растрепала его благоустроенный кок.
Давши волю слезам и речам, перебивая на каждом
слове Марусю, она осыпала князя упреками,
жесткими и даже бранными
словами, ласками, просьбами… Тысячу раз вспомнила она о купце Фурове, который протестовал их вексель, о покойном отце, кости которого теперь переворачиваются в гробу, и т. д. Напомнила даже и о докторе Топоркове.
— Господин Горданов! — заговорил на половине комнаты Кишенский, пристально и зорко вглядываясь в лицо Павла Николаевича и произнося каждое
слово отчетисто, спокойно и очень серьезно. — Прошу покорно! Давно ли вы к нам? А впрочем, я слышал… Да. Иди в свое место, — заключил он, оборотясь к лакею, и подал Горданову
жесткую, холодную руку.
В ответ звучали мертвые, чуждые мне теперь
слова, а зеленоватые глаза с изучающим вниманием смотрели на меня. И все больше в них проступало
жесткое презрение. Как будто шел человек к спешной, нужной цели, а другой пристает к нему: как это люди ходят? Почему? Почему мы вот идем на двух ногах и не падаем?
— Не служба, а жизнь. Кто не знает графа, этого жестокого и
жесткого человека, у которого нет сердца, который не оценивает трудов своих подчиненных, не уважает даже человеческих их прав, — с горячностью произнес Петр Валерианович, почти до
слова повторяя все то, что он несколько дней тому назад говорил своей матери.
— Другими
словами, ты не хочешь повиноваться! — произнес он
жестким тоном. — А тебе это нужнее, чем кому бы то ни было.
— Да, да, воруют! Я в этом могу вам дать мое
слово, мадемуазель! —
жестким голосом подтвердила молодая Сокольская, — я несколько раз замечала, что они y меня духи и конфеты таскают и фрукты из буфета. Такие скверные девчонки! За уши их драть надо, Вадим прав, a не баловать их, как балует мама.
Еще страннее и таинственнее стала тишина от этих таинственных
слов… Как там дальше? Что-то еще более таинственное и вещее. Как будто не просто стихи, а дряхлая сивилла медленно шепчет малопонятные, не из этого мира идущие
слова. И на остром ее подбородке —
жесткие, седые волоски. Но как же там дальше?