Вот вам, добрый мой Евгений Иванович, для прочтенияписьмо Мозгалевской! Значит, вы убедитесь, что ей можно назначить так, как я вам об этом писал с Нарышкиным. [Назначить — пособие из средств Малой артели вдове декабриста, А. А. Мозгалевской и их детям; комментируемый документ — на обороте ее письма к Пущину с очень трогательной характеристикой его
забот о семьях умерших участников движения декабристов (сб. «Летописи», III, стр. 274 и сл.),]
— Отчего же нельзя? Неужто вы находите, что и взаимная любовь, и отцовская
забота о семье, и материнские попечения о детях безнравственны?
Неточные совпадения
Кто видывал, как слушает
Своих захожих странников
Крестьянская
семья,
Поймет, что ни работою
Ни вечною
заботою,
Ни игом рабства долгого,
Ни кабаком самим
Еще народу русскому
Пределы не поставлены:
Пред ним широкий путь.
Когда изменят пахарю
Поля старозапашные,
Клочки в лесных окраинах
Он пробует пахать.
Работы тут достаточно.
Зато полоски новые
Дают без удобрения
Обильный урожай.
Такая почва добрая —
Душа народа русского…
О сеятель! приди!..
Заботы его
о семье товарища, кроме писем в настоящем издании, отражены в письме M. Н. Волконской к Д. И. Кюхельбекер от 3 июня 1847 г.
И старец сказал: «Это одна чаша с маслом так заняла тебя, что ты ни разу не вспомнил
о боге. А крестьянин и себя, и
семью, и тебя кормит своими трудами и
заботами, и то два раза в день вспоминает
о боге».
Но вся его жизнь прошла в служении идее реального театра, и, кроме сценической литературы, которую он так слил с собственной судьбой, у него ничего не было такого же дорогого. От интересов общественного характера он стоял в стороне, если они не касались театра или корпорации сценических писателей. Остальное брала большая
семья, а также и
заботы о покачнувшемся здоровье.
Вспомнил, как умирающий просил его позаботиться
о его
семье — жене и трех малолетних детях, и как он, Сергей Прохорович, обещал ему эту
заботу.
Оставить
семью, родину, все
заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Через горнило бедствий, насильственно отторгая его от дома, от
семьи, от суетных
забот о жизни, вела его могучая рука к великому подвигу, к великой жертве.
Во-вторых, вскоре овдовев, он не выл и не брал себе молодой наймычки; в-третьих, когда несколько женщин пришли ему сказать, что идут по обету в Киев, то он советовал заменить их поход обетом послужить больным и бедным, а прежде всего успокоить
семью заботами о доброй жизни; а что касается данного обета, — он оказал неслыханную дерзость — вызвался разрешить его и взять ответ на себя.