Неточные совпадения
Ужель загадку разрешила?
Ужели слово найдено?
Часы бегут: она
забыла,
Что дома ждут ее давно,
Где собралися два соседа
И где об ней идет беседа.
«Как быть? Татьяна не дитя, —
Старушка молвила кряхтя. —
Ведь Оленька ее моложе.
Пристроить
девушку, ей-ей,
Пора; а что мне делать с ней?
Всем наотрез одно и то же:
Нейду. И все грустит она
Да бродит по лесам одна».
И тотчас же
забыл о Дронове. Лидия поглощала все его мысли, внушая все более тягостную тревогу. Ясно, что она — не та
девушка, какой он воображал ее. Не та. Все более обаятельная физически, она уже начинала относиться к нему с обидным снисхождением, и не однажды он слышал в ее расспросах иронию.
Угловатые движенья
девушки заставляли рукава халата развеваться, точно крылья, в ее блуждающих руках Клим нашел что-то напомнившее слепые руки Томилина, а говорила Нехаева капризным тоном Лидии, когда та была подростком тринадцати — четырнадцати лет. Климу казалось, что
девушка чем-то смущена и держится, как человек, захваченный врасплох. Она
забыла переодеться, халат сползал с плеч ее, обнажая кости ключиц и кожу груди, окрашенную огнем лампы в неестественный цвет.
Как будто
забыв о смерти отчима, она минут пять критически и придирчиво говорила о Лидии, и Клим понял, что она не любит подругу. Его удивило, как хорошо она до этой минуты прятала антипатию к Лидии, — и удивление несколько подняло зеленоглазую
девушку в его глазах. Потом она вспомнила, что надо говорить об отчиме, и сказала, что хотя люди его типа — отжившие люди, но все-таки в них есть своеобразная красота.
— Да, да, милая Ольга, — говорил он, пожимая ей обе руки, — и тем строже нам надо быть, тем осмотрительнее на каждом шагу. Я хочу с гордостью вести тебя под руку по этой самой аллее, всенародно, а не тайком, чтоб взгляды склонялись перед тобой с уважением, а не устремлялись на тебя смело и лукаво, чтоб ни в чьей голове не смело родиться подозрение, что ты, гордая
девушка, могла, очертя голову,
забыв стыд и воспитание, увлечься и нарушить долг…
— Ведь Надежда-то Васильевна была у меня, — рассказывала Павла Ивановна, вытирая слезы. — Как же, не
забыла старухи… Как тогда услыхала о моей-то Кате, так сейчас ко мне пришла. Из себя-то постарше выглядит, а такая красивая
девушка… ну, по-вашему, дама. Я еще полюбовалась ею и даже сказала, а она как покраснеет вся. Об отце-то тоскует, говорит… Спрашивает, как и что у них в дому… Ну, я все и рассказала. Про тебя тоже спрашивала, как живешь, да я ничего не сказала: сама не знаю.
Молодая
девушка вздрогнула, побледнела, крепко, не по своим силам, сжала мне руку и повторила, отворачиваясь, чтобы скрыть слезы: «Александр, не
забывай же сестры».
— Спать пора! — зевая, решают
девушки,
забывая, что при матушке они никогда раньше одиннадцати часов не оставляли пряжи.
Жених держал себя с большим достоинством и знал все порядки по свадебному делу. Он приезжал каждый день и проводил с невестой как раз столько времени, сколько нужно — ни больше, ни меньше. И остальных
девушек не
забывал: для каждой у него было свое словечко. Все невестины подруги полюбили Галактиона Михеича, а старухи шептали по углам...
— Не любишь?
забыл? — шептала она, отступая. — Другую полюбил? А эта другая рохля и плакса. Разве тебе такую было нужно жену? Ах, Галактион Михеич! А вот я так не
забыла, как ты на своей свадьбе смотрел на меня… ничего не
забыла. Сокол посмотрел, и нет
девушки… и не стыдно мне нисколько.
Но с наступлением вечера он
забывал обо всем мире, и даже образ чернобровой
девушки застилался будто туманом.
Прошло несколько времени, и П. мало-помалу успел
забыть и о
девушке, и о прижитом с нею сыне своем, а потом, как известно, и умер без распоряжений.
— Не
девушкой я за тебя выходила замуж… — шептали побелевшие губы. — Нет моей в том вины, а
забыть не могла. Чем ты ко мне ласковее, тем мне страшнее. Молчу, а у самой сердце кровью обливается.
— Экипаж на житный двор, а лошадей в конюшню! Тройку рабочих пусть выведут пока из стойл и поставят под сараем, к решетке. Они смирны, им ничего не сделается. А мы пойдемте в комнаты, — обратилась она к ожидавшим ее
девушкам и, взяв за руки Лизу и Женни, повела их на крыльцо. — Ах, и
забыла совсем! — сказала игуменья, остановясь на верхней ступеньке. — Никитушка! винца ведь не пьешь, кажется?
— Не
забудьте, Лазер, накормить
девушек обедом и сведите их куда-нибудь в кинематограф. Часов в одиннадцать вечера ждите меня. Я приеду поговорить. А если кто-нибудь будет вызывать меня экстренно, то вы знаете мой адрес: «Эрмитаж». Позвоните. Если же там меня почему-нибудь не будет, то забегите в кафе к Рейману или напротив, в еврейскую столовую. Я там буду кушать рыбу-фиш. Ну, счастливого пути!
От полковника получено было, наконец, письмо, извещающее, что Александра Григорьевна с величайшим удовольствием разрешает детям взять залу для такой умной их забавы. С своей же стороны Михаил Поликарпович прибавлял сыну: «Чтобы
девушка гуляла, но дельца не
забывала!» Полковник терпеть не мог театра.
— Вы
забываете только одно маленькое обстоятельство, Виталий Кузьмич, — сухо заметила Раиса Павловна, останавливаясь в дверях, —
забываете, что Луша совсем большая
девушка и может иметь свое мнение, свои собственные желания.
— Да, я
забыла! — медленно сказала
девушка. — Подождем еще неделю, еще неделю! А как вы думаете — он согласится?
— Вы смотрите на это глазами вашего услужливого воображения, а я сужу об этом на основании моей пятидесятилетней опытности. Положим, что вы женитесь на той девице, о которой мы сейчас говорили. Она прекраснейшая
девушка, и из нее, вероятно, выйдет превосходная жена, которая вас будет любить, сочувствовать всем вашим интересам; но вы не
забывайте, что должны заниматься литературой, и тут сейчас же возникнет вопрос: где вы будете жить; здесь ли, оставаясь смотрителем училища, или переедете в столицу?
— Говоришь, а сама не знаешь! — перебила ее другая
девушка. — Какие под Москвой русалки! Здесь их нет и заводу. Вот на Украине, там другое дело, там русалок гибель. Сказывают, не одного доброго молодца с ума свели. Стоит только раз увидеть русалку, так до смерти все по ней тосковать будешь; коли женатый — бросишь жену и детей, коли холостой —
забудешь свою ладушку!
— Чуть не
забыла, — сказала Коковкина. — Схожу. Девушка-то она такая милая.
«Однажды, во время пира, одну из них, черноволосую и нежную, как ночь, унес орел, спустившись с неба. Стрелы, пущенные в него мужчинами, упали, жалкие, обратно на землю. Тогда пошли искать
девушку, но — не нашли ее. И
забыли о ней, как
забывают обо всем на земле».
Я сейчас же
забыл о Пепкиной трагедии и вспомнил о ней только в антракте, когда гулял под руку с Александрой Васильевной в трактирном садике. Любочка сидела на скамейке и ждала… Я узнал ее, но по малодушию сделал вид, что не узнаю, и прошел мимо. Это было бесцельно-глупо, и потом мне было совестно. Бедная
девушка, вероятно, страдала, ожидая возвращения коварного «предмета». Александра Васильевна крепко опиралась на мою руку и в коротких словах рассказала свою биографию.
— Вы
забываете, что сестра моя женщина, больше —
девушка, и мужчина виноват всегда, особенно если выведет ее из себя.
Я так торопился, что даже
забыл о штиблетах и вспомнил об этом обстоятельстве только на улице, догоняя
девушек.
Простодушные люди поверили ему, несмотря на гнев
девушки,
забыв о том, что ведь она сама звала на помощь, — никто не знал, что характер грека зовется хитростью.
Извозчичья карета, нанятая с вечера, приехала в семь часов утром. Дашу разбудили. Анна Михайловна то бросалась к самовару, то бралась помогать
девушке одевать сестру, то входила в комнату Долинского. Взойдет, посмотрит по сторонам, как будто она что-то
забыла, и опять выйдет.
— Вы
забываете, что я стар для таких юных существ, — шептал, шутя, граф. — Увы! меня шестнадцатилетняя
девушка готова будет звать дедушкой.
— И в Маниной комнате, — отвечала Ида. — И не
забудьте, — продолжала
девушка, — что она встала с своего кресла, что она, безногая, пошла, прокляла ее и умерла. Ах, что здесь делается! что здесь делается! Я не знаю, как я в эту ночь не сошла с ума.
— Я уж
забыла счет, — продолжала
девушка, — сколько раз я являюсь сюда к вам, и всегда по милости какого-нибудь самого скверного обстоятельства, и всегда с растрепанными чувствами.
— Спасибо вам за эти горькие слова! Я не
забуду их, — покорно отвечал художник, протягивая
девушке с благодарностью обе руки.
И он ходил взад и вперед скорыми шагами, сжав крестом руки, — и, казалось,
забыл, что не сказал имени коварного злодея… и, казалось, не замечал в лице несчастной
девушки страх неизвестности и ожидания… он был весь погребен сам в себе, в могиле, откуда также никто не выходит… в живой могиле, где также есть червь, грызущий вечно и вечно ненасытный.
Тригорин. Здравствуйте. Обстоятельства неожиданно сложились так, что, кажется, мы сегодня уезжаем. Мы с вами едва ли еще увидимся когда-нибудь. А жаль. Мне приходится не часто встречать молодых
девушек, молодых и интересных, я уже
забыл и не могу себе ясно представить, как чувствуют себя в восемнадцать-девятнадцать лет, и потому у меня в повестях и рассказах молодые
девушки обыкновенно фальшивы. Я бы вот хотел хоть один час побыть на вашем месте, чтобы узнать, как вы думаете и вообще что вы за штучка.
Решил, что завтра подарю ей кольцо с голубым камнем. А потом —
забыл, не купил… Тринадцать лет прошло с той поры, а вот вспомню эту
девушку — и всегда жаль, что не купил ей кольца.
Вдруг в нижнем этаже под балконом заиграла скрипка, и запели два нежных женских голоса. Это было что-то знакомое. В романсе, который пели внизу, говорилось о какой-то
девушке, больной воображением, которая слышала ночью в саду таинственные звуки и решила, что это гармония священная, нам, смертным, непонятная… У Коврина захватило дыхание, и сердце сжалось от грусти, и чудесная, сладкая радость, о которой он давно уже
забыл, задрожала в его груди.
Рассказывают горнишные: раз барыня рассердилась, так, вишь, ножницами так и кольнула одну из
девушек… ох! больно… а как бороду велит щипать волосок по волоску… батюшка!.. ну! так тут и святых
забудешь… батюшка!.. (падает на колени перед Белинским).
Я прочел письма. Все они были очень ласковы, даже нежны. В одном из них, именно в первом письме из Сибири, Пасынков называл Машу своим лучшим другом, обещался выслать ей деньги на поездку в Сибирь и кончил следующими словами: «Целую твои хорошенькие ручки; у здешних
девушек таких ручек нету; да и головы их не чета твоей, и сердца тоже… Читай книжки, которые я тебе подарил, и помни меня, а я тебя не
забуду. Ты одна, одна меня любила: так и я ж тебе одной принадлежать хочу…»
Краснов. Ой, аль и вправду нейти? Да нет, что баловаться-то!
Девушка гуляй, а дела не
забывай! Не приди нынче за деньгами, так после неделю даром проходишь. И как далеко идти-то! Чтоб его!.. За реку ведь! С час проходишь, прах его побери! (Берет картуз.) Так ты говоришь: погоди!
Михайло Иваныч. Д-д-да!.. Ну, конечно, вам как мужчине, может быть, прошло; нам даже похвастаться этим можно, потому что на нас сукно; с нас все, как с гуся вода. Но
девушка… вы, конечно, понимаете сами, не могла этого
забыть: на ее совести осталось пятно!
Он показался ей чудаком, трусом, который только и заботится о себе, боится простудить ноги и уши в жаркую погоду, беспокоится о своем здоровье, когда сам здоров, как бык, который любит только себя, а других и любить не может, который не мог
забыть о своих калошах и хлопчатой бумаге, в первый раз ведя за руку
девушку, повидимому им страстно любимую (Наташа догадалась уже, что Шатов влюблен в нее).
— Я ее, mon oncle, совсем
забыла, — проговорила молодая
девушка.
— Что же из этого? Я этого, к сожалению, и не могу оспаривать, но это нимало не мешает Машеньке быть прекрасною
девушкой, из которой выйдет прекрасная жена. Ты, верно,
забыл то, над чем мы с тобою не раз останавливались: вспомни, что у Тургенева — все его лучшие женщины, как на подбор, имели очень непочтенных родителей.
Надя. Я держу себя, как должна себя держать
девушка в моем положении, так велит рассудок. Не
забывайте, кто я. Сирота служанка. Кто вступился бы за меня? У кого достанет совести не наговорить мне дерзостей, подлостей? Благородная
девушка может и дружиться с мужчинами, и шутить с ними. А я, — только взгляни на мужчину, — и посыпались на меня обиды. Пусть же лучше говорят обо мне, что я и безжизненная, и бессмысленная. Вы должны понимать это и стыдно вам смеяться за то надо мною.
Глядя на тоскующую Марью Гавриловну, беззаветно преданная ей
девушка забывает свою печаль, не помнит своей кручины…
— Добрыми делами, Груня, воздашь, — сказал Патап Максимыч, гладя по голове
девушку. — Молись, трудись, всего паче бедных не
забывай. Никогда, никогда не
забывай бедных да несчастных. Это Богу угодней всего…
А вы,
девушки, не
забыв Бога живите, не буянно поступайте…
Тут я вижу осторожность: не
забываете писать о рюмках, которые выпиваете, а такое важное событие, как смерть «
девушки в красном», проходит в романе бесследно…
Я
забыл, что я увлек
девушку и сам начал уже увлекаться ею до того, что ни одного вечера не был в состоянии провести без ее общества…
— Ты смотри, — уже строго увещевала ее, волнуясь, благоразумная
девушка, — ты роль-то не
забудь… Да говори громче… На репетициях едва под нос себе что-то шептала. Ведь пойми, ради господа, Маша, попечители, гости, все будут… Не осрами, ради самого Христа… За тебя да за мою Дуняшу пуще всего боюсь я… Ну да, та ежели и сробеет, Антониночка подскажет. Сбоку за кулисой будет она сидеть. А вот ты уж и не знаю, право, как справишься, — сокрушалась
девушка.
Нан взяла первый попавшийся стул и села подле Дуни. Сохраняя на лице своем тот же обычный чопорно-невозмутимый вид светской
девушки, она расспрашивала Дуню о приюте, не
забывая в то же время усердно подкладывать на ее тарелку лучшие куски.