К гимназисткам, подругам Линочки, и ко всем женщинам Саша относился с невыносимой почтительностью, замораживавшей самых смелых и болтливых: язык не поворачивался, когда он низко кланялся или торжественно предлагал руку и смотрел так, будто сейчас он начнет служить обедню или
заговорит стихами; и хотя почти каждый вечер он провожал домой то одну, то другую, но так и не нашел до сих пор, о чем можно с ними говорить так, чтобы не оскорбить, как-нибудь не нарушить неловким словом того чудесного, зачарованного сна, в котором живут они.
Неточные совпадения
О
стихах заговорили и товарищи, и учителя.
Вихров, после того, Христом и богом упросил играть Полония — Виссариона Захаревского, и хоть военным, как известно, в то время не позволено было играть, но начальник губернии сказал, что — ничего, только бы играл; Виссарион все хохотал: хохотал, когда ему предлагали, хохотал, когда стал учить роль (но противоречить губернатору, по его уже известному нам правилу, он не хотел), и говорил только Вихрову, что он боится больше всего расхохотаться на сцене, и игра у него выходила так, что несколько
стихов скажет верно, а потом и
заговорит не как Полоний, а как Захаревский.
Адуев подумал о своих литературных занятиях, о
стихах. «Вот тут бы я его срезал», — подумал он.
Заговорили и о литературе; мать и дочь рекомендовали Александра как писателя.
Справедливость требует сказать, что она иногда на вздохи и
стихи отвечала зевотой. И не мудрено: сердце ее было занято, но ум оставался празден. Александр не позаботился дать ему пищи. Год, назначенный Наденькою для испытания, проходил. Она жила с матерью опять на той же даче. Александр
заговаривал о ее обещании, просил позволения поговорить с матерью. Наденька отложила было до переезда в город, но Александр настаивал.
— Да-с, а теперь я напишу другой рассказ… —
заговорил старик, пряча свой номер в карман. — Опишу молодого человека, который, сидя вот в такой конурке, думал о далекой родине, о своих надеждах и прочее и прочее. Молодому человеку частенько нечем платить за квартиру, и он по ночам пишет, пишет, пишет. Прекрасное средство, которым зараз достигаются две цели: прогоняется нужда и догоняется слава… Поэма в
стихах? трагедия? роман?
— И я тоже прошу вспомнить, — сказал я, — на этом самом месте я умолял вас понять меня, вдуматься, вместе решить, как и для чего нам жить, а вы в ответ
заговорили о предках, о дедушке, который писал
стихи. Вам говорят теперь о том, что ваша единственная дочь безнадежна, а вы опять о предках, о традициях… И такое легкомыслие в старости, когда смерть не за горами, когда осталось жить каких-нибудь пять, десять лет!
Заговорив о женщине таинственным шепотом, словами, которых я не знал,
стихами, которых не читал, — он вдруг стал похож на вора Башкина.
Мы действительно разговорились. Венцель, видимо, очень много читал и, как сказал Заикин, знал и языки. Замечание капитана о том, что он «
стихи долбит», тоже оказалось верным: мы
заговорили о французах, и Венцель, обругав натуралистов, перешел к сороковым и тридцатым годам и даже с чувством продекламировал «Декабрьскую ночь» Альфреда де Мюссе. Он читал хорошо: просто и выразительно и с хорошим французским выговором. Кончив, он помолчал и прибавил...
По верхушкам леса потянулся гул от предутреннего ветра… Деревья сначала
заговорили глубоким хором, потом гул рассыпался на отдельные голоса, пошептался и начал
стихать.
Манефа
стихла и
заговорила ласкающим голосом...
И он принес мне маленькую книжечку
стихов Тютчева. На каждом шагу были неожиданности. О Белинском я как-то
заговорил.
— Как, как, как стихи-то Марина, как
стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель…» Скажи, скажи, —
заговорил Кутузов, очевидно собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт
стихов.
Потом в столовой
стихло, и глухо
заговорила прислуга, а из залы принеслись звуки рояля.