Неточные совпадения
Самгин лег, но от усталости не спалось, а через две остановки в купе шумно влез большой
человек, приказал проводнику
зажечь огонь, посмотрел на Самгина и закричал...
Выскакивая на середину комнаты, раскачиваясь, точно пьяный, он описывал в воздухе руками круги и эллипсы и говорил об обезьяне, доисторическом
человеке, о механизме Вселенной так уверенно, как будто он сам создал Вселенную, посеял в ней Млечный Путь, разместил созвездия,
зажег солнца и привел в движение планеты.
— А может быть, это — прислуга. Есть такое суеверие: когда женщина трудно родит — открывают в церкви царские врата. Это, пожалуй, не глупо, как символ, что ли. А когда
человек трудно умирает —
зажигают дрова в печи, лучину на шестке, чтоб душа видела дорогу в небо: «огонек на исход души».
Перед ним встал высокий
человек,
зажег спичку и, осветив его лицо, строго спросил...
Вагон встряхивало, качало, шипел паровоз, кричали
люди; невидимый в темноте сосед Клима сорвал занавеску с окна, обнажив светло-голубой квадрат неба и две звезды на нем; Самгин
зажег спичку и увидел пред собою широкую спину, мясистую шею, жирный затылок; обладатель этих достоинств, прижав лоб свой к стеклу, говорил вызывающим тоном...
Он хотел
зажечь лампу, встать, посмотреть на себя в зеркало, но думы о Дронове связывали, угрожая какими-то неприятностями. Однако Клим без особенных усилий подавил эти думы, напомнив себе о Макарове, его угрюмых тревогах, о ничтожных «Триумфах женщин», «рудиментарном чувстве» и прочей смешной ерунде, которой жил этот
человек. Нет сомнения — Макаров все это выдумал для самоукрашения, и, наверное, он втайне развратничает больше других. Уж если он пьет, так должен и развратничать, это ясно.
В этом настроении обиды за себя и на
людей, в настроении озлобленной скорби, которую размышление не могло ни исчерпать, ни погасить, он пришел домой,
зажег лампу, сел в угол в кресло подальше от нее и долго сидел в сумраке, готовясь к чему-то.
Случается и то, что он исполнится презрения к людскому пороку, ко лжи, к клевете, к разлитому в мире злу и разгорится желанием указать
человеку на его язвы, и вдруг загораются в нем мысли, ходят и гуляют в голове, как волны в море, потом вырастают в намерения,
зажгут всю кровь в нем, задвигаются мускулы его, напрягутся жилы, намерения преображаются в стремления: он, движимый нравственною силою, в одну минуту быстро изменит две-три позы, с блистающими глазами привстанет до половины на постели, протянет руку и вдохновенно озирается кругом…
Но
человек терпеливо, на обломках старого, строил новое здание крепче и ставил фонарь и теперь
зажигает опять огонь и, в свою очередь, смеется над ветром.
По времени нам пора было устраивать бивак. Я хотел было войти в юрту, но Дерсу просил меня подождать немного. Он накрутил на палку бересту,
зажег ее и, просунув факел в юрту, с криками стал махать им во все стороны. Захаров и Аринин смеялись, а он пресерьезно говорил им, что, как только огонь вносится в юрту, черт вместе с дымом вылетает через отверстие в крыше. Только тогда
человек может войти в нее без опаски.
Когда мы окончили осмотр пещер, наступил уже вечер. В фанзе Че Фана
зажгли огонь. Я хотел было ночевать на улице, но побоялся дождя. Че Фан отвел мне место у себя на кане. Мы долго с ним разговаривали. На мои вопросы он отвечал охотно, зря не болтал, говорил искренно. Из этого разговора я вынес впечатление, что он действительно хороший, добрый
человек, и решил по возвращении в Хабаровск хлопотать о награждении его чем-нибудь за ту широкую помощь, какую он в свое время оказывал русским переселенцам.
Иные уверяли, что
люди Дубровского, напившись пьяны на похоронах,
зажгли дом из неосторожности, другие обвиняли приказных, подгулявших на новоселии, многие уверяли, что он сам сгорел с земским судом и со всеми дворовыми.
Человек зажигал свечку и провожал этой оружейной палатой, замечая всякий раз, что плаща снимать не надобно, что в залах очень холодно; густые слои пыли покрывали рогатые и курьезные вещи, отражавшиеся и двигавшиеся вместе со свечой в вычурных зеркалах; солома, остававшаяся от укладки, спокойно лежала там-сям вместе с стриженой бумагой и бечевками.
Ночью
человек тридцать крестьян (почти вся вотчина) оцепили господский дом, ворвались в спальню и, повесив барина за ноги,
зажгли дом со всех сторон.
И вмиг вбежал с трубкой на длиннейшем черешневом чубуке
человек с проседью, в подстриженных баках, на одной ноге опорок, на другой — туфля. Подал барину трубку, а сам встал на колени, чиркнул о штаны спичку,
зажег бумагу и приложил к трубке.
Лиза
зажгла свечу, надела на нее лежавший на камине темненький бумажный абажурчик и, усевшись в уголке, развернула какую-то книгу. Она плохо читала. Ее занимала судьба Райнера и вопрос, что он делает и что сделает? А тут эти странные
люди! «Что же это такое за подбор странный, — думала Лиза. — Там везде было черт знает что такое, а это уж совсем из рук вон. Неужто этому нахальству нет никакой меры, и неужто все это делается во имя принципа?»
Наконец Лобачевский встал, молча
зажег свою свечку и, молча протянув Розанову свою руку, отправился в свою комнату. А Розанов проходил почти целую зимнюю ночь и только перед рассветом забылся неприятным, тревожным сном, нисходящим к
человеку после сильного потрясения его оскорблениями и мучительным сознанием собственных промахов, отнимающих у очень нервных и нетерпеливых
людей веру в себя и в собственный свой ум.
В самом разгаре суматохи, рискуя передавить пешеходов, мчались на тысячных рысаках молодые
люди, обгоняя кокоток, которых коляски и соболя
зажигали неугасимое пламя зависти в сердцах «наших дам».
— Миром идут дети! Вот что я понимаю — в мире идут дети, по всей земле, все, отовсюду — к одному! Идут лучшие сердца, честного ума
люди, наступают неуклонно на все злое, идут, топчут ложь крепкими ногами. Молодые, здоровые, несут необоримые силы свои все к одному — к справедливости! Идут на победу всего горя человеческого, на уничтожение несчастий всей земли ополчились, идут одолеть безобразное и — одолеют! Новое солнце зажгем, говорил мне один, и —
зажгут! Соединим разбитые сердца все в одно — соединят!
— Хорошо все это, словно во сне, так хорошо! Хотят
люди правду знать, милая вы моя, хотят! И похоже это, как в церкви, пред утреней на большой праздник… еще священник не пришел, темно и тихо, жутко во храме, а народ уже собирается… там
зажгут свечу пред образом, тут затеплят и — понемножку гонят темноту, освещая божий дом.
— Правы те, которые говорят — мы должны все знать. Нам нужно
зажечь себя самих светом разума, чтобы темные
люди видели нас, нам нужно на все ответить честно и верно. Нужно знать всю правду, всю ложь…
Но
люди благополучные, невымученные, редко чувствуют потребность
зажигать человеческие сердца и в деле ораторства предпочитают разводить канитель.
Было уже совсем темно, когда проснулся Шатов. Он поскорее
зажег свечу и побежал за старухой; но едва ступил с лестницы, как чьи-то тихие, неспешные шаги поднимавшегося навстречу ему
человека поразили его. Вошел Эркель.
Засим великий мастер начал
зажигать стоящие около гроба свечи, говоря при зажжении первой свечи: «Вы есте соль земли», второй свечи: «Вы есте свет миру», третьей свечи: «Вы есте род избран, царское священие, язык свят,
люди обновления!».
— Боярин! — вскричал Перстень, и голос его изменился от гнева, — издеваешься ты, что ли, надо мною? Для тебя я
зажег Слободу, для тебя погубил своего лучшего
человека, для тебя, может быть, мы все наши головы положим, а ты хочешь остаться? Даром мы сюда, что ли, пришли? Скоморохи мы тебе, что ли, дались? Да я бы посмотрел, кто бы стал глумиться надо мной! Говори в последний раз, идешь али нет?
Пел он редко, но власть его буйных песен была всегда одинаково неотразима и победна; как бы тяжело ни были настроены
люди, он поднимал и
зажигал их, все напрягались, становясь в жарком слиянии сил могучим органом.
Волны все бежали и плескались, а на их верхушках, закругленных и зыбких, играли то белая пена, то переливы глубокого синего неба, то серебристые отблески месяца, то, наконец, красные огни фонарей, которые какой-то
человек, сновавший по воде в легкой лодке,
зажигал зачем-то в разных местах, над морем…
«Никогда я на женщину руки не поднимал, — уж какие были те, и Дунька, и Сашка… разве эта — ровня им! А замучил бы! Милая, пала ты мне на душу молоньей — и сожгла! Побить бы, а после — в ногах валяться, — слёзы бы твои пил! Вот еду к Мокею Чапунову, нехорошему
человеку, снохачу.
Зажгу теперь себя со всех концов — на кой я леший нужен!»
— И это тот самый
человек, — продолжал Фома, переменяя суровый тон на блаженный, — тот самый
человек, для которого я столько раз не спал по ночам! Столько раз, бывало, в бессонные ночи мои, я вставал с постели,
зажигал свечу и говорил себе: «Теперь он спит спокойно, надеясь на тебя. Не спи же ты, Фома, бодрствуй за него; авось выдумаешь еще что-нибудь для благополучия этого
человека». Вот как думал Фома в свои бессонные ночи, полковник! и вот как заплатил ему этот полковник! Но довольно, довольно!..
— Нет-с, не шампанского-с, — подхватила Перепелицына, которая уже успела опомниться и сообразить все обстоятельства, а вместе с тем и последствия, — а свечку Богу зажечь-с, образу помолиться, да образом и благословить-с, как всеми набожными
людьми исполняется-с…
То там, то тут они на миг являлись и гасли, точно несколько
людей, рассыпавшихся по степи далеко друг от друга, искали в ней что-то,
зажигая спички, которые ветер тотчас же гасил.
Человек в белой рубахе убрал самовар и
зажег в углу перед образом лампадку. Отец Христофор шепнул ему что-то на ухо; тот сделал таинственное лицо, как заговорщик — понимаю, мол, — вышел и, вернувшись немного погодя, поставил под диван посудину. Иван Иваныч постлал себе на полу, несколько раз зевнул, лениво помолился и лег.
Она видела там, в темных домах, где боялись
зажечь огонь, дабы не привлечь внимания врагов, на улицах, полных тьмы, запаха трупов, подавленного шёпота
людей, ожидающих смерти, — она видела всё и всех; знакомое и родное стояло близко пред нею, молча ожидая ее решения, и она чувствовала себя матерью всем
людям своего города.
Он чувствовал, что эта девушка любит жизнь и
людей глубокой, полной тревоги и сострадания любовью матери; он терпеливо ждал, когда его вера
зажжет ей сердце и тихая любовь преобразится в страсть, ему казалось, что девушка слушает его речи всё внимательнее, что в сердце она уже согласна с ним.
Стоит Нунча на солнце,
зажигая веселые мысли и желание нравиться ей, — пред красивой женщиной стыдно быть незаметным
человеком и всегда хочется прыгнуть выше самого себя. Много доброго сделано было Нунчей, много сил разбудила она и влила в жизнь. Хорошее всегда
зажигает желание лучшего.
И не будет у нас ни молока, ни хлеба, ни изобилия плодов земных, не говоря уже о науках и искусствах. Мало того: мы можем очутиться в положении
человека, которого с головы до ног облили керосином и
зажгли. Допустим, что этот несчастливец и в предсмертных муках будет свои невзгоды ставить на счет потрясенным основам, но разве это облегчит его страдания? разве воззовет его к жизни?
Лебедев. Знаешь что, брат? Возьми в рот паклю,
зажги и дыши на
людей. Или еще лучше: возьми свою шапку и поезжай домой. Тут свадьба, все веселятся, а ты — кра-кра, как ворона. Да, право…
Доктор
зажег стеариновый огарок и, шагая через спавших
людей, пошел в дальний угол, где на смятой соломе лежали две бессильно вытянутые фигуры. Наше появление разбудило одного из спавших бурлаков. Он с трудом поднял голову и, видимо, не мог понять, что происходило кругом.
Ступайте, полно вам по свету рыскать,
Служа страстям и нуждам
человека.
Усните здесь сном силы и покоя,
Как боги спят в глубоких небесах…
Хочу себе сегодня пир устроить:
Зажгу свечу пред каждым сундуком,
И все их отопру, и стану сам
Средь них глядеть на блещущие груды.
— Браво! браво! — воскликнул Басистов, — как это справедливо сказано! А что касается до влияния Рудина, клянусь вам, этот
человек не только умел потрясти тебя, он с места тебя сдвигал, он не давал тебе останавливаться, он до основания переворачивал,
зажигал тебя!
Но умирающий уже забыл о нем и молча метался. Думали, что началась агония, но, к удивлению, Колесников заснул и проснулся, хрипло и страшно дыша, только к закату.
Зажгли жестяную лампочку, и в чернеющий лес протянулась по-осеннему полоса света. Вместе с
людьми двигались и их тени, странно ломаясь по бревенчатым стенам и потолку, шевелясь и корча рожи. Колесников спросил...
Маня выпустила мою руку и села в кресло. Я опустил у окон шторы,
зажег свечи и взглянул на Маню: лицо у нее было не бледно, а бело, как у
человека зарезанного, и зрачки глаз сильно расширены.
Поражало его умение ярмарочных женщин высасывать деньги и какая-то бессмысленная трата ими заработка, достигнутого ценою бесстыдных, пьяных ночей. Ему сказали, что
человек с собачьим лицом, крупнейший меховщик, тратил на Паулу Менотти десятки тысяч, платил ей по три тысячи каждый раз, когда она показывала себя голой. Другой, с лиловыми ушами, закуривая сигары,
зажигая на свече сторублевые билеты, совал за пазухи женщин пачки кредиток.
— Тихон говорит: если бог миру хозяин, так дожди должны идти вовремя, как полезно хлебу и
людям. И не все пожары — от
человека; леса — молния
зажигает. И зачем было Каину грешить, на смерть нашу? На что богу уродство всякое; горбатые, например, на что ему?
— Да, полицейскому; но это всё пустяки; он хороший
человек; я и в Петербурге очень много полицейским давал, — да еще каким!.. это ничего, — между ними тоже есть славные ребята, — и с этим Ничипоренко опять кинулся к печи и безжалостно
зажег те самые заграничные листы, которые с такою тщательностию и серьезностию транспортировал на себе из Англии в Россию Бенни. Труба, однако, к счастию предпринимателей, была открыта, и кипа «Колокола» сгорела благополучно.
Все вьюги да вьюги… Заносит меня! Целыми вечерами я один, один.
Зажигаю лампу и сижу. Днем-то я еще вижу
людей. Но работаю механически. С работой я свыкся. Она не так страшна, как я думал раньше. Впрочем, много помог мне госпиталь на войне. Все-таки не вовсе неграмотным я приехал сюда.
В углу
зажгли маленькую лампу. Комната — пустая, без мебели, только — два ящика, на них положена доска, а на доске — как галки на заборе — сидят пятеро
людей. Лампа стоит тоже на ящике, поставленном «попом». На полу у стен еще трое и на подоконнике один, юноша с длинными волосами, очень тонкий и бледный. Кроме его и бородача, я знаю всех. Бородатый басом говорит, что он будет читать брошюру «Наши разногласия», ее написал Георгий Плеханов, «бывший народоволец».
Ветер выл и заносил в комнату брызги мелкого осеннего дождя; свечи у разбойников то вспыхивали широким красным пламенем, то гасли, и тогда снова поднимались хлопоты, чтобы
зажечь их. Марфа Андревна лежала связанная на полу и молча смотрела на все это бесчинство. Она понимала, что разбойники пробрались на антресоль очень хитро и что путь этот непременно был указан им кем-нибудь из своих
людей, знавших все обычаи дома, знавших все его размещение, все его ходы и выходы.
Видят они, что правда всё ярче горит — потому всё больше
людей зажигают пламя её в сердце своём, — видят они это и пугаются!
Ах боже мой! в лесу ночной порою
И дикий зверь и лютый
человекИ леший бродит — долго ль до беды.
Скорей
зажги свечу перед иконой.