Он не знал, что делать, отпер дверь, бросился в столовую, забежал с отчаяния в какой-то темный угол, выбежал в сад, — чтоб позвать кухарку,
зашел в кухню, хлопая дверьми, — нигде ни души.
Но дверь «парадного крыльца», как его называла Марья Дмитриевна, была заперта. Бутлер постучал, но, не получив ответа, пошел кругом через задний вход. Крикнув своего денщика и не получив ответа и не найдя ни одного из двух денщиков, он
зашел в кухню. Марья Дмитриевна, повязанная платком и раскрасневшаяся, с засученными рукавами над белыми полными руками, разрезала скатанное такое же белое тесто, как и ее руки, на маленькие кусочки для пирожков.
— Вот, вы мне нужны, — сказала она, застенчиво улыбаясь, а затем стала серьезной. —
Зайдите в кухню, как я вылью это ведро, у борта нам говорить неудобно, хотя, кроме глупостей, вы от меня ничего не услышите. Мы ведь не договорили вчера. Тоббоган не любит, когда я разговариваю с мужчинами, а он стоит у руля и делает вид, что закуривает.
Неточные совпадения
Илья Ильич
зашел однажды
в кухню и застал Агафью Матвеевну с Анисьей чуть не
в объятиях друг друга.
— Ну, представь же себе, я
заходил к Татьяне Павловне ровнешенько
в половину четвертого, минута
в минуту, и она встретила меня
в кухне: я ведь почти всегда к ней хожу через черный ход.
В восемь часов утра начинался день
в этом доме; летом он начинался часом ранее.
В восемь часов Женни сходилась с отцом у утреннего чая, после которого старик тотчас уходил
в училище, а Женни
заходила на
кухню и через полчаса являлась снова
в зале. Здесь, под одним из двух окон, выходивших на берег речки, стоял ее рабочий столик красного дерева с зеленым тафтяным мешком для обрезков. За этим столиком проходили почти целые дни Женни.
У нас никто не бывал, кроме почтальона, приносившего сестре письма от доктора, да Прокофия, который иногда вечером
заходил к нам и, молча поглядев на сестру, уходил и уж у себя
в кухне говорил...
Несколько раз прошелся он по ней и даже
зашел в свою
кухню, куда никогда почти не
заходил.
— Да, хорошая… — согласился Саша. — Ваша мама по-своему, конечно, и очень добрая и милая женщина, но… как вам сказать? Сегодня утром рано
зашел я к вам
в кухню, а там четыре прислуги спят прямо на полу, кроватей нет, вместо постелей лохмотья, вонь, клопы, тараканы… То же самое, что было двадцать лет назад, никакой перемены. Ну, бабушка, бог с ней, на то она и бабушка; а ведь мама небось по-французски говорит,
в спектаклях участвует. Можно бы, кажется, понимать.
Но о спажинках была я
в их доме; кружевцов немного продала, и вдруг мне что-то кофию захотелось, и страсть как захотелось. Дай, думаю,
зайду к Домуховской, к Леканиде Петровне, напьюсь у нее кофию. Иду это по черной лестнице, отворяю дверь на
кухню — никого нет. Ишь, говорю, как живут откровенно — бери, что хочешь, потому и самовар и кастрюли, все, вижу, на полках стоит.
Таня. Да Семен писал отцу, а он, отец-то, нынче меня увидал, да сейчас и говорит: избаловался, — про сына-то. Федор Иваныч! (Кланяется.) Будьте мне заместо отца, поговорите с стариком, с Семеновым отцом. Я бы их
в кухню провела, а вы бы
зашли, да и поговорили старику.
На другой день утром кухарка была уже
в кухне.
Заходил на минуту извозчик. Он поблагодарил мамашу и, взглянув сурово на Пелагею, сказал...
Что касается до порядков
в доме, то смотритель майор Колиньи объявил, что печи, как
в этом, так и
в прочих зданиях, 26-го января были истоплены
в пять часов утра и во второй раз
в эти сутки топлены не были.
В этом здании и по всему этому женскому отделению дома умалишенных нет ни
кухонь, ни прачечной, ни других каких-либо служебных построек, откуда бы могли
заходить дым, чад или какие-нибудь зловонные и миазматические испарения.