Неточные совпадения
Кабанов. Нет, постой! Уж
на что еще хуже этого. Убить ее за это мало. Вот маменька говорит: ее надо живую в
землю закопать, чтоб она казнилась! А я ее люблю, мне ее жаль пальцем тронуть. Побил немножко, да и то маменька приказала. Жаль мне смотреть-то
на нее, пойми ты это, Кулигин. Маменька ее поедом ест, а она, как тень какая, ходит, безответная. Только плачет да тает, как воск. Вот я и убиваюсь, глядя
на нее.
— Единодушность надобна, а картошка единодушность тогда показывает, когда ее, картошку, в
землю закопают. У нас деревня 63 двора, а богато живет только Евсей Петров Кожин, бездонно брюхо, мужик длинной руки, охватистого ума. Имеются еще трое, ну, они вроде подручных ему, как ундера — полковнику. Он, Евсей, весной знает, что осенью будет, как жизнь пойдет и какая чему цена. Попросишь его: дай
на семена! Он — дает…
Галактион объяснил, и писарь только развел руками. Да, хитрая штучка, и без денег и с деньгами. Видно, не старые времена, когда деньги в
землю закапывали да по подпольям прятали. Вообще умственно. Писарь начинал смотреть теперь
на Галактиона с особенным уважением, как
на человека, который из ничего сделает, что захочет. Ловкий мужик, нечего оказать.
Затем следует Вторая Падь, в которой шесть дворов. Тут у одного зажиточного старика крестьянина из ссыльных живет в сожительницах старуха, девушка Ульяна. Когда-то, очень давно, она убила своего ребенка и зарыла его в
землю,
на суде же говорила, что ребенка она не убила, а
закопала его живым, — этак, думала, скорей оправдают; суд приговорил ее
на 20 лет. Рассказывая мне об этом, Ульяна горько плакала, потом вытерла глаза и спросила: «Капустки кисленькой не купите ли?»
Уже с полудня парило и в отдалении всё погрохатывало; но вот широкая туча, давно лежавшая свинцовой пеленой
на самой черте небосклона, стала расти и показываться из-за вершин деревьев, явственнее начал вздрагивать душный воздух, всё сильнее и сильнее потрясаемый приближавшимся громом; ветер поднялся, прошумел порывисто в листьях, замолк, опять зашумел продолжительно, загудел; угрюмый сумрак побежал над
землею, быстро сгоняя последний отблеск зари; сплошные облака, как бы сорвавшись, поплыли вдруг, понеслись по небу; дождик
закапал, молния вспыхнула красным огнем, и гром грянул тяжко и сердито.
Ну хорошо, как повалился купец, Петруха по порядку, как следно, взял у него деньги,
закопал их в
землю, да и зачал кричать, словно
на помощь, примерно, зовет, кричит: застрелился да застрелился!
Елеся. Всех не отдам, Тигрий Львович, живого в
землю закопайте, не отдам. Мне третья часть следует. (Плачет). Дом заложен,
на сторону валится, маменька бедствует. Долго ль нам еще страдать-то? Нам бог послал. Нет, уж это
на что же похоже! Не троньте меня, грубить стану.
Болботун. Що ж ты, Бога душу твою мать! А? Що ж ты… У то время, як всякий честный казак вийшов
на защиту Украиньской республики вид белогвардейцив та жидив-коммунистив, у то время, як всякий хлибороб встал в ряды украиньской армии, ты ховаешься в кусты? А ты знаешь, що роблють з нашими хлиборобами гетманьские офицеры, а там комиссары? Живых у
землю зарывают! Чув? Так я ж тебе самого
закопаю у могилу! Самого! Сотника Галаньбу!
— Бей его, бей, злодия!.. Что? Врешь, сук-кин сын! Цыпенюк, дай ему раза!..
На улицу его, хлопцы, волоките
на улицу! Ты у нас давно, как чирей, сидишь. В
землю живого
закопаем… Бей! — вырывались из общего рева отдельные восклицания.
Ананий Яковлев. Будто?.. А ежели я скорей по уши в
землю ее
закопаю, чем ты сделаешь то! (Колотя себя в грудь.) Не выводи ты меня из последнего моего терпенья, Калистрат Григорьев: не по барской ты воле пришел сюда, а только злобу свою тешить надо мной; идем сейчас к господину, коли
на то пошло.
Никита.
На погребице доской ребеночка ее задушил. Сидел
на нем… душил… а в нем косточки хрустели. (Плачет.) И
закопал в
землю. Я сделал, один я!
— Ох, Семенушка, и подумать-то страшно, — дрожащим голосом, чуть не со слезами промолвил Василий Борисыч. — Нешто, ты думаешь, спустит он, хоша и женюсь
на Прасковье? Он ее, поди, за первостатейного какого-нибудь прочит… Все дело испорчу ему, замыслы нарушу… Живого в
землю закопает. Сам говоришь, что зверь, медведь…
Да скорее в
землю живую ее
закопаю, чем такое бесчестье
на род-племя приму…
В тех самых землянках, а не то в лесу
на приметном месте нажитое добро в
землю они и
закапывали.
— Ну, тело твое в
землю закопают, ну, а то, чем ты… чувствуешь, думаешь, это — душа. Она
на небо полетит.
Валя молчал. Внезапно лицо женщины растянулось, слезы быстро-быстро
закапали одна за другой, и, точно потеряв под собою
землю, она рухнула
на кровать, жалобно скрипнувшую под ее телом. Из-под платья выставилась нога в большом башмаке с порыжевшей резинкой и длинными ушками. Прижимая руку к груди, другой сжимая виски, женщина смотрела куда-то сквозь стену своими бледными, выцветшими глазами и шептала...
— А кабы
на мой обычай, я бы его изловимши, да в
землю бы
закопал. Да осиновым колом. А то чтò народу загубил.