Неточные совпадения
Прежде бывало, — говорил Голенищев, не замечая или не желая заметить, что и Анне и Вронскому хотелось говорить, — прежде бывало вольнодумец был человек, который воспитался в понятиях
религии,
закона, нравственности и сам борьбой и трудом доходил до вольнодумства; но теперь является новый тип самородных вольнодумцев, которые вырастают и не слыхав даже, что были
законы нравственности,
религии, что были авторитеты, а которые прямо вырастают в понятиях отрицания всего, т. е. дикими.
«Философия права — это попытка оправдать бесправие», — говорил он и говорил, что, признавая
законом борьбу за существование, бесполезно и лицемерно искать в жизни место
религии, философии, морали.
Вот многочисленная кучка человеческого семейства, которая ловко убегает от ферулы цивилизации, осмеливаясь жить своим умом, своими уставами, которая упрямо отвергает дружбу,
религию и торговлю чужеземцев, смеется над нашими попытками просветить ее и внутренние, произвольные
законы своего муравейника противоставит и естественному, и народному, и всяким европейским правам, и всякой неправде.
— Это коли все равны, у всех одно общее имение, нет браков, а
религия и все
законы как кому угодно, ну и там все остальное. Ты еще не дорос до этого, тебе рано. Холодно, однако.
Мне было около пятнадцати лет, когда мой отец пригласил священника давать мне уроки богословия, насколько это было нужно для вступления в университет. Катехизис попался мне в руки после Вольтера. Нигде
религия не играет такой скромной роли в деле воспитания, как в России, и это, разумеется, величайшее счастие. Священнику за уроки
закона божия платят всегда полцены, и даже это так, что тот же священник, если дает тоже уроки латинского языка, то он за них берет дороже, чем за катехизис.
Это есть омертвение духовности во внешнем обряде,
законе, уставе, православное фарисейство, много худшее фарисейства древнееврейского, которое было вершиной
религии юдаизма.
Тут мы не сговоримся с западноевропейскими людьми, закованными в законническую цивилизацию, особенно не сговоримся с официальными католиками, превратившими христианство в
религию закона.
Чудо, в которое верит
религия, не уничтожает и не отрицает
законов природы, открытых научным знанием.
В
религии Христа кровавая жертва заменяется жертвой бескровной — евхаристией, приобщением к вселенской жертве Христа, отменившей все другие жертвы, а
Закон заменяется свободной любовью.
Закон Ветхого Завета, как и всякий
закон до Христа, был лишь предварительным подготовлением человечества к принятию
религии любви и свободы.
Но пророчество выходило уже из древнего мира и возвышалось над дохристианскими
религиями, над родовыми
религиями жертвы и
закона.
Религия Христа не есть уже
религия жертвы и
закона, а
религия любви и свободы.
— Знания их, — продолжал Марфин, — более внешние. Наши — высшие и беспредельные. Учение наше — средняя линия между
религией и
законами… Мы не подкапыватели общественных порядков… для нас одинаковы все народы, все образы правления, все сословия и всех степеней образования умы… Как добрые сеятели, мы в бурю и при солнце на почву добрую и каменистую стараемся сеять…
Патриархальные
религии обоготворяли семьи, роды, народы; государственные
религии обоготворяли царей и государства. Даже и теперь большая часть малообразованных людей, как наши крестьяне, называющие царя земным богом, подчиняются
законам общественным не по разумному сознанию их необходимости, не потому, что они имеют понятие об идее государства, а по религиозному чувству.
«А! ничем! ничем! — говорит, — это я знаю: это тебя дьякон научил. Ты теперь, — говорит, — презрев
закон и
религию, идешь против мужа». И так меня тут таким словом обидел, что я тебе и сказать не могу.
Когда любовь
Есть ложь, то все понятия и чувства,
Которые она в себе вмещает:
Честь, совесть, состраданье, дружба, верность,
Религия,
законов уваженье,
Привязанность к отечеству — все ложь!
Он легкомысленно перебегает от одного признака к другому; он упоминает и о географических границах, и о расовых отличиях, и о равной для всех обязательности
законов, и о присяге, и об окраинах, и о необходимости обязательного употребления в присутственных местах русского языка, и о господствующей
религии, и об армии и флотах, и, в конце концов, все-таки сводит вопрос к Грацианову.
Он с улыбкой сожаления говорил о католицизме и вообще о христианстве и проповедовал какую-то
религию собственного изобретения, состоявшую из поклонения
закону тяготения.
Единая истинная
религия не содержит в себе ничего, кроме
законов, то есть таких нравственных начал, безусловную необходимость которых мы можем сами сознать и исследовать и которые мы сознаем нашим разумом.
Всякий может видеть, что государям, особенно только что получившим власть или управляющим вновь возникающими монархиями, бывает невозможно согласовать свой образ действий с требованиями нравственности: весьма часто, для поддержания порядка в государстве, они должны поступать против
законов совести, милосердия, человеколюбия и даже против
религии.
Истинная
религия в том, чтобы знать тот
закон,который выше всех
законов человеческих и один для всех людей мира.
Вышепомянутый нигилист Полояров ведет деятельную пропаганду идей и действий, вредящих началам доброй нравственности и Святой
Религии, подрывающих священный авторитет
Закона и Высшей Власти, стремящихся к ниспровержению существующего порядка и наносящих ущерб целости Государства.
«Сим имею честь, по долгу верноподданнической присяги и по внушению гражданского моего чувства, почтительнейше известить, что вольнопроживающий в городе Санкт-Петербурге нигилист Моисей Исааков Фрумкин распространяет пропаганду зловредных идей, вредящих началам доброй нравственности и Святой
Религии, подрывающих авторитет Высшей Власти и
Закона, стремящихся к ниспровержению существующего порядка и наносящих ущерб целости Государства. А посему…»
Больше того,
религия, которую хотят целиком свести к морали, в целостности своей находится выше морали и потому свободна от нее: мораль существует для человека в известных пределах, как
закон, но человек должен быть способен подниматься и над моралью [Одним из наиболее ярких примеров преодоления морали является война, поэтому так трудно морально принять и оправдать войну, и остается только религиозное ее оправдание.
Потому, между прочим, религиозный «
закон» шире нравственности, включая в себя требования обрядовые и вообще культовые, которые с точки зрения нравственности совершенно не нужны и представителями этической
религии отвергаются как идолопоклонство и суеверие (Afterdienst и Abgötterei у Канта).
«
Религия не имеет никакого отншения даже и к этому знанию (т. е. такому, в котором «естествознание восходит от
законов природы к высочайшему и вселенскому Управителю» и II котором «вы не познаете природы, не постигая вместе с тем и Бога»), ее сущность постигается вне участия последнего.
Ветхозаветная
религия имела вполне определенную задачу: в ограде
закона, бывшего лишь «сенью будущих благ», в атмосфере чистого и беспримесного монотеизма воспитать земных предков Спасителя, приуготовить явление Пречистой Девы, а также и Предтечи Господня Иоанна Крестителя и Иосифа Обручника.
Всякой
религии свойственно некоторое старообрядчество, привязанность к старине; произвольно, по личной прихоти или вкусу, без дерзновения пророческого не должна быть изменена «йота от
закона» [Имеются в виду слова Иисуса Христа: «… доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из
закона, пока не исполнится все» (Мф. 5:18).].
Чтобы постигнуть
религию, познать specificum религиозного в его своеобразии, нужно изучать жизнь тех, кто является гением в
религии (как и для эстетики,
законы красоты установляются ведь не курсами профессоров эстетики, но творческими созданиями художественного гения).
Поэтому христианство никак нельзя, под предлогом «панхристизма», превращать в принципиальный и решительный имманентизм и антрополарию, фактически понимая его как углубленное и очищенное язычество (хотя оно включает в себя и последнее, как подчиненную и частную истину, и даже раскрывает относительную его правду); но одинаково нельзя его понимать и по типу ветхозаветного трансцендентизма, как
религию закона, обязательного лишь своей трансцендентной санкцией [Реакционную реставрацию этого трансцендентизма мы имеем в Исламе, в этом главный его пафос, существенно антихристианский.
Лишь
религия закона отвергает человека, непокорного воле Божьей.
Эта социальная обыденность извращает и искажает религиозное откровение и перерождает христианство в
религию закона.
Монашески-аскетическая вражда к жизни, ressentiment по отношению к жизни, есть реакция этики
закона внутри
религии искупления и благодати, в ней нет силы, помогающей просветлению жизни.
Религия закона вызывает страх перед
законом, трепет и дрожь перед нарушением
закона, окутывающего жизнь.
«Путь».] Апостол Павел ведет страстную борьбу с властью
закона и раскрывает
религию благодати.
На осевшей и затвердевшей почве ветхозаветной
религии закона и нельзя было выше подняться.
(Стр. 556: «Для Шекспира была бы ужасна самостоятельная и независимая личность, которая с сильным духом боролась бы против всякого
закона в политике и морали и переступила бы через союз
религий и государства, уже тысячелетиями поддерживающий общество.
Религия обращена к массе человечества, она социальна по своей природе, она водительствует, организует жизнь народов и общества, нуждается в
законе, в канонах, в нормах догматических, культовых, моральных.
В описываемую нами эпоху разложение Польши было полное: король с одним призраком власти; могущественные магнаты, ставившие свою волю выше и короля, и
закона; фанатическое духовенство с огромным влиянием и с самым узким взглядом на государство и на
религию в государстве. Народа не существовало, он был исключительно рабочей силой, не имел никаких прав, находился под вечным гнетом; сословие горожан, ничтожное и презренное, равнялось нулю.
Кант и Толстой чужды подлинным тайнам христианской
религии, но они яркие выразители христианской морали как морали
закона, морали послушания, а не творчества.
В новые времена по-разному чувствовали, что нельзя искать истоков творчества ни в новозаветной
религии искупления, ни в ветхозаветной
религии закона.
Ницше стоит на мировом перевале к религиозной эпохе творчества, но не в силах осознать неразрывной связи
религии творчества с
религией искупления и
религией закона, не знает он, что
религия едина и что в творчестве человека раскрывается тот же Бог, Единый и Троичный, что и в
законе и в искуплении.
— Еще молодым офицером я страстно полюбил твою мать и женился на ней против воли своих родителей, которые не ждали никакого добра от брака с женщиной другой
религии. Они оказались правы: брак был в высшей степени несчастным и кончился разводом по моему требованию. Я на это имел неоспоримое право,
закон отдал сына мне. Более я не могу тебе сказать, потому что не хочу обвинять мать перед сыном. Удовольствуйся этим.
Точно так же теперь, как Вольтер в свое время, непризванные защитники
закона необходимости употребляют
закон необходимости, как орудие против
религии; тогда как, точно так же, как и
закон Коперника в астрономии, —
закон необходимости в истории не только не уничтожает, но даже утверждает ту почву, на которой строятся государственные и церковные учреждения.
Мало того: как всегда бывает, наука признала именно это случайное, уродливое положение нашего общества за
закон всего человечества. Ученые Тиле, Спенсер и друг. пресерьезно трактуют о
религии, разумея под нею метафизические учения о начале всего и не подозревая, что говорят не о всей
религии, а только о части ее.
Однако интролигатор, на свое счастие и несчастие, нашел эту редкость; но чту это был за человек? — Это был в своем роде замечательный традиционный жидовский гешефтист, который в акте найма усмотрел превосходный способ обделывать дела путем разорения ближнего и профанации
религии и
закона. И что всего интереснее, он хотел все это проделать у всех на глазах и, так сказать, ввести в употребление новый, до него еще неизвестный и чрезвычайно выгодный прием — издеваться над
религиею и
законом.
Учение это неисполнимо потому, что жизнь человеческая совершается по известным, не зависимым от воли человека
законам, — говорит наша философия. Философия и вся наука, только другими словами, говорит совершенно то же, что говорит
религия догматом первородного греха и искупления.
Ибо то, что с точки зрения наблюдения, разум и воля суть только отделения (sécrétion) мозга, и то, что человек, следуя общему
закону, мог развиться из низших животных в неизвестный период времени, уясняет только с новой стороны тысячелетия тому назад признанную всеми
религиями и философскими теориями, истину о том, что с точки зрения разума человек подлежит
законам необходимости, но ни на волос не подвигает разрешение вопроса, имеющего другую, противоположную сторону, основанную на сознании свободы.
—
Законы,
религия… На что̀ бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! — сказала Элен.
Запад забронирован, забронирован всей своей
религией, своей культурой, всей своей активной, мужественной историей, своим рыцарским прошлым, своим свободным подчинением
закону и норме.