— Когда
роешься в книгах — время течет незаметно, и вот я опоздал домой к чаю, — говорил он, выйдя на улицу, морщась от солнца. В разбухшей, измятой шляпе, в пальто, слишком широком и длинном для него, он был похож на банкрота купца, который долго сидел в тюрьме и только что вышел оттуда. Он шагал важно, как гусь, держа руки в карманах, длинные рукава пальто смялись глубокими складками. Рыжие щеки Томилина сыто округлились, голос звучал уверенно, и в словах его Клим слышал строгость наставника.
День этот был странно длинён. Над крышами домов и площадью неподвижно висела серая туча, усталый день точно запутался в её сырой массе и тоже остановился. К вечеру в лавку пришли покупатели, один — сутулый, худой, с красивыми, полуседыми усами, другой — рыжебородый, в очках. Оба они долго и внимательно
рылись в книгах, худой всё время тихонько свистел, и усы у него шевелились, а рыжий говорил с хозяином. Евсей укладывал отобранные книги в ряд, корешками вверх, и прислушивался к словам старика Распопова.
— Ну, ребенок, — продолжал разглагольствовать старик, — другие дети радуются, когда гости приезжают, все лишние сласти перепадут, а этому не надо…
зарылся в книги и знать никого не хочет… О сне и об еде забыть готов… Что в этих книгах толку. Не доведут вас, Лександр Васильевич, до добра эти книги… На что было бы лучше, кабы вы, как другие дети, играли бы, резвились, а то сидит у себя в комнате бука букой… Недаром все соседи вас дикарем прозвали…
Неточные совпадения
Против моего ожидания, оказалось, что, кроме двух стихов, придуманных мною сгоряча, я, несмотря на все усилия, ничего дальше не мог сочинить. Я стал читать стихи, которые были
в наших
книгах; но ни Дмитриев, ни Державин не помогли мне — напротив, они еще более убедили меня
в моей неспособности. Зная, что Карл Иваныч любил списывать стишки, я стал потихоньку
рыться в его бумагах и
в числе немецких стихотворений нашел одно русское, принадлежащее, должно быть, собственно его перу.
Он сжился с ним,
роясь в библиотеке, выискивая и жадно читая те
книги, за золотой дверью которых открывалось синее сияние океана.
Он заставил память найти автора этой цитаты, а пока она
рылась в прочитанных
книгах, поезд ворвался
в туннель и, оглушая грохотом, покатился как будто под гору
в пропасть,
в непроницаемую тьму.
Дома я застал все
в волнении. Уже отец мой был сердит на меня за взятие Огарева, уже Сенатор был налицо,
рылся в моих
книгах, отбирал, по его мнению, опасные и был недоволен.
Роясь в учебниках, я отыскал «Чтение из четырех евангелистов»; а так как
книга эта была
в числе учебных руководств и знакомство с ней требовалось для экзаменов, то я принялся и за нее наравне с другими учебниками.
Петр Елисеич был рад этой работе и с головой
зарылся в заводские
книги, чтобы представить полную картину заводского хозяйства, а потом те реформы, какие необходимо было сделать ввиду изменившихся условий.
Ночью, когда она спала, а он, лежа
в постели, читал
книгу, явились жандармы и сердито начали
рыться везде, на дворе, на чердаке.
— С утра до вечера, батюшка! — перервал Ильменев. — Как это ему не надоест, подумаешь? Третьего дня я заехал к нему… Господи боже мой! и на столе-то, и на окнах, и на стульях — всё
книги! И охота же, подумаешь, жить чужим умом? Человек, кажется, неглупый, а — поверите ль? —
зарылся по уши
в эту дрянь!..
Вчера я раскрыл все шкафы и долго
рылся в заплесневших
книгах.
Он видел, как все, начиная с детских, неясных грез его, все мысли и мечты его, все, что он выжил жизнию, все, что вычитал
в книгах, все, об чем уже и забыл давно, все одушевлялось, все складывалось, воплощалось, вставало перед ним
в колоссальных формах и образах, ходило,
роилось кругом него; видел, как раскидывались перед ним волшебные, роскошные сады, как слагались и разрушались
в глазах его целые города, как целые кладбища высылали ему своих мертвецов, которые начинали жить сызнова, как приходили, рождались и отживали
в глазах его целые племена и народы, как воплощалась, наконец, теперь, вокруг болезненного одра его, каждая мысль его, каждая бесплотная греза, воплощалась почти
в миг зарождения; как, наконец, он мыслил не бесплотными идеями, а целыми мирами, целыми созданиями, как он носился, подобно пылинке, во всем этом бесконечном, странном, невыходимом мире и как вся эта жизнь, своею мятежною независимостью, давит, гнетет его и преследует его вечной, бесконечной иронией; он слышал, как он умирает, разрушается
в пыль и прах, без воскресения, на веки веков; он хотел бежать, но не было угла во всей вселенной, чтоб укрыть его.
Иль, сидя дома, я прокажу,
Играя
в дураки с женой;
То с ней на голубятню лажу,
То
в жмурки резвимся порой;
То
в свайку с нею веселюся,
То ею
в голове ищуся;
То
в книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просвещаю,
Полкана и Бову читаю;
За библией, зевая, сплю.
Рылась я, братец,
в книгах, искала на то правила, подобает ли
в шитом шерстями да синелью омофоре епископу действовать, — не нашла.
Что это за страсть читать его
книги и загибать
в них углы? И к чему, наконец, она на его пальто и брюки навешает своих юбок и капотов, почему не вбить еще лишний гвоздь, а то ему приходится
рыться в целом ворохе юбок, чтобы достать свой пиджак».
Взялся еще раз вор Антипка за
книги; три дня, три ночи
рылся в них, отыскал якобы ключ к таинствам и поведал нам
в третий день, что ныне-де,
в пятницу,
в полудни, неминуемо быти пришествию господню.