Неточные совпадения
Варвара, стоя бок о бок с ним, вздрагивала, нерешительно шевелила правой рукой, прижатой ко груди, ее
застывшее лицо Самгин находил деланно благочестивым и молчал, желая услышать жалобу на холод и на
людей, толкавших Варвару.
Этой части города он не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся на группу рабочих, двое были удобно, головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый,
застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой
человек в серебряных очках, толстая женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была в крови, точно в красном носке,
человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
Четверо крупных
людей умеренно пьют пиво, окутывая друг друга дымом сигар; они беседуют спокойно, должно быть, решили все спорные вопросы. У окна два старика, похожие друг на друга более, чем братья, безмолвно играют в карты.
Люди здесь угловаты соответственно пейзажу. Улыбаясь, обнажают очень белые зубы, но улыбка почти не изменяет солидно
застывшие лица.
Недели две он прожил в состоянии
человека, который чем-то отравлен. Корнев заботливо выстукивал ему новости, но они скользили по
застывшему, не волнуя.
Вошли двое: один широкоплечий, лохматый, с курчавой бородой и
застывшей в ней неопределенной улыбкой, не то пьяной, не то насмешливой. У печки остановился, греясь, кто-то высокий, с черными усами и острой бородой. Бесшумно явилась молодая женщина в платочке, надвинутом до бровей. Потом один за другим пришло еще
человека четыре, они столпились у печи, не подходя к столу, в сумраке трудно было различить их. Все молчали, постукивая и шаркая ногами по кирпичному полу, только улыбающийся
человек сказал кому-то...
Стволы сухостоев, лишенные мелких веток, с болезненными наростами по сторонам были похожи на
людей с вздутыми животами и с поднятыми кверху длинными руками, на
людей,
застывших в позах выражения сильного физического страдания, как на картинах Густава Доре — там, где изображаются мучения грешников в аду.
Ранним утром к городской пристани тянулся обоз со спиртом. Проходя дорогой мимо кладбища, мужики заметили в канаве какую-то необыкновенную группу и остановились, но, разглядев в ней синее лицо
человека, над которым сзади возвышалась рогатая морда черта, бросились прочь.
Застывший Ахилла, собрав все силы и позвав мужиков, велел им смотреть за чертом, а сам вытащил из канавы руку и перекрестился.
И вместе с тем, понемногу и незаметно,
застывшая во вражде душа оскорбленного и загнанного
человека начинала как будто таять.
Слушал он и унылое снежное поле, с бугорками
застывшего навоза, похожего на ряд маленьких, занесенных снегом могил, и синие нежные дали, и телеграфные гудящие столбы, и разговоры
людей.
Это был
человек крупный, с обветренным лицом, седеющей гривой волос и как бы
застывшими чертами, нелегко выдававшими душевные движения.
И казалось, будто бы сохранил он в своей прозрачной глубине все то, что кричалось и пелось в эти дни
людьми, животными и птицами, — слезы, плач и веселую песню, молитву и проклятия, и от этих стеклянных,
застывших голосов был он такой тяжелый, тревожный, густо насыщенный незримой жизнью.
На продолговатой фотографии тесным амфитеатром стояли и сидели
застывшие и так увековеченные
люди с орлами на головах.
Время совсем не есть некая вечная и
застывшая форма, в которую вставлено существование мира и
человека.
Закон, судящий грешников и злых, оказывается пригодным лишь для обыкновенных, обыденных случаев, пока сердца
людей холодные и
застывшие.
Глубина
человека у Достоевского никогда не может быть выражена и выявлена в устойчивом быту, она всегда обнаруживается в огненном потоке, в котором расплавляются и сгорают все устойчивые формы, все охлажденные и
застывшие бытовые уклады.
Без малейшего признака, как
человек, привыкший ко всякого рода неожиданностям, священник осенил себя крестным знамением и приготовился слушать. Затем наступила глубокая тишина, прерываемая шепотом кающегося да тиканием часов, еще накануне звонивших им часы любви в этом очаровательном уголке неги, с
застывшими, казалось, в воздухе отзвуками страстных поцелуев.