Неточные совпадения
Зачем жить, если нет средств
защитить взор
от его ужасного вездесущия?
Так и чувствуется, как сидел над ними какой-нибудь архивный Пимен, освещая свой труд трепетно горящею сальною свечкой и всячески
защищая его
от неминуемой любознательности гг. Шубинского, Мордовцева и Мельникова.
Сергей Иванович говорил себе это в то время, как он был уже в десяти шагах
от Вареньки. Опустившись на колени и
защищая руками гриб
от Гриши, она звала маленькую Машу.
Вы
защитили дочь мою
от клеветы, стрелялись за нее, — следственно, рисковали жизнью…
Защитив глаза ладонью
от лучей солнца, она пристально всматривалась в даль, то смеялась и рассуждала сама с собой, то запевала снова песню.
— Ваше сиятельство, — сказал Муразов, — кто бы ни был человек, которого вы называете мерзавцем, но ведь он человек. Как же не
защищать человека, когда знаешь, что он половину зол делает
от грубости и неведенья? Ведь мы делаем несправедливости на всяком шагу и всякую минуту бываем причиной несчастья другого, даже и не с дурным намереньем. Ведь ваше сиятельство сделали также большую несправедливость.
В числе предметов, лежавших на полочке Карла Иваныча, был один, который больше всего мне его напоминает. Это — кружок из кардона, вставленный в деревянную ножку, в которой кружок этот подвигался посредством шпеньков. На кружке была наклеена картинка, представляющая карикатуры какой-то барыни и парикмахера. Карл Иваныч очень хорошо клеил и кружок этот сам изобрел и сделал для того, чтобы
защищать свои слабые глаза
от яркого света.
Я был глубоко оскорблен словами гвардейского офицера и с жаром начал свое оправдание. Я рассказал, как началось мое знакомство с Пугачевым в степи, во время бурана; как при взятии Белогорской крепости он меня узнал и пощадил. Я сказал, что тулуп и лошадь, правда, не посовестился я принять
от самозванца; но что Белогорскую крепость
защищал я противу злодея до последней крайности. Наконец я сослался и на моего генерала, который мог засвидетельствовать мое усердие во время бедственной оренбургской осады.
Самгин стоял,
защищая рукой в перчатке лицо
от снега, ожидая какого-то молодого человека, ему казалось, что время ползет необыкновенно медленно и даже не ползет, а как бы кружится на одном месте.
Клима подавляло обилие противоречий и упорство, с которым каждый из людей
защищал свою истину. Человек, одетый мужиком, строго и апостольски уверенно говорил о Толстом и двух ликах Христа — церковном и народном, о Европе, которая погибает
от избытка чувственности и нищеты духа, о заблуждениях науки, — науку он особенно презирал.
«По отношению к действительности каждый из нас является истцом, каждый
защищает интересы своего «я»
от насилия над ним. В борьбе за материальные интересы люди иногда являются личными врагами, но ведь жизнь не сводится вся целиком к уголовному и гражданскому процессу, теория борьбы за существование не должна поглощать и не поглощает высших интересов духа, не угашает священного стремления человека познать самого себя».
«Да, уничтожать, уничтожать таких… Какой отвратительный, цинический ум. Нужно уехать отсюда. Завтра же. Я ошибочно выбрал профессию. Что, кого я могу искренно
защищать? Я сам беззащитен пред такими, как этот негодяй. И — Марина. Откажусь
от работы у нее, перееду в Москву или Петербург. Там возможно жить более незаметно, чем в провинции…»
— Перестаньте
защищать злостных банкротов, — гремел Хотяинцев, положив локти на стол и упираясь в него. — Партию вашу смазал дегтем Азеф, ее прикончили ликвидаторы группы «Почин» Авксентьев, Бунаков, Степа Слетов, бывший мой приятель и сожитель в ссылке, хороший парень, но не политик, а наивнейший романтик. Вон Егор Сазонов застрелился
от стыда за вождей.
Он даже начал собирать «открытки» на политические темы; сначала их навязывала ему Сомова, затем он сам стал охотиться за ними, и скоро у него образовалась коллекция картинок, изображавших Финляндию, которая
защищает конституцию
от нападения двуглавого орла, русского мужика, который пашет землю в сопровождении царя, генерала, попа, чиновника, купца, ученого и нищего, вооруженных ложками; «Один с сошкой, семеро — с ложкой», — подписано было под рисунком.
— Я не намерен
защищать вас, — твердо, как мог, сказал Самгин, отодвигаясь
от его рук. — Если вы сделали это — убили… Вам легче будет — сознайтесь! — прибавил он.
— Подозреваемый в уголовном преступлении — в убийстве, — напомнил он, взмахнув правой рукой, — выразил настойчивое желание, чтоб его
защищали на суде именно вы. Почему? Потому что вы — квартирант его? Маловато. Может быть, существует еще какая-то иная связь?
От этого подозрения Безбедов реабилитировал вас. Вот — один смысл.
— А в школе, — продолжал Козлов, не слушая его, —
защищал от забияк и сам во все время оттаскал меня за волосы… всего два раза…
Бабушка могла предостеречь Веру
от какой-нибудь практической крупной ошибки,
защитить ее
от болезни,
от грубой обиды, вырвать, с опасностью собственной жизни, из огня: но что она сделает в такой неосязаемой беде, как страсть, если она есть у Веры?
— Я не хочу, чтоб дома заметили это… Я очень слаба… поберегите меня… — молила она, и даже слезы показались в глазах. —
Защитите меня…
от себя самой!.. Ужо, в сумерки, часов в шесть после обеда, зайдите ко мне — я… скажу вам, зачем я вас удержала…
Они прозрачны, не
защищают головы ни
от дождя, ни
от солнца, ни
от пыли.
Доха, то есть козлиная мягкая шкура (дикого горного козла), решительно
защищает от всякого мороза и не надо никакого тулупа под нее: только тяжести прибавит.
Не
защитит лишь
от ветра,
от которого ничто не
защитит.
Безыменная скала, у которой мы стали на якорь,
защищает нас только
от северных, но отнюдь не
от южных ветров.
А может быть, якуты отпускают сзади волосы подлиннее просто затем, чтоб
защитить уши и затылок
от жестокой зимней стужи.
В каюте
от внешнего воздуха с дождем, отчасти с морозом,
защищала одна рама в маленьком окне.
Он только приложил руку к козырьку в знак своего уважения перед богатством и строго смотрел на арестантов, как бы обещаясь во всяком случае
защитить от них седоков коляски.
— Уж больно про него много нехорошего говорят: и пьяница-то, и картежник, и обирало, — говорила Марья Степановна,
защищая свой семейный очаг
от вторжения иноплеменных. — Конечно, Витю он
защищает, так уж я его всячески ублаготворю… Только это все другое, а не обед.
Долгое время приходилось
защищать Россию
от наступавших со всех сторон врагов.
Точка зрения, которую мы
защищаем, освобождает
от абсолютизации политики,
от превращения ее в кумира, в бога.
— Я-то изыду! — проговорил отец Ферапонт, как бы несколько и смутившись, но не покидая озлобления своего, — ученые вы!
От большого разума вознеслись над моим ничтожеством. Притек я сюда малограмотен, а здесь, что и знал, забыл, сам Господь Бог
от премудрости вашей меня, маленького,
защитил…
Следя далее по слухам и по газетам, я утверждался в моей мысли все более и более, и вдруг я получил
от родных подсудимого приглашение
защищать его.
Но в своей горячей речи уважаемый мой противник (и противник еще прежде, чем я произнес мое первое слово), мой противник несколько раз воскликнул: „Нет, я никому не дам
защищать подсудимого, я не уступлю его защиту защитнику, приехавшему из Петербурга, — я обвинитель, я и защитник!“ Вот что он несколько раз воскликнул и, однако же, забыл упомянуть, что если страшный подсудимый целые двадцать три года столь благодарен был всего только за один фунт орехов, полученных
от единственного человека, приласкавшего его ребенком в родительском доме, то, обратно, не мог же ведь такой человек и не помнить, все эти двадцать три года, как он бегал босой у отца „на заднем дворе, без сапожек, и в панталончиках на одной пуговке“, по выражению человеколюбивого доктора Герценштубе.
— Уверенный в вашем согласии, я уж знал бы, что вы за потерянные эти три тысячи, возвратясь, вопля не подымете, если бы почему-нибудь меня вместо Дмитрия Федоровича начальство заподозрило али с Дмитрием Федоровичем в товарищах; напротив,
от других
защитили бы… А наследство получив, так и потом когда могли меня наградить, во всю следующую жизнь, потому что все же вы через меня наследство это получить изволили, а то, женимшись на Аграфене Александровне, вышел бы вам один только шиш.
— Это я тогда по единому к вам дружеству и по сердечной моей преданности, предчувствуя в доме беду-с, вас жалеючи. Только себя больше вашего сожалел-с. Потому и говорил: уезжайте
от греха, чтобы вы поняли, что дома худо будет, и остались бы родителя
защитить.
Вот в эти-то мгновения он и любил, чтобы подле, поблизости, пожалуй хоть и не в той комнате, а во флигеле, был такой человек, преданный, твердый, совсем не такой, как он, не развратный, который хотя бы все это совершающееся беспутство и видел и знал все тайны, но все же из преданности допускал бы это все, не противился, главное — не укорял и ничем бы не грозил, ни в сем веке, ни в будущем; а в случае нужды так бы и
защитил его, —
от кого?
Производить съемку во время ненастья трудно. Бумага становится дряблой, намокшие рукава размазывают карандаш. Зонтика у меня с собой не было, о чем я искренно жалел. Чтобы
защитить планшет
от дождя, каждый раз, как только я открывал его, Чан Лин развертывал над ним носовой платок. Но скоро и это оказалось недостаточным: платок намокал и стал сочить воду.
Он устроил себе нечто вроде палатки, а на плечи набросил шинель. Старик таза поместился у подножия кедра, прикрывшись одеялом. Он взялся караулить бивак и поддерживать огонь всю ночь. Нарубив еловых веток, я разостлал на них свой мешок и устроился очень удобно. С одной стороны
от ветра меня
защищала валежина, а с другой — горел огонь.
Высокая скала, у подножия которой мы расположились,
защищала нас
от ветра.
Вдруг раздались крики. Опасность появилась с той стороны, откуда мы ее вовсе не ожидали. По ущелью, при устье которого мы расположились, шла вода. На наше счастье, одна сторона распадка была глубже. Вода устремилась туда и очень скоро промыла глубокую рытвину. Мы с Чжан Бао
защищали огонь
от дождя, а Дерсу и стрелки боролись с водой. Никто не думал о том, чтобы обсушиться, — хорошо, если удавалось согреться.
Но вообще я не люблю этого дерева и потому, не остановись в осиновой роще для отдыха, добрался до березового леска, угнездился под одним деревцем, у которого сучья начинались низко над землей и, следовательно, могли
защитить меня
от дождя, и, полюбовавшись окрестным видом, заснул тем безмятежным и кротким сном, который знаком одним охотникам.
Между тем погода начала хмуриться, небо опять заволокло тучами. Резкие порывы ветра подымали снег с земли. Воздух был наполнен снежной пылью, по реке кружились вихри. В одних местах ветром совершенно сдуло снег со льда, в других, наоборот, намело большие сугробы. За день все сильно прозябли. Наша одежда износилась и уже не
защищала от холода.
Место для своего ночлега он выбирал где-нибудь под деревом между 2 корнями, так что дупло
защищало его
от ветра; под себя он подстилал кору пробкового дерева, на сучок где-нибудь вешал унты так, чтобы их не спалило огнем.
А оправдать его тоже не годится, потому что любители прекрасных идей и защитники возвышенных стремлений, объявившие материалистов людьми низкими и безнравственными, в последнее время так отлично зарекомендовали себя со стороны ума, да и со стороны характера, в глазах всех порядочных людей, материалистов ли, или не материалистов, что
защищать кого-нибудь
от их порицаний стало делом излишним, а обращать внимание на их слова стало делом неприличным.
Маша наконец решилась действовать и написала письмо князю Верейскому; она старалась возбудить в его сердце чувство великодушия, откровенно признавалась, что не имела к нему ни малейшей привязанности, умоляла его отказаться
от ее руки и самому
защитить ее
от власти родителя.
В Петербурге, погибая
от бедности, он сделал последний опыт
защитить свою честь. Он вовсе не удался. Витберг просил об этом князя А. Н. Голицына, но князь не считал возможным поднимать снова дело и советовал Витбергу написать пожалобнее письмо к наследнику с просьбой о денежном вспомоществовании. Он обещался с Жуковским похлопотать и сулил рублей тысячу серебром. Витберг отказался.
На зиму стены окутывали соломой, которую прикрепляли жердями; но это плохо
защищало от холода, так что зимой приходилось топить и утром и на ночь.
На первых порах он даже держал сторону молодой жены и
защищал ее
от золовок, и как ни коротко было время их супружеского согласия, но этого было достаточно, чтоб матушка решилась дать золовкам серьезный отпор.
Почти все верили в верховенство разума, все были гуманистами, все
защищали универсальность принципов демократии, идущих
от французской революции.
Независимость философа я
защищал впоследствии и
от религиозной ортодоксии.
Все это вставало в воображении живое, реальное, и мы
защищали своих родных
от вечных мучений только за одно слово в символе, за сложение перстов…