Неточные совпадения
Захотелось ей осмотреть весь
дворец, и пошла она осматривать все его палаты высокие, и ходила она немало времени, на все диковинки любуючись; одна палата была краше другой, и все краше того, как рассказывал честной купец, государь ее батюшка родимый; взяла она из кувшина золоченого любимый цветочик аленькой, сошла она в
зеленые сады, и запели ей птицы свои песни райские, а деревья, кусты и цветы замахали своими верхушками и ровно перед ней преклонилися; выше забили фонтаны воды и громче зашумели ключи родниковые; и нашла она то место высокое, пригорок муравчатый, на котором сорвал честной купец цветочик аленькой, краше которого нет на белом свете.
Прошли Алупку с ее широким зеленоватым, мавританского стиля,
дворцом и с роскошным парком, весь
зеленый, кудрявый Мисхор, белый, точно выточенный из сахара, Дюльбер и «Ласточкино гнездо» — красный безобразный дом с башней, прилепившейся на самом краю отвесной скалы, падающей в море.
Мотоцикл простучал двадцать верст, отделявших станцию от совхоза, в четверть часа (Рокк шел всю ночь, то и дело прячась, в припадках смертного страха, в придорожную траву), и, когда солнце начало значительно припекать, на пригорке, под которым вилась речка Топь, глянул сахарный с колоннами
дворец в
зелени.
Он сбегал во
дворец в спальню, где стояли две узких пружинных кровати со скомканным бельем и на полу была навалена груда
зеленых яблок и горы проса, приготовленного для будущих выводков, вооружился мохнатым полотенцем, а подумав, захватил с собой и флейту, с тем чтобы на досуге поиграть над водною гладью.
Бассейн был у царя во
дворце, восьмиугольный, прохладный бассейн из белого мрамора. Темно-зеленые малахитовые ступени спускались к его дну. Облицовка из египетской яшмы, снежно-белой с розовыми, чуть заметными прожилками, служила ему рамою. Лучшее черное дерево пошло на отделку стен. Четыре львиные головы из розового сардоникса извергали тонкими струями воду в бассейн. Восемь серебряных отполированных зеркал отличной сидонской работы, в рост человека, были вделаны в стены между легкими белыми колоннами.
Берег медленно уходил назад. Постепенно показывались и скрывались густые, взбирающиеся на холмы парки,
дворцы, виноградники, тесные татарские деревни, белые стены дач, утонувших в волнистой
зелени, а сзади голубые горы, испещренные черными пятнами лесов, и над ними тонкие, воздушные очертания их вершин.
— И то рай! — соглашалась и тетя Леля, подставляя свою горбатую спину калеки горячему июньскому солнцу и улыбаясь счастливой улыбкой и небу, и заливу, и вечно
зеленым соснам, и самой даче, казавшейся
дворцом.
Как хорошо оно, море! Как замкнутая в своем заколдованном
дворце сказочная принцесса, лежит оно среди
зеленых хвойных лесов финского и русского побережий. Залив, названный морем, красивый, таинственно величественный и такой царственно-гордый в солнечном сиянии!
С лицевой стороны
дворца в нижний сад спускается тремя уступами великолепный каскад, который так же широк, как и весь
дворец, выложен диким камнем и украшен свинцовыми и позолоченными рельефными фигурами на
зеленом поле. Нижний сад, через который прямо против главного корпуса и каскада проходит широкий и весь выложенный камнем канал, поражал прелестными цветниками. Этим каналом можно было подходить на судах до самого каскада.
В Петербурге императрица Елизавета Петровна жила в своем
дворце на Царицыном лугу, но больше в другом у
Зеленого моста (теперь Полицейский). Она имела обыкновение спать в разных местах, так что заранее нельзя было знать, где она ляжет. Это приписывали тому, что она превращала ночь в день и день в ночь.
Таврический
дворец, еще недавний свидетель пышности и великолепия светлейшего «князя Тавриды», от самой могилы которого в описываемое нами время не осталось и следа, стоял среди ярко-зеленой, в тот год рано распустившейся листвы, как живое доказательство бренности людского счастья, непрочности человеческих дел, в сравнении с сияющей все прежним блеском каждый год обновляющейся Природы.
Императрица в бытность свою в Петербурге жила большею частью в своем любимом
дворце у
Зеленого моста (теперь Полицейский).
Узнав, что он ехал из Стрельни в одном мундире, Екатерина подарила ему соболью шубу, крытую
зеленым бархатом, но Суворов брал ее с собой, только едучи во
дворец, да и то держал на коленях и надевал, лишь выходя из кареты.
Солнце садилось,
дворец под его светом сиял своим огромным белым фасадом, вдали
зеленую полянку обступали огромные, тихие дубы парка.