Неточные совпадения
Уходилась я,
Тут дедко
подошел:
—
Зимой тебе, Матренушка,
Я жизнь свою рассказывал.
По мере того, однако ж, как дело
подходило к
зиме, свидания их становились реже наедине. К Ильинским стали ездить гости, и Обломову по целым дням не удавалось сказать с ней двух слов. Они менялись взглядами. Ее взгляды выражали иногда усталость и нетерпение.
— Да, надо бы, — повторил Обломов, — и сосед тоже пишет, да вот дело-то
подошло к
зиме.
Хоть
зима была уж на исходе (под благовещенье почти
подходило дело), однако в тех местах снег даже не тронулся совсем.
Скотину он тоже закармливает с осени. Осенью она и сена с сырцой поест, да и тело скорее нагуляет. Как нагуляет тело, она уж
зимой не много корму запросит, а к весне, когда кормы у всех к концу
подойдут, подкинешь ей соломенной резки — и на том бог простит. Все-таки она до новой травы выдержит, с целыми ногами в поле выйдет.
Подходила зима. По утрам кочки грязи, голые сучья деревьев, железные крыши домов и церквей покрывались синеватым инеем; холодный ветер разогнал осенние туманы, воздух, ещё недавно влажный и мутный, стал беспокойно прозрачным. Открылись глубокие пустынные дали, почернели леса, стало видно, как на раздетых холмах вокруг города неприютно качаются тонкие серые былинки.
По преданию известно, что Моховые озера были некогда глубокими лесными круглыми провалами с прозрачною, холодною, как лед, водою и топкими берегами, что никто не смел близко
подходить к ним ни в какое время, кроме
зимы, что будто бы берега опускались и поглощали дерзкого нарушителя неприкосновенного царства водяных чертей.
Рыба очень нередко задыхается
зимой под льдом даже в огромных озерах и проточных прудах: [Из многих, мною самим виденных таких любопытных явлений самое замечательное случилось в Казани около 1804 г.: там сдохлось
зимою огромное озеро Кабан; множество народа набежало и наехало со всех сторон: рыбу, как будто одурелую, ловили всячески и нагружали ею целые воза.] сначала, в продолжение некоторого времени, показывается она в отверстиях прорубей, высовывая рот из воды и глотая воздух, но ловить себя еще не дает и даже уходит, когда
подойдет человек; потом покажется гораздо в большем числе и как будто одурелая, так что ее можно ловить саком и даже брать руками; иногда всплывает и снулая.
Надежда Антоновна. Нам надо поддерживать себя… Пока еще есть кредит… но немного.
Подойдет зима; театры, балы, концерты. Надо спросить у матерей, чего все это стоит. У меня Лидия ничего и слушать не хочет, ей чтоб было. Она ни цены деньгам, ни счету в них не знает. Поедет по магазинам, наберет товаров, не спрашивая цены, а потом я по счетам и расплачивайся.
— А как я ревновал тебя все это время! Мне кажется, я бы умер, если б услышал о твоей свадьбе! Я
подсылал к тебе, караулил, шпионил… вот она все ходила (и он кивнул на мать). — Ведь ты не любила Мозглякова, не правда ли, Зиночка? О ангел мой? Вспомнишь ли ты обо мне, когда я умру? Знаю, что вспомнишь; но пройдут годы, сердце остынет, настанет холод,
зима на душе, и забудешь ты меня, Зиночка!..
Рано проснешься поутру, оденешься задолго до света и с тревожным нетерпением Дожидаешься зари; наконец, пойдешь и к каждой поставушке
подходишь с сильным биением сердца, издали стараясь рассмотреть, не спущен ли самострел, не уронена ли плашка, не запуталось ли что-нибудь в сильях, и когда в самом деле попалась добыча, то с какой, бывало, радостью и торжеством возвращаешься домой, снимаешь шкурку, распяливаешь и сушишь ее у печки и потом повесишь на стену у своей кровати, около которой в продолжение
зимы набиралось и красовалось иногда десятка три разных шкурок.
Вот что я тебе расскажу: раз, как уж очень-то мы обеднели,
подходит зима, — надеть мне нечего, а бегать в лавочку надо; добежать до лавочки, больше-то мне ходить некуда.
Но вдруг она
подходит ко мне, становится сама передо мной и, сложив руки (давеча, давеча!), начала говорить мне, что она преступница, что она это знает, что преступление ее мучило всю
зиму, мучает и теперь… что она слишком ценит мое великодушие… «я буду вашей верной женой, я вас буду уважать…».
— Яким Прохорыч! —
подходя к нему, сказала Аксинья Захаровна. — Сколько лет, сколько
зим! И я не чаяла свидеть тебя на сем свете. Ах, сватушка, сватушка! Чать, не забыл: сродни маленько бывали.
Петряйка вскочил, обулся и,
подойдя к глиняному рукомойнику, сплеснул лицо. Нельзя сказать, чтоб он умылся, он размазал только копоть, обильно насевшую на лицах, шеях и руках обитателей зимницы… Лесники люди непривередливые: из грязи да из копоти зиму-зименскую не выходят…
Теленок скакал по закуте и выучился делать круги и повороты. Когда пришла
зима, теленка выпустили с другою скотиною на лед к водопою. Все коровы осторожно
подошли к корыту, а теленок разбежался на лед, загнул хвост, приложил уши и стал кружиться. На первом же кругу нога его раскатилась, и он ударился головою о корыто.
Года полтора от свах отбоя не было, до тех самых пор, как Зиновий Алексеич со всей семьей на целую
зиму в Москву уехал. Выгодное дельце у него
подошло, но, чтобы хорошенько его обладить, надо было месяцев пять в Москве безвыездно прожить. И задумал Доронин всей семьей катить в Белокаменную, кстати ж, ни Татьяна Андревна, ни Лиза с Наташей никогда Москвы не видали и на Рогожском кладбище сроду не маливались.
Старики рассказывают, что однажды Потемкин
зимой в Москве проживал;
подошел Григорий Богослов — его именины; как раз к концу обеда прискакал от Поташова нарочный с такими плодами, каких ни в Москве, ни в Петербурге никто и не видывал.
— Вот вам и
зима пришла назад, — сказал студент,
подходя к костру. — Здравствуйте!
Мое личное знакомство с Александром Николаевичем продолжалось много лет; но больше к нему я присматривался в первое время и в Петербурге, где он обыкновенно жил у брата своего (тогда еще контрольного чиновника, а впоследствии министра), и в Москве, куда я попал к нему
зимой в маленький домик у"Серебряных"бань, где-то на Яузе, и нашел его в обстановке, которая как нельзя больше
подходила к лицу и жизни автора"Банкрута"и"Бедность — не порок".
— Как? Вполне ясно, в войне наступает перелом. До сих пор мы всё отступали, теперь удержались на месте. В следующий бой разобьем япошек. А их только раз разбить, — тогда так и побегут до самого моря. Главная работа будет уж казакам… Войск у них больше нет, а к нам
подходят все новые… Наступает
зима, а японцы привыкли к жаркому климату. Вот увидите, как они у нас тут
зимою запищат!
— Все будет, Вадим Петрович, — продолжал свои доводы доктор, — только оправьтесь хорошенько, проведите у нас
зиму, надо вам снова привыкнуть к
зиме в теплых комнатах, посадим вас на гидротерапию… А там
подойдет весна — в усадьбе поживете. Кто знает, быть может, и останетесь.