Неточные совпадения
Некоторые из тех самых
мужиков, которые больше всех с ним спорили за сено, те, которых он обидел, или те, которые хотели обмануть его, эти самые
мужики весело кланялись ему и, очевидно, не имели и не могли иметь к нему никакого
зла или никакого не только раскаяния, но и воспоминания о том, что они хотели обмануть его.
— Но культура эта, недоступная
мужику, только озлобляла его, конечно, хотя
мужик тут — хороший, умный
мужик, я его насквозь знаю, восемь лет работал здесь.
Мужик, он — таков: чем умнее, тем
злее! Это — правило жизни его.
— Начинается-то не с
мужиков, — говорил Нил Андреич, косясь на Райского, — а потом
зло, как эпидемия, разольется повсюду. Сначала молодец ко всенощной перестанет ходить: «скучно, дескать», а потом найдет, что по начальству в праздник ездить лишнее; это, говорит, «холопство», а после в неприличной одежде на службу явится, да еще бороду отрастит (он опять покосился на Райского) — и дальше, и дальше, — и дай волю, он тебе втихомолку доложит потом, что и Бога-то в небе нет, что и молиться-то некому!..
— А как вы полагаете, откуда деньги у Болеслава Брониславича? Сначала он был подрядчиком и морил рабочих, как мух, потом он начал спаивать
мужиков, а сейчас разоряет целый край в обществе всех этих банковских воров. Честных денег нет, славяночка. Я не обвиняю Стабровского: он не лучше и не хуже других. Но не нужно закрывать себе глаза на окружающее нас
зло. Хороша и литература, и наука, и музыка, — все это отлично, но мы этим никогда не закроем печальной действительности.
Русский безграмотный
мужик любит ставить вопросы философского характера — о смысле жизни, о Боге, о вечной жизни, о
зле и неправде, о том, как осуществить Царство Божье.
— Видал я господ всяких, Степан Романыч, а все-таки не пойму их никак… Не к тебе речь говорится, а вообще. Прежнее время взять, когда
мужики за господами жили, — правильные были господа, настоящие: зверь так зверь, во всю меру, добрый так добрый, лакомый так лакомый. А все-таки не понимал я, как это всякую совесть в себе загасить… Про нынешних и говорить нечего: он и зла-то не может сделать, засилья нет, а так, одно званье что барин.
— А я так боялась… Наши
мужики озвереют, так на части разорвать готовы. Сейчас наголодались…
злые поневоле… Прежде-то я боялась, что тятеньку когда-нибудь убьют за его строгость, а теперь…
Вместо прежнего разделения актеров на злодеев, на первых трагиков, первых комиков, разделения все-таки более серьезного, потому что оно основывалось на психической стороне человека, — вся труппа теперь составлялась так: я играю купцов, он
мужиков, третий бар, а что добрые ли это люди,
злые ли, дурные, никто об этом думушки не думал.
— Ко всякому
мужику, — нетерпеливо отвечала она, все
злее и более потупляясь. Она была приметно вспыльчива.
Это было высказано не без ехидства, но не потому, чтобы она питала к Лукьянычу какое-нибудь
зло, а просто «так». Как, мол, это
мужик себе «дворец» выстроил — чтой-то уж больно чудно!
Внешним поводом для этой сенсации послужило то, что дворянин"занимается несвойственными дворянскому званию поступками"; действительною же, внутреннею причиной служило просто желание к чему-нибудь придраться, на ком-нибудь сорвать накипевшее
зло. Вся окрестность загудела; дворяне негодовали, мужики-торгаши посмеивались, даже крестьянская масса — и та с каким-то пренебрежительным любопытством присматривалась.
Прачки не рассказывали друг другу о своих любовных приключениях, но во всем, что говорилось ими о
мужиках, я слышал чувство насмешливое,
злое и думал, что, пожалуй, это правда: баба — сила!
Помуслив палец,
мужик перевертывает страницу, — там, где он коснулся ее, остается темный снимок с пальца. Приказчик, глядя в темя покупателя
злым взглядом, говорит...
Я знал этих людей во второй период жизни у чертежника; каждое воскресенье они, бывало, являлись в кухню, степенные, важные, с приятною речью, с новыми для меня, вкусными словами. Все эти солидные
мужики тогда казались мне насквозь хорошими; каждый был по-своему интересен, все выгодно отличались от
злых, вороватых и пьяных мещан слободы Кунавина. Больше всех мне нравился тогда штукатур Шишлин, я даже просился в артель к нему, но он, почесывая золотую бровь белым пальцем, мягко отказал мне...
В книжках все
мужики несчастны; добрые и
злые, все они беднее живых словами и мыслями.
Но не одни Карлы и Александры проходят этот путь и признают тщету и
зло власти: через этот бессознательный процесс смягчения проходит всякий человек, приобретший ту власть, к которой он стремился, всякий, не только министр, генерал, миллионер, купец, но столоначальник, добившийся места, которого он желал десять лет, всякий богатый
мужик, отложивший одну-другую сотню рублей.
Кожемякин видит, как всё, что было цветисто и красиво, — ловкость, сила, удаль, пренебрежение к боли, меткие удары, острые слова, жаркое, ярое веселье — всё это слиняло, погасло, исчезло, и отовсюду,
злою струёй, пробивается тёмная вражда чужих друг другу людей, — та же непонятная вражда, которая в базарные дни разгоралась на Торговой площади между
мужиками и мещанами.
Собака взглянула на него здоровым глазом, показала ещё раз медный и, повернувшись спиной к нему, растянулась, зевнув с воем. На площадь из улицы, точно волки из леса на поляну, гуськом вышли три
мужика; лохматые, жалкие, они остановились на припёке, бессильно качая руками, тихо поговорили о чём-то и медленно, развинченной походкой, всё так же гуськом пошли к ограде, а из-под растрёпанных лаптей поднималась сухая горячая пыль. Где-то болезненно заплакал ребёнок, хлопнула калитка и
злой голос глухо крикнул...
Желая их привести в порядок и вникнув в них, я открыл, что главное
зло заключается в самом жалком, бедственном положении
мужиков, и
зло такое, которое можно исправить только трудом и терпением.
— А-а! — протянул Фома и вдруг твердо и
зло объявил: — Я бы этого
мужика так вздул! Всю бы рожу ему разворотил! — И он показал приемщику большой, крепко сжатый кулак.
Беседы дяди Петра напоминали Евсею материны сказки; кузнец тоже, должно быть, видел в огне горна и чертей, и бога, и всю страшную человеческую жизнь, оттого он и плакал постоянно. Евсей слушал его речи, легко запоминал их, они одевали его сердце в жуткий трепет ожидания, и в нём всё более крепла надежда, что однажды он увидит что-то не похожее на жизнь в селе, на пьяных
мужиков,
злых баб, крикливых ребятишек, нечто ласковое и серьёзное, точно церковная служба.
Незаметно подкралась зима, сразу обрушилась на город гулкими метелями, крепкими морозами, завалила улицы и дома сахарными холмами снега, надела ватные шапки на скворешни и главы церквей, заковала белым железом реки и ржавую воду болот; на льду Оки начались кулачные бои горожан с
мужиками окрестных деревень. Алексей каждый праздник выходил на бой и каждый раз возвращался домой
злым и битым.
— Тут гадать не о чем, — сказала Ерданская, — я тебе, душа, прямо скажу: ты за этого человека держись. У меня не зря глаза на лоб лезут, — я людей знаю, я их проникаю, как мою колоду карт. Ты гляди, как он удачлив, все дела у него шаром катятся, наши-то
мужики только
злые слюни пускают от зависти к нему. Нет, душа, ты его не бойся, он не лисой живёт, а медведем.
Брат Аксиньи, который на прииске был известен под уменьшительным именем Гараськи, совсем не походил на свою красивую сестру. Его хилая и тщедушная фигура с вялыми движениями и каким-то серым лицом, рядом с сестрой, казалась просто жалкой; только в иззелена-серых глазах загорался иногда насмешливый,
злой огонек да широкие губы складывались в неопределенную, вызывающую улыбку. В моих глазах Гараська был просто бросовый парень, которому нечего и думать тянуться за настоящим
мужиком.
С правой стороны удалось прервать распространение пожара, а влево он распространялся все шире, захватывая уже десятый двор. Оставив часть
мужиков следить за хитростями красных змей, Ромась погнал большинство работников в левую; пробегая мимо богатеев, я услыхал чье-то
злое восклицание...
— Хочешь ли ты указать мне, что ради праха и
золы погубил я душу мою, — этого ли хочешь? Не верю, не хочу унижения твоего, не по твоей воле горит, а
мужики это подожгли по злобе на меня и на Титова! Не потому не верю в гнев твой, что я не достоин его, а потому, что гнев такой не достоин тебя! Не хотел ты подать мне помощи твоей в нужный час, бессильному, против греха. Ты виноват, а не я! Я вошёл в грех, как в тёмный лес, до меня он вырос, и — где мне найти свободу от него?
Вспоминаю
злую жадность монахов до женщины и все пакости плоти их, коя и скотом не брезгует, лень их и обжорство, и ссоры при дележе братской кружки, когда они злобно каркают друг на друга, словно вороны на кладбище. Рассказывал мне Гриша, что как ни много работают
мужики на монастырь этот, а долги их всё растут и растут.
Потом Федор Мельничный, желтый, худой, длинный, сутуловатый
мужик, тоже молодой, с редкими волосами на бороде и с маленькими глазками, всегда желчный, мрачный, во всем находивший
злую сторону и часто озадачивавший сходку своими неожиданными и отрывистыми вопросами и замечаниями.
Озверевший Яшка, безобразно ругаясь и рыдая, набросился на него
злой собакой, рвал рубаху, молотил кулаками, я старался оттащить его, а вокруг тяжело топали и шаркали ноги, поднимая с пола густую пыль, рычали звериные пасти, истерично кричал Цыган, — начиналась общая драка, сзади меня уж хлестались по щекам, ляскали зубы. Кучерявый, косоглазый, угрюмый
мужик Лещов дергал меня за плечо, вызывая...
И точно: не успели
мужики оглянуться, а Топтыгин уж тут как тут. Прибежал он на воеводство ранним утром, в самый Михайлов день, и сейчас же решил: «Быть назавтра кровопролитию». Что заставило его принять такое решение — неизвестно: ибо он, собственно говоря, не был
зол, а так, скотина.
И
зло на них берет, и глядеть стыдно: мужики-то знакомые и народ хороший, жалко.
Он жаловался на старосту и то и дело оборачивался к
мужикам, как бы приглашая их в свидетели; лицо у него покраснело и вспотело, и глаза стали острые,
злые.
Старик Осип рассказывал не спеша про то, как жили до воли, как в этих самых местах, где теперь живется так скучно и бедно, охотились с гончими, с борзыми, с псковичами и во время облав
мужиков поили водкой, как в Москву ходили целые обозы с битою птицей для молодых господ, как
злых наказывали розгами или ссылали в тверскую вотчину, а добрых награждали.
Сидя в коляске, она прежде всего дала отдохнуть своему лицу от улыбки. С
злым лицом она ехала через деревню и с
злым лицом отвечала на поклоны встречных
мужиков. Приехав домой, она прошла черным ходом к себе в спальню и прилегла на постель мужа.
И он пошел, как шел до Пашеньки, от деревни до деревни, сходясь и расходясь с странниками и странницами и прося Христа ради хлеба и ночлега. Изредка его бранила
злая хозяйка, ругал выпивший
мужик, но большей частью его кормили, поили, давали даже на дорогу. Его господское обличье располагало некоторых в его пользу. Некоторые, напротив, как бы радовались на то, что вот господин дошел также до нищеты. Но кротость его побеждала всех.
Яков Иваныч окликнул ее; было уже время начинать часы. Она умылась, надела белую косыночку и пошла в молельную к своему любимому брату уже тихая, скромная. Когда она говорила с Матвеем или в трактире подавала
мужикам чай, то это была тощая, остроглазая,
злая старуха, в молельной же лицо у нее было чистое, умиленное, сама она как-то вся молодела, манерно приседала и даже складывала сердечком губы.
— Мужик-то я был ничего, приятный, здоровый, женщину привлечь особых трудов не испытывал, ну, а сдаётся она — тут и пошёл дому развал!
Зол был человек, уподобихся неясыти пустынному! Бивали меня, конечно, ногу вот капканом пересекло, потом в больнице отрезали её…
— В те поры и я, как все, младенцем был, никто ведь не знал, не чуял народной силы. Второе — лес я сызмала люблю, это большая вещь на земле — лес-то! Шуба земная и праздничная одежда её. Оголять землю, охолодить её — нельзя, и уродовать тоже не годится, и так она нами вдосталь обижена!
Мужики же, со
зла, ничего в лесу не видят, не понимают, какой это друг, защитник. Валят дерево — зря, лыко дерут — не умеючи. Народ всё-таки дикий! Еленка, ты бы шла на печь да и спала…
Даже брат его,
злой и кляузный
мужик Никита Лядов, стал советовать...
Подвыпившие
мужики сидят на телегах, задирают острыми шуточками прохожих,
зло высмеивают их, прохожие отвечают тем же.
Мужики приналягут, сил и рук не щадят, но все попусту… все сейчас же, как словно по
злому наговору, и захолоднеет: ни дымка, ни теплой струйки, точно все водой залито.
Они сел и в поезд. Дали третий звонок. Поезд свистнул и стал двигаться. Начальник станции, с толстым, бородатым лицом, что-то сердито кричал сторожу и указывал пальцем на конец платформы. Там сидели и лежали среди узлов человек десять
мужиков, в лаптях и пыльных зипунах. Сторож, с
злым лицом, подбежал к ним, что-то крикнул и вдруг, размахнув ногою, сильно ударил сапогом лежавшего на узле старика.
Мужики испуганно вскочили и стали поспешно собирать узлы.
В дыры его грязной холщовой рубахи глядело бронзовое тело, лицо было почти черное от загара. Огромный и оборванный, с обмотанною тряпками ногою, он блестел белками
злых глаз и исподлобья поглядывал вокруг. Парень подсел к нему с разговором.
Мужик порывисто встал и, не отвечая, высунулся из окна.
Я — монах, живу в монастыре,
мужики отняли наш покос, меня посылают участвовать в борьбе со
злыми — просить в суде на
мужиков.
— Да это всё тот же я, это не другие, — сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и
зла. Le prochain [Ближние.] это те, твои киевские
мужики, которым ты хочешь сделать добро.
Какое же может быть
зло, что несчастные люди, наши
мужики, люди такие же, как и мы, вырастающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения?