Неточные совпадения
Друзья мои, вам жаль поэта:
Во цвете радостных надежд,
Их не свершив еще для света,
Чуть из младенческих одежд,
Увял! Где жаркое волненье,
Где благородное стремленье
И чувств и мыслей молодых,
Высоких, нежных, удалых?
Где бурные любви желанья,
И жажда
знаний и труда,
И страх порока и стыда,
И вы, заветные мечтанья,
Вы, призрак жизни неземной,
Вы, сны
поэзии святой!
Я из Англии писал вам, что чудеса выдохлись, праздничные явления обращаются в будничные, да и сами мы уже развращены ранним и заочным
знанием так называемых чудес мира, стыдимся этих чудес, торопливо стараемся разоблачить чудо от всякой
поэзии, боясь, чтоб нас не заподозрили в вере в чудо или в младенческом влечении к нему: мы выросли и оттого предпочитаем скучать и быть скучными.
Я долго, не засыпая, колебался, с одной стороны, между уважением к ним, к которому располагали меня их
знания, простота, честность и
поэзия молодости и удальства, с другой стороны — между отталкивающей меня их непорядочной внешностью.
— Я, сударь мой, такого мнения, — начал опять Потугин, — что мы не одним только
знанием, искусством, правом обязаны цивилизации, но что самое даже чувство красоты и
поэзии развивается и входит в силу под влиянием той же цивилизации и что так называемое народное, наивное, бессознательное творчество есть нелепость и чепуха.
Но существенной разницы между истинным
знанием и истинной
поэзией быть не может: талант есть принадлежность натуры человека, и потому он, несомненно, гарантирует нам известную силу и широту естественных стремлений в том, кого мы признаем талантливым.
И поверьте, что эти миллионы вовсе не виноваты в своем невежестве: не они отчуждаются от
знания, от искусств, от
поэзии, а их чуждаются и презирают те, которые успели захватить умственное достояние в свои руки.
Современное сознание различает понятия: жизнь,
знание, религия, тайна,
поэзия; для предков наших все это — одно, у них нет строгих понятий.
Едва прочли вы одну страницу, как отрава начинает уж сказываться: и ваша длинная жизнь, и Шекспир, и Дарвин представляются вам вздором, нелепостью, потому что вы знаете, что вы умрете, что Шекспир и Дарвин тоже умерли, что их мысли не спасли ни их самих, ни земли, ни вас, и что если, таким образом, жизнь лишена смысла, то все эти
знания,
поэзия и высокие мысли являются только ненужной забавой, праздной игрушкой взрослых детей.
Как гимназистиком четвертого класса, когда я выбрал латинский язык для того, чтобы попасть со временем в студенты, так и дальше, в Казани и Дерпте, я оставался безусловно верен царству высшего образования, университету в самом обширном смысле — universitas, как понимали ее люди эпохи Возрождения, в совокупности всех
знаний, философских систем, красноречия,
поэзии, диалектики, прикладных наук, самых важных для человека, как астрономия, механика, медицина и другие прикладные доктрины.
Когда я бывал у Вильмсов, меня всегда поражала несколько смущала атмосфера кипящей мысли, остроумных замечаний, больших
знаний, каких-то совсем других вопросов, чем те, какими жил я, совсем других любимцев мысли и
поэзии. Гаврила Иванович держался со мною радушно даже любовно, но я с обидою чувствовал, что я забавляю его как образец банальнейшего миросозерцания, которое заранее можно предвидеть во всех подробностях. Мои азартные попытки спорить с ним кончались, конечно, полным моим поражением.