Неточные совпадения
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было
к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы
знаете. Ведь вы слышали,
что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у того и у другого.
Хлестаков. Да
к чему же говорить? я и без того их
знаю.
Анна Андреевна. Ну
что ты?
к чему? зачем?
Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну
что ты нашла такого удивительного? Ну
что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не
знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь
знать,
что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне
узнать,
что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит
к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры:
чем ближе
к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не
знает.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил,
что и в гостинице все нехорошо, и
к нему не поедет, и
что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как
узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне,
к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт
знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о жизни человека… (
К Осипу.)Ну
что, друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает,
знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на чай.
Замолкла Тимофеевна.
Конечно, наши странники
Не пропустили случая
За здравье губернаторши
По чарке осушить.
И видя,
что хозяюшка
Ко стогу приклонилася,
К ней подошли гуськом:
«
Что ж дальше?»
— Сами
знаете:
Ославили счастливицей,
Прозвали губернаторшей
Матрену с той поры…
Что дальше? Домом правлю я,
Ращу детей… На радость ли?
Вам тоже надо
знать.
Пять сыновей! Крестьянские
Порядки нескончаемы, —
Уж взяли одного!
Сама лисица хитрая,
По любопытству бабьему,
Подкралась
к мужикам,
Послушала, послушала
И прочь пошла, подумавши:
«И черт их не поймет!»
И вправду: сами спорщики
Едва ли
знали, помнили —
О
чем они шумят…
Скотинин. Да с ним на роду вот
что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю
к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его из ворот
к крыльцу навзничь. Я хотел бы
знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?
Правдин. А кого он невзлюбит, тот дурной человек. (
К Софье.) Я и сам имею честь
знать вашего дядюшку. А, сверх того, от многих слышал об нем то,
что вселило в душу мою истинное
к нему почтение.
Что называют в нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие его прямодушия. Отроду язык его не говорил да, когда душа его чувствовала нет.
Стародум. Ты
знаешь,
что я одной тобой привязан
к жизни. Ты должна делать утешение моей старости, а мои попечении твое счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью и с тобою.
Г-жа Простакова. Бог вас
знает, как вы нынче судите. У нас, бывало, всякий того и смотрит,
что на покой. (Правдину.) Ты сам, батюшка, других посмышленее, так сколько трудисся! Вот и теперь, сюда шедши, я видела,
что к тебе несут какой-то пакет.
Стародум(приметя всех смятение).
Что это значит? (
К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне,
что я
знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный, кто б он ни был, будет иметь во мне истинного друга. Поди за кого хочешь.
Стародум. На первый случай сгодилось бы и
к тому,
что ежели б случилось ехать, так
знаешь, куда едешь.
Голос обязан иметь градоначальник ясный и далеко слышный; он должен помнить,
что градоначальнические легкие созданы для отдания приказаний. Я
знал одного градоначальника, который, приготовляясь
к сей должности, нарочно поселился на берегу моря и там во всю мочь кричал. Впоследствии этот градоначальник усмирил одиннадцать больших бунтов, двадцать девять средних возмущений и более полусотни малых недоразумений. И все сие с помощью одного своего далеко слышного голоса.
Ни помощник градоначальника, ни неустрашимый штаб-офицер — никто ничего не
знал об интригах Козыря, так
что, когда приехал в Глупов подлинный градоначальник, Двоекуров, и началась разборка"оного нелепого и смеха достойного глуповского смятения", то за Семеном Козырем не только не было найдено ни малейшей вины, но, напротив того, оказалось,
что это"подлинно достойнейший и благопоспешительнейший
к подавлению революции гражданин".
И бог
знает чем разрешилось бы всеобщее смятение, если бы в эту минуту не послышался звон колокольчика и вслед за тем не подъехала
к бунтующим телега, в которой сидел капитан-исправник, а с ним рядом… исчезнувший градоначальник!
В ту же ночь в бригадировом доме случился пожар, который,
к счастию, успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась
к праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно не на кого другого, а на Митьку.
Узнали,
что Митька напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он, как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.
Они поворачивались, чтоб итти назад, как вдруг услыхали уже не громкий говор, а крик. Левин, остановившись, кричал, и доктор тоже горячился. Толпа собиралась вокруг них. Княгиня с Кити поспешно удалились, а полковник присоединился
к толпе, чтоб
узнать, в
чём дело.
Он не верит и в мою любовь
к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он
знает,
что я не брошу сына, не могу бросить сына,
что без сына не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но
что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он
знает и
знает,
что я не в силах буду сделать этого».
Приказчик, ездивший
к купцу, приехал и привез часть денег за пшеницу. Условие с дворником было сделано, и по дороге приказчик
узнал,
что хлеб везде застоял в поле, так
что неубранные свои 160 копен было ничто в сравнении с тем,
что было у других.
Он
знал,
что за это, за то самое,
что сердце его истерзано, они будут безжалостны
к нему.
Анна, думавшая,
что она так хорошо
знает своего мужа, была поражена его видом, когда он вошел
к ней. Лоб его был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед себя, избегая ее взгляда; рот был твердо и презрительно сжат. В походке, в движениях, в звуке голоса его была решительность и твердость, каких жена никогда не видала в нем. Он вошел в комнату и, не поздоровавшись с нею, прямо направился
к ее письменному столу и, взяв ключи, отворил ящик.
Получив письмо Свияжского с приглашением на охоту, Левин тотчас же подумал об этом, но, несмотря на это, решил,
что такие виды на него Свияжского есть только его ни на
чем не основанное предположение, и потому он всё-таки поедет. Кроме того, в глубине души ему хотелось испытать себя, примериться опять
к этой девушке. Домашняя же жизнь Свияжских была в высшей степени приятна, и сам Свияжский, самый лучший тип земского деятеля, какой только
знал Левин, был для Левина всегда чрезвычайно интересен.
И, несмотря на то, он чувствовал,
что тогда, когда любовь его была сильнее, он мог, если бы сильно захотел этого, вырвать эту любовь из своего сердца, но теперь, когда, как в эту минуту, ему казалось,
что он не чувствовал любви
к ней, он
знал,
что связь его с ней не может быть разорвана.
— Я? я недавно, я вчера… нынче то есть… приехал, — отвечал Левин, не вдруг от волнения поняв ее вопрос. — Я хотел
к вам ехать, — сказал он и тотчас же, вспомнив, с каким намерением он искал ее, смутился и покраснел. — Я не
знал,
что вы катаетесь на коньках, и прекрасно катаетесь.
И,
узнав,
что он в кабинете, она пошла
к нему.
«Неужели это правда?» подумал Левин и оглянулся на невесту. Ему несколько сверху виднелся ее профиль, и по чуть заметному движению ее губ и ресниц он
знал,
что она почувствовала его взгляд. Она не оглянулась, но высокий сборчатый воротничок зашевелился, поднимаясь
к ее розовому маленькому уху. Он видел,
что вздох остановился в ее груди, и задрожала маленькая рука в высокой перчатке, державшая свечу.
— А, и вы тут, — сказала она, увидав его. — Ну,
что ваша бедная сестра? Вы не смотрите на меня так, — прибавила она. — С тех пор как все набросились на нее, все те, которые хуже ее во сто тысяч раз, я нахожу,
что она сделала прекрасно. Я не могу простить Вронскому,
что он не дал мне
знать, когда она была в Петербурге. Я бы поехала
к ней и с ней повсюду. Пожалуйста, передайте ей от меня мою любовь. Ну, расскажите же мне про нее.
Сам Левин, увидав Кити Щербацкую, понял,
что он не переставал любить ее; но он не мог ехать
к Облонским,
зная,
что она там.
—
Что,
что ты хочешь мне дать почувствовать,
что? — говорила Кити быстро. — То,
что я была влюблена в человека, который меня
знать не хотел, и
что я умираю от любви
к нему? И это мне говорит сестра, которая думает,
что…
что…
что она соболезнует!.. Не хочу я этих сожалений и притворств!
Она никак не могла бы выразить тот ход мыслей, который заставлял ее улыбаться; но последний вывод был тот,
что муж ее, восхищающийся братом и унижающий себя пред ним, был неискренен. Кити
знала,
что эта неискренность его происходила от любви
к брату, от чувства совестливости за то,
что он слишком счастлив, и в особенности от неоставляющего его желания быть лучше, — она любила это в нем и потому улыбалась.
«Да вот и эта дама и другие тоже очень взволнованы; это очень натурально», сказал себе Алексей Александрович. Он хотел не смотреть на нее, но взгляд его невольно притягивался
к ней. Он опять вглядывался в это лицо, стараясь не читать того,
что так ясно было на нем написано, и против воли своей с ужасом читал на нем то,
чего он не хотел
знать.
Кити отвечала,
что ничего не было между ними и
что она решительно не понимает, почему Анна Павловна как будто недовольна ею. Кити ответила совершенную правду. Она не
знала причины перемены
к себе Анны Павловны, но догадывалась. Она догадывалась в такой вещи, которую она не могла сказать матери, которой она не говорила и себе. Это была одна из тех вещей, которые
знаешь, но которые нельзя сказать даже самой себе; так страшно и постыдно ошибиться.
Ей казалось,
что он,
зная это, скорее может разлюбить ее; а она ничего так не боялась теперь, хотя и не имела
к тому никаких поводов, как потерять его любовь.
Хотя она бессознательно (как она действовала в это последнее время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить в Левине чувство любви
к себе, и хотя она
знала,
что она достигла этого, насколько это возможно в отношении
к женатому честному человеку и в один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела в них то самое общее, за
что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
Никто, кроме самых близких людей
к Алексею Александровичу, не
знал,
что этот с виду самый холодный и рассудительный человек имел одну, противоречившую общему складу его характера, слабость.
В 4 часа, чувствуя свое бьющееся сердце, Левин слез с извозчика у Зоологического Сада и пошел дорожкой
к горам и катку, наверное
зная,
что найдет ее там, потому
что видел карету Щербацких у подъезда.
Узнав,
что приехала Анна, Кити хотела не выходить; но Долли уговорила ее. Собравшись с силами, Кити вышла и краснея подошла
к ней и подала руку.
Она
знает,
что я больше,
чем обыкновенно, любезна была
к ее мужу.
Степан Аркадьич
знал,
что когда Каренин начинал говорить о том,
что делают и думают они, те самые, которые не хотели принимать его проектов и были причиной всего зла в России,
что тогда уже близко было
к концу; и потому охотно отказался теперь от принципа свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.
― А я не
знала,
что вы здесь, ― сказала она, очевидно не только не сожалея, но даже радуясь,
что перебила этот давно известный ей и наскучивший разговор. ― Ну,
что Кити? Я обедаю у вас нынче. Вот
что, Арсений, ― обратилась она
к мужу, ― ты возьмешь карету…
Он
знал,
что это был Гладиатор, но с чувством человека, отворачивающегося от чужого раскрытого письма, он отвернулся и подошел
к деннику Фру-Фру.
— Ну, я очень рад был,
что встретил Вронского. Мне очень легко и просто было с ним. Понимаешь, теперь я постараюсь никогда не видаться с ним, но чтоб эта неловкость была кончена, — сказал он и, вспомнив,
что он, стараясь никогда не видаться, тотчас же поехал
к Анне, он покраснел. — Вот мы говорим,
что народ пьет; не
знаю, кто больше пьет, народ или наше сословие; народ хоть в праздник, но…
— Ты гулял хорошо? — сказал Алексей Александрович, садясь на свое кресло, придвигая
к себе книгу Ветхого Завета и открывая ее. Несмотря на то,
что Алексей Александрович не раз говорил Сереже,
что всякий христианин должен твердо
знать священную историю, он сам в Ветхом Завете часто справлялся с книгой, и Сережа заметил это.
Только
что они вошли в болото, обе собаки вместе заискали и потянули
к ржавчине. Левин
знал этот поиск Ласки, осторожный и неопределенный; он
знал и место и ждал табунка бекасов.
― Ты
знаешь,
что он не знаком с Анной? ― сказал Степан Аркадьич Вронскому. ― И я непременно хочу свозить его
к ней. Поедем, Левин!
Он
знал очень хорошо,
что в глазах этих лиц роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может быть смешна; но роль человека, приставшего
к замужней женщине и во
что бы то ни стало положившего свою жизнь на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье,
что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда не может быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел на кузину.