Неточные совпадения
Только вспыхивавшая, подобно
искре,
золотая церковная маковка давала знать, что это было людное, большое селенье.
В ту же минуту, из ворот, бородатый мужик выкатил пустую бочку;
золотой конь взметнул головой, взвился на задние ноги, ударил передними по булыжнику, сверкнули
искры, — Иноков остановился и нелепо пробормотал...
Дома огородников стояли далеко друг от друга, немощеная улица — безлюдна, ветер приглаживал ее пыль, вздувая легкие серые облака, шумели деревья, на огородах лаяли и завывали собаки. На другом конце города, там, куда унесли икону, в пустое небо, к серебряному блюду луны, лениво вползали ракеты, взрывы звучали чуть слышно, как тяжелые вздохи, сыпались
золотые, разноцветные
искры.
Девочка перестала плакать и только по временам еще всхлипывала, перемогаясь. Полными слез глазами она смотрела, как солнце, будто вращаясь в раскаленной атмосфере заката, погружалось за темную черту горизонта. Мелькнул еще раз
золотой обрез огненного шара, потом брызнули две-три горячие
искры, и темные очертания дальнего леса всплыли вдруг непрерывной синеватою чертой.
Солнечные лучи прихотливыми узорами играли на стенах, скользя яркими
искрами по
золотому багету и разливаясь мягкими световыми тонами на массивных узорах обоев.
Стеклянная, полная
золотого тумана, комната. Стеклянные потолки с цветными бутылками, банками. Провода. Синеватые
искры в трубках.
И вот я — с измятым, счастливым, скомканным, как после любовных объятий, телом — внизу, около самого камня. Солнце, голоса сверху — улыбка I. Какая-то золотоволосая и вся атласно-золотая, пахнущая травами женщина. В руках у ней чаша, по-видимому, из дерева. Она отпивает красными губами и подает мне, и я жадно, закрывши глаза, пью, чтоб залить огонь, — пью сладкие, колючие, холодные
искры.
Вместо шишака на князе была ерихонка, то есть низкий, изящно выгнутый шлем, имевший на венце и ушах
золотую насечку, а на тулье высокий сноп из дрожащих
золотых проволок, густо усыпанных во всю длину их яхонтовыми
искрами.
В его светлых глазах вспыхнули
золотые, весёлые
искры, он подвинулся ближе к хозяину, понизил голос до таинственного шёпота.
Едва я окончил говорить, зная, что вспомню потом эту полусонную выходку с улыбкой, — как
золотая сеть смеркла; лишь в нижнем углу, у двери, дрожало еще некоторое время подобие изогнутого окна, открытого на поток
искр; но исчезло и это. Исчезло также то настроение, каким началось утро, хотя его след не стерся до сего дня.
Самые даже насурьмленные, набеленные фигуры парижских лореток не нарушали общего впечатления ясного довольства и ликования, а пестрые ленты, перья,
золотые и стальные
искры на шляпках и вуалях невольно напоминали взору оживленный блеск и легкую игру весенних цветов и радужных крыл; одна лишь повсюду рассыпавшаяся сухая, гортанная трескотня французского жаргона не могла ни заменить птичьего щебетанья, ни сравниться с ним.
— Сальная свеча, горящая на столе, озаряла ее невинный открытый лоб и одну щеку, на которой, пристально вглядываясь, можно было бы различить мелкий
золотой пушок; остальная часть лица ее была покрыта густой тенью; и только когда она поднимала большие глаза свои, то иногда две
искры света отделялись в темноте; это лицо было одно из тех, какие мы видим во сне редко, а наяву почти никогда.
Несколько доменных печей, которые стояли у самой плотины, время от времени выбрасывали длинные языки красного пламени и целые снопы ярких
искр, рассыпавшихся кругом
золотым дождем; несколько черных высоких труб выпускали густые клубы черного дыма, тихо подымавшегося кверху, точно это курились какие-то гигантские сигары.
Тяжело и медленно поднимается в гору народ, словно тёмный вал морской, красной пеной горит над ним
золото хоругвей, брызгая снопами ярких
искр, и плавно качается, реет, подобно огненной птице, осиянная лучами солнца икона богоматери.
Солнце только что показалось из-за темных гор, ограждавших противоположную сторону реки; ровная, тихая, как
золотое зеркало, сверкала она в крутых берегах, покрытых еще тенью, и разве где-где мелькали по ней, словно зазубрины, рыбачьи лодки, слегка окаймленные огненными
искрами восхода.
Высокий старинный иконостас уже показывал глубокую ветхость; сквозная резьба его, покрытая
золотом, еще блестела одними только
искрами.
И он поспешно входит в тот покой,
Где часто с Тирзой пламенные ночи
Он проводил… Всё полно тишиной
И сумраком волшебным; прямо в очи
Недвижно смотрит месяц
золотойИ на стекле в узоры ледяные
Кидает
искры, блески огневые,
И голубым сиянием стена
Игриво и светло озарена.
И он (не месяц, но мой Сашка) слышит,
В углу на ложе кто-то слабо дышит.
Весна, так страстно любимая Ниной, хотела, казалось, приласкать в последний день пребывания на земле маленькую покойницу. Луч солнца скользнул по восковому личику и, ударясь о
золотой венчик на лбу умершей, разбился на сотню ярких
искр…
Владимира и слепца давно не было на мызе. Опередив ночью русское войско, они отдыхали на последней высоте к Мариенбургу. Сзади оглядывался на них
золотой петух оппекаленской кирки; впереди показывались им блестящим полумесяцем воды озера, врезанного в темные рамы берегов; чернелся в воздухе высокий шпиц мариенбургской колокольни, и за ней, как
искры, мелькали по временам в амбразурах крепости пушки, освещаемые лучами восходящего солнца. Уже был слышен перекатный бой барабана, возвещающий побудок…
Крышка со звоном отскочила и перед глазами Григория Семеновича заискрились и запрыгали мириады цветных
искр. Чего-чего тут не было! Бурмицкие зерна, изумрудные «запоны» и «привесы», алмазные и яхонтовые заняться,
золотые перстни с самоцветными камнями.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих, светлеющих облаков дыма с блестками
искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато-золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров.
«А стоит що-сь таке совсим дуже велике в московськой
золотой шапци, аж с нее
искры сыплются».