Неточные совпадения
За чаем Клим услыхал, что истинное и вечное скрыто в глубине души, а все внешнее, весь
мир — запутанная цепь неудач, ошибок, уродливых неумелостей, жалких попыток выразить
идеальную красоту
мира, заключенного в душах избранных людей.
— «Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? «Она не ценит, прежде всего, богатства духовного, культуры, той
идеальной силы и творческой деятельности человеческого духа, которая влечет его к овладению
миром и очеловечению человека, к обогащению своей жизни ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «и морали». — Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…
Силой божественной любви Христос возвращает
миру и человечеству утраченную в грехе свободу, освобождает человечество из плена, восстанавливает
идеальный план творения, усыновляет человека Богу, утверждает начало богочеловечности, как оно дано в идее космоса.
Учение об эманации отрицает и лицо Творца и лицо творимых, отрицает свободу и самостоятельность творения.] все живое пребывает в божественном плане космоса, до времени и до
мира совершается в
идеальном процессе божественной диалектики.
Из наблюдений автора, переданных нам в его рассказах, оказывается, что ведь ни одного человека нет, кто бы в самом деле, всем сердцем и душою возлюбил
идеальную организацию, обещающую столько
мира и довольства людям.
Он составляет переход от
мира идеального к действительному, от поэзии к истории.
Вот он, этот
идеальный мозг, освободившийся от всех растительных и животных функций организма! Уэллс в своем знаменитом романе «Борьба
миров» слишком бледными красками нарисовал образ марсианина. В действительности он гораздо могучее, беспомощнее и отвратительнее, чем в изображении Уэллса.
София есть основа
мира, его
идеальная энтелехия, она существует не где-то вне
мира, но есть его основная сущность, и в этом прав Аристотель в своей онтологии.
Суть ли идейные первоначала бытия лишь
идеальные схемы, которые по содержанию беднее, суше, однообразнее, нежели они же в «смешении» с материей в реальностях нашего
мира, или же, напротив, им принадлежит реальность in sensu eminentissimo [В самом высшем смысле (лат.).], реальнейшая реальность, realitas realissima?
Софийность
мира имеет для твари различную степень и глубину: в высшем своем аспекте это — Церковь, Богоматерь, Небесный Иерусалим, Новое Небо и Новая Земля; во внешнем, периферическом действии в космосе она есть универсальная связь
мира, одновременно
идеальная и реальная, живое единство идеальности и реальности, мыслимосТи и бытия, которого ищет новейшая спекулятивная философия (Фихте, Шеллинг, Гегель, неокантианство).
Это настойчивое подчеркивание пассивной зеркальности, так сказать,
идеальной воззрительности Софии заставляет видеть в ней схему схем, или, если можно так выразиться, трансцендентальную схему
мира, не обладающую собственной жизнью, но имеющую идеалистически-программный характер.
Его νους,
идеальный организм идей-форм, в
идеальной материи имеющий для себя «подставку», есть, по нашему пониманию, не что иное, как София, или же в известном смысле то же самое, что и платоновский
мир идей.
Мир идеальный, софийный, остается по ту сторону такого бытия-небытия, иначе говоря, в нем нет места материи — ничто, и если и можно говорить о его бытии — сущести, то лишь в особом смысле сверхбытия, до которого не достигает тень небытия.
Вместе с тем она есть
идеальный, умопостигаемый
мир, ВСЕ, истинное εν και παν, всеединое [Богословские основы софиесловия всего полнее и точнее даны в книге свящ.
Отличие учения Плотина от платоновского, в соответствии его общей метафизической системе, состоит в том, что рядом с материей этого
мира он постулирует еще и умопостигаемую материю, вневременную и вечную,
идеальный субстрат, приемлющий образы ума (νους) и имеющий, в отличие от низшей материи, и подлинность и существенность (Enn., II, lib.
Становление, генезис, есть путь от умопостигаемой идеи-потенции (δύναμις) к идее, осуществляемой в явлении (ενεργεία), в этом основном для Аристотеля различии между потенциальностью и актуальностью и намечаются оба полюса платоновского учения о двух
мирах,
идеальном и эмпирическом.
Однако при всей своей блистательности логические схемы, способные вместить весь
мир, не могут реально породить ни одной пылинки, не
идеальной, но чувственной, реальной.
Он различает четыре вида природы, которые объемлют в себе и Божество и тварь: природа «не творящая и несотворенная» или Божество вне творения, «природа творящая и несотворенная» или Божество в творении, затем природа «сотворенная творящая», как совокупность творческих идей или природа
идеальная, и, наконец, природа «не творящая и сотворенная» или
мир.
Мир идей,
идеальное все, актуально содержащееся в Софии, для
мира тварного существует не только как основа или причинность (в вышеуказанном смысле), но и как норма, предельное задание, закон жизни, аристотелевская энтелехия в отношении к потенциальному состоянию бытия.
Тут соглашается он увидеть отображение божественной гармонии и порядка,
идеальную основу
мира.
Персоналистическая философия должна признать, что дух не генерализирует, а индивидуализирует, он создает не
мир идеальных ценностей, внечеловеческих и общих, а
мир личностей с их качественным содержанием, формирует личности.
Но также можно сказать, что несоединимо со свободой и нравственной жизнью и учение Гартмана об
идеальных ценностях, которые человек должен свободно реализовать в
мире.
Идеальная же, совершенная жизнь есть конец власти человека над человеком, вообще всякой принуждающей власти, даже власти Божьей, ибо и Бог лишь для грешного
мира может представляться властью.
«Этика» Н. Гартмана, наиболее интересная в философской литературе нашего времени, представляется мне принципиально несостоятельной, потому что
идеальные ценности у него висят в безвоздушном пространстве и нет антропологии, нет онтологии, которая объяснила бы, откуда берется у человека свобода, откуда у него сила для осуществления в
мире ценностей.
Познание предполагает не
идеальное, внечеловеческое бытие и совершенную пассивность человека, впускающего в себя предмет познания,
мир сущностей (Wesenheiten), а человека, не психологического, а духовного человека и его творческую активность.
Образ человека-творца, осуществляющего свое призвание в
мире и реализующего данные ему от Бога дары во имя служения Богу, есть
идеальный образ человека, целостный и не раздробленный.
Идеальная, духовная основа
мира есть по преимуществу «объективность» в отличие от «субъективности» всего частного и индивидуального.
Возвышение человека до
идеального духовного
мира есть отделение от материального
мира.
Мир имеет
идеальные основы, которые носят универсальный характер, это и есть духовная основа
мира (таков, например, идеал-реализм Н. Лосского и С. Франка, такова софиология).
Дух совсем не есть
идеальная, универсальная основа
мира.
В первом понимании Дух есть благодатная энергия, прорывающаяся из иного, божественного
мира в наш
мир, во втором понимании Дух есть
идеальная основа
мира, разум, возвышающийся над чувственным
миром.