Неточные совпадения
«Мужественный и умный человек.
Во Франции он был бы в парламенте депутатом от своего города. Ловцов — деревенский хулиган. Хитрая деревня
посылает его вперед, ставит на трудные места как человека, который ей не нужен, которого не жалко».
Время, следовавшее за усмирением польского восстания, быстро воспитывало. Нас уже не одно то мучило, что Николай вырос и оселся в строгости; мы начали с внутренним ужасом разглядывать, что и в Европе, и особенно
во Франции, откуда ждали пароль политический и лозунг, дела
идут неладно; теории наши становились нам подозрительны.
— Прежде всего — вы желали знать, — начал Абреев, — за что вы обвиняетесь… Обвиняетесь вы, во-первых, за вашу повесть, которая, кажется, называется: «Да не осудите!» — так как в ней вы хотели огласить и распространить учения Запада, низвергнувшие в настоящее время весь государственный порядок
Франции; во-вторых, за ваш рассказ, в котором вы
идете против существующего и правительством признаваемого крепостного права, — вот все обвинения, на вас взводимые; справедливы ли они или нет, я не знаю.
Во Франции женятся для того, чтоб не попасть в конскрипты [рекруты.], а вы накануне вашей свадьбы хотите
идти в военную службу.
Сорин. Я схожу, и все. Сию минуту. (
Идет вправо и поет.) «
Во Францию два гренадера…» (Оглядывается.) Раз так же вот я запел, а один товарищ прокурора и говорит мне: «А у вас, ваше превосходительство, голос сильный…» Потом подумал и прибавил: «Но… противный». (Смеется и уходит.)
[Таким образом, в одной карикатурной истории России, изданной
во Франции во время восточной войны, Олег
идет на Константинополь с криком: «Не посрамим русской земли, умрем за веру и отечество!
Но несмотря на гибель своих прекрасных и цветущих городов, доблестная бельгийская армия, предводительствуемая самим королем-героем, все еще стойко дралась с наседающим на нее со всех сторон вдесятеро сильнейшим врагом. Тем временем и
во Франции шла та же борьба, та же кровавая распря. Нескольким немецким корпусам удалось проникнуть на французскую территорию.
— Да-с, — продолжал секретарь. — Покуривши, подбирайте полы халата и айда к постельке! Этак ложитесь на спинку, животиком вверх, и берите газетку в руки. Когда глаза слипаются и
во всем теле дремота стоит, приятно читать про политику: там, глядишь, Австрия сплоховала, там
Франция кому-нибудь не потрафила, там папа римский наперекор
пошел — читаешь, оно и приятно.
То, что он говорил, было симпатично, но тон его мне не понравился. В нем слишком чувствовалась экс-знаменитость, глухо раздраженная тем, что года
идут, ненавистный Бонапарт заставляет плясать по своей дудке всю Европу, а он, Ледрю, должен глохнуть в безвестной, тусклой жизни эмигранта, никому не опасного и даже
во Франции уже наполовину забытого.
Они вместе покучивали, и когда я, зайдя раз в коттедж, где жил Фехтер, не застал его дома, то его кухарка-француженка, обрадовавшись тому, что я из Парижа и ей есть с кем отвести душу, по-французски стала мне с сокрушением рассказывать, что"Monsieur"совсем бросил"Madame"и"Madame"с дочерью (уже взрослой девицей) уехали
во Францию, a"Monsieur"связался с актрисой,"толстой, рыжей англичанкой", с которой он играл в пьесе"de се Dikkenc", как она произносила имя Диккенса, и что от этого"Dikkenc"
пошло все зло, что он совратил"Monsieur", а сам он кутила и даже пьяница, как она бесцеремонно честила его.
И что замечательно: его светская жизнь, быстрая
слава как автора"Кречинского", все его дальнейшие житейские передряги и долгая полоса хозяйничанья
во Франции и у себя, в русском имении, не остудили в нем страсти к"филозофии".
Но возвратимся опять к протесту Деревянной Трубки. Сделавшись модной личностью, обладатель забавного псевдонима стал выпускать периодически нечто вроде журнальца с виньеткой, изображавшей короткую трубку-носогрейку, до сих пор употребительную
во Франции и между студентами, и между всяким деловым и бездельным людом. Журналец этот не
пошел; через несколько месяцев история была забыта, а с ней и братья Гонкур, которые, однако, продолжали неутомимо свою беллетристическую работу.
Еще летом 1798 года,
во Франции, в тулонском военном порту,
шли деятельные приготовления к морской экспедиции, цель которой была окружена непроницаемой тайной.
— Видите ли, я еду из Англии к себе домой
во Францию; багаж отправил прямо из Лондона в Париж, а сам заехал по делу в Голландию, но там со мной случилось несчастие, я потерял деньги, что меня заставило остановиться на несколько дней в Антверпене до получения денег и нужных вещей из Парижа, об этом я и
послал депешу, — объяснил Савин.
Среди этого затишья застал обе воюющие стороны 1771 год. Не ограничившись поднятием Турции против России, Шуазель еще в 1769 году
послал в Польшу заслуженного офицера де Толеса с большою суммою денег для оказания конфедератам пособий и руководительства их военными операциями. Но несогласие и раздоры польских дворян скоро убедили Толеса в бесплодности его миссии, и он возвратился
во Францию, привезя назад деньги.
Со своей стороны, аббат Грубер писал прославившемуся победами полководцу, что он довершит свою
славу восстановлением
во Франции Христовой церкви и монархии и довольно прозрачно намекал, что при таком образе действий он найдет для себя надежного союзника в лице русского императора.
— Я коммивояжер Генрих Бораль, родом из Тулузы, был по торговым делам в Англии, возвращаюсь
во Францию. У меня Англии, перед самым моим отъездом украли бумажник с бумагами — паспортом и деньгами… Я думал отсюда
послать в Лионский кредит чек к учету и по присылке денег ехать дальше… Теперь же, чтобы заплатить в гостинице, я хотел продать жемчужную булавку.
Человека, которого, десять лет тому назад и год после, считали разбойником вне закона,
посылают на остров, в двух днях перезда от
Франции, отдаваемый ему
во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что-то.