Неточные совпадения
Городничий (
в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого
туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды
пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду
в деньгах или
в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Машкин Верх скосили, доделали последние ряды, надели кафтаны и весело
пошли к дому. Левин сел на лошадь и, с сожалением простившись с мужиками, поехал домой. С горы он оглянулся; их не видно было
в поднимавшемся из низу
тумане; были слышны только веселые грубые голоса, хохот и звук сталкивающихся кос.
И опять по обеим сторонам столбового пути
пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого двора с овсом
в руке, пешеход
в протертых лаптях, плетущийся за восемьсот верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и по ту сторону и по другую, помещичьи рыдваны, [Рыдван —
в старину: большая дорожная карета.] солдат верхом на лошади, везущий зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые, желтые и свежеразрытые черные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки
в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без конца…
— Мы ошвартовались у дамбы, — сказал он. — Пантен
послал узнать, что вы хотите. Он занят: на него напали там какие-то люди с трубами, барабанами и другими скрипками. Вы звали их на «Секрет»? Пантен просит вас прийти, говорит, у него
туман в голове.
Осторожно разжав его руки, она
пошла прочь. Самгин пьяными глазами проводил ее сквозь
туман.
В комнате, где жила ее мать, она остановилась, опустив руки вдоль тела, наклонив голову, точно молясь. Дождь хлестал
в окна все яростнее, были слышны захлебывающиеся звуки воды, стекавшей по водосточной трубе.
Самгин не выспался,
идти на улицу ему не хотелось, он и на крышу полез неохотно. Оттуда даже невооруженные глаза видели над полем облако серовато-желтого
тумана. Макаров, посмотрев
в трубу и передавая ее Климу, сказал, сонно щурясь...
И те и правы, у кого нет жала
в мозгу, кто близорук, у кого туго обоняние, кто
идет, как
в тумане, не теряя иллюзий!
Но, несмотря на этот смех, таинственная фигура Веры манила его все
в глубину фантастической дали. Вера
шла будто от него
в тумане покрывала; он стремился за ней, касался покрывала, хотел открыть ее тайны и узнать, что за Изида перед ним.
Был
туман и свежий ветер, потом
пошел дождь. Однако ж мы
в трубу рассмотрели, что судно было под английским флагом. Адмирал сейчас отправил навстречу к нему шлюпку и штурманского офицера отвести от мели. Часа через два корабль стоял уже близ нас на якоре.
Фрегат, со скрипом и стоном, переваливался с волны на волну; берег,
в виду которого
шли мы, зарылся
в туманах.
За городом дорога
пошла берегом. Я смотрел на необозримый залив, на наши суда, на озаряемые солнцем горы, одни, поближе, пурпуровые, подальше — лиловые; самые дальние синели
в тумане небосклона. Картина впереди — еще лучше: мы мчались по большому зеленому лугу с декорацией индийских деревень, прячущихся
в тени бананов и пальм. Это одна бесконечная шпалера зелени — на бананах нежной, яркой до желтизны, на пальмах темной и жесткой.
Он стоял и смотрел на нее и невольно слушал вместе и стук своего сердца и странные звуки, которые доносились с реки. Там, на реке,
в тумане,
шла какая-то неустанная, медленная работа, и то сопело что-то, то трещало, то обсыпалось, то звенели, как стекло, тонкие льдины.
Жизнь его
в этот год
в деревне у тетушек
шла так: он вставал очень рано, иногда
в 3 часа, и до солнца
шел купаться
в реку под горой, иногда еще
в утреннем
тумане, и возвращался, когда еще роса лежала на траве и цветах.
Бахарев вышел из кабинета Ляховского с красным лицом и горевшими глазами: это было оскорбление, которого он не заслужил и которое должен был перенести. Старик плохо помнил, как он вышел из приваловского дома, сел
в сани и приехал домой. Все промелькнуло перед ним, как
в тумане, а
в голове неотступно стучала одна мысль: «Сережа, Сережа… Разве бы я
пошел к этому христопродавцу, если бы не ты!»
Данилушку он видел точно
в тумане и теперь
шел через столовую по мягкой тропинке с каким-то тяжелым предчувствием: он боялся услышать знакомый шорох платья, боялся звуков дорогого голоса и вперед чувствовал на себе пристальный и спокойный взгляд той, которая для него навсегда была потеряна.
Мы с Дерсу прошли вдоль по хребту. Отсюда сверху было видно далеко во все стороны. На юге,
в глубоком распадке, светлой змейкой извивалась какая-то река; на западе
в синеве
тумана высилась высокая гряда Сихотэ-Алиня; на севере тоже тянулись горные хребты; на восток они
шли уступами, а дальше за ними виднелось темно-синее море. Картина была величественная и суровая.
Порой сквозь
туман было видно темное небо, покрытое тучами. Они
шли совсем не
в ту сторону, куда дул ветер, а к юго-западу.
Стрелок объяснил мне, что надо
идти по тропе до тех пор, пока справа я не увижу свет. Это и есть огонь Дерсу. Шагов триста я прошел
в указанном направлении и ничего не увидел. Я хотел уже было повернуть назад, как вдруг сквозь
туман в стороне действительно заметил отблеск костра. Не успел я отойти от тропы и пятидесяти шагов, как
туман вдруг рассеялся.
Действительно, сквозь разорвавшуюся завесу
тумана совершенно явственно обозначилось движение облаков. Они быстро бежали к северо-западу. Мы очень скоро вымокли до последней нитки. Теперь нам было все равно. Дождь не мог явиться помехой. Чтобы не обходить утесы, мы спустились
в реку и
пошли по галечниковой отмели. Все были
в бодром настроении духа; стрелки смеялись и толкали друг друга
в воду. Наконец
в 3 часа дня мы прошли теснины. Опасные места остались позади.
Утром Н.А. Десулави хотел было подняться на гору Хунтами для сбора растений около гольцов, но это ему не удалось. Вершина горы была окутана
туманом, а
в 2 часа дня опять
пошел дождь, мелкий и частый. Днем мы успели как следует обсушиться, оправить палатки и хорошо выспаться.
На следующий день, 26 июля, опять дождь. Нельзя разобраться, где кончается
туман и где начинаются тучи. Этот мелкий, частый дождь
шел подряд трое суток с удивительным постоянством. Терпение наше истощилось. Н.А. Десулави не мог больше ждать. Отпуск его кончался, и ему надлежало возвратиться
в Хабаровск.
Утром, когда я проснулся, первое, что бросилось мне
в глаза, был
туман. Скоро все разъяснилось —
шел снег. Хорошо, что мы ориентировались вчера, и потому сегодня с бивака могли сразу взять верное направление.
К вечеру погода не изменилась: земля по-прежнему, словно саваном, была покрыта густым
туманом. Этот
туман с изморосью начинал надоедать.
Идти по лесу
в такую погоду все равно что во время дождя: каждый куст, каждое дерево, которые нечаянно задеваешь плечом, обдают тысячами крупных капель.
С утра погода стояла хмурая; небо было:
туман или тучи. Один раз сквозь них прорвался было солнечный луч, скользнул по воде, словно прожектором, осветил сопку на берегу и скрылся опять
в облаках. Вслед за тем
пошел мелкий снег. Опасаясь пурги, я хотел было остаться дома, но просвет на западе и движение туч к юго-востоку служили гарантией, что погода разгуляется. Дерсу тоже так думал, и мы бодро
пошли вперед. Часа через 2 снег перестал
идти, мгла рассеялась, и день выдался на
славу — теплый и тихий.
Чжан Бао советовал вернуться назад, на Билимбе, и постараться дойти до зверовых фанз. Совет его был весьма резонным, и потому мы
в тот же день
пошли обратно. Еще утром на перевале красовалось облако
тумана. Теперь вместо него через хребет ползли тяжелые тучи. Дерсу и Чжан Бао
шли впереди. Они часто поглядывали на небо и о чем-то говорили между собой. По опыту я знал, что Дерсу редко ошибается, и если он беспокоится, то, значит, тому есть серьезные основания.
Сумрачная ночь близилась к концу. Воздух начал синеть. Уже можно было разглядеть серое небо,
туман в горах, сонные деревья и потемневшую от росы тропинку. Свет костра потускнел; красные уголья стали блекнуть.
В природе чувствовалось какое-то напряжение;
туман подымался все выше и выше, и наконец
пошел чистый и мелкий дождь.
По хребту, поросшему лесом, надо
идти всегда осторожно, надо часто останавливаться, осматриваться, иначе легко сбиться с пути,
в особенности во время
тумана.
26 числа небо начало хмуриться. Порывистый ветер гнал тучи
в густой
туман. Это был плохой признак. Ночью
пошел дождь с ветром, который не прекращался подряд 3 суток. 28-го числа разразилась сильная буря с проливным дождем. Вода стекала с гор стремительными потоками; реки переполнились и вышли из берегов; сообщение поста Ольги с соседними селениями прекратилось.
К утру я немного прозяб. Проснувшись, я увидел, что костер прогорел. Небо еще было серое; кое-где
в горах лежал
туман. Я разбудил казака. Мы
пошли разыскивать свой бивак. Тропа, на которой мы ночевали,
пошла куда-то
в сторону, и потому пришлось ее бросить. За речкой мы нашли другую тропу. Она привела нас к табору.
Рассчитывать на перемену погоды к лучшему было нельзя. К дождю присоединился ветер, появился
туман. Он то заволакивал вершины гор, то опускался
в долину, то вдруг опять подымался кверху, и тогда дождь
шел еще сильнее.
Я, конечно, был очень рад сделать это для Глеба Ивановича, и мы
в восьмом часу вечера (это было
в октябре) подъехали к Солянке. Оставив извозчика, пешком
пошли по грязной площади, окутанной осенним
туманом, сквозь который мерцали тусклые окна трактиров и фонарики торговок-обжорок. Мы остановились на минутку около торговок, к которым подбегали полураздетые оборванцы, покупали зловонную пищу, причем непременно ругались из-за копейки или куска прибавки, и, съев, убегали
в ночлежные дома.
От Стабровского Устенька вышла
в каком-то
тумане. Ее сразу оставила эта выдержка. Она
шла и краснела, припоминая то, что говорил Стабровский. О, только он один понимал ее и с какою вежливостью старался не дать этого заметить! Но она уже давно научилась читать между строк и понимала больше, чем он думал.
В сущности сегодняшнее свидание с Харитиной было ее экзаменом. Стабровский, наконец, убедился
в том, чего боялся и за что жалел сейчас ее. Да, только он один будет знать ее девичью тайну.
В тумане из-под горы сначала показался низенький старичок с длинною палкой
в руке. Он
шел без шапки, легко переваливаясь на своих кривых ногах. Полы поношенного кафтана для удобства были заткнуты за опояску. Косматая седая борода и целая шапка седых волос на голове придавали ему дикий вид, а добрые серые глаза ласково улыбались.
Слава богу, что
в этом
тумане узнаем и понимаем друг друга.
Вдали,
в розовом праздничном
тумане вечерней зари, сияли золотые купола и кресты. Высоко на горе белые стройные церкви, казалось, плавали
в этом цветистом волшебном мареве. Курчавые леса и кустарники сбежали сверху и надвинулись над самым оврагом. А отвесный белый обрыв, купавший свое подножье
в синей реке, весь, точно зелеными жилками и бородавками, был изборожден случайными порослями. Сказочно прекрасный древний город точно сам
шел навстречу поезду.
Сердце упало во мне. Все это я предчувствовал, еще
идя к ним; все это уже представлялось мне, как
в тумане, еще, может быть, задолго до этого дня; но теперь слова ее поразили меня как громом.
— Нет, видно, смял меня этот день, Первое мая! Неловко мне как-то, и точно по двум дорогам сразу я
иду: то мне кажется, что все понимаю, а вдруг как
в туман попала. Вот теперь вы, — смотрю на вас — барыня, — занимаетесь этим делом… Пашу знаете — и цените его, спасибо вам…
Мы
шли двое — одно. Где-то далеко сквозь
туман чуть слышно пело солнце, все наливалось упругим, жемчужным, золотым, розовым, красным. Весь мир — единая необъятная женщина, и мы —
в самом ее чреве, мы еще не родились, мы радостно зреем. И мне ясно, нерушимо ясно: все — для меня, солнце,
туман, розовое, золотое — для меня…
Всю вескость последнего правила пришлось вскоре Александрову испытать на практике, и урок был не из нежных. Вставали юнкера всегда
в семь часов утра; чистили сапоги и платье, оправляли койки и с полотенцем, мылом и зубной щеткой
шли в общую круглую умывалку, под медные краны. Сегодняшнее сентябрьское утро было сумрачное, моросил серый дождик; желто-зеленый
туман висел за окнами. Тяжесть была во всем теле, и не хотелось покидать кровати.
Александров и сам не знал, какие слова он скажет, но
шел вперед.
В это время ущербленный и точно заспанный месяц продрался и выкатился сквозь тяжелые громоздкие облака, осветив их сугробы грязно-белым и густо-фиолетовым светом.
В десяти шагах перед собою Александров смутно увидел
в тумане неестественно длинную и худую фигуру Покорни, который, вместо того чтобы дожидаться, пятился назад и говорил преувеличенно громко и торопливо...
В голову словно облако
тумана ворвалось, теплота по всем суставам
пошла.
Ходят еще
в народе предания о
славе, роскоши и жестокости грозного царя, поются еще кое-где песни про осуждение на смерть царевича, про нашествия татар на Москву и про покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем, которого изображения, вероятно, несходные, можно видеть доселе почти во всех избах сибирских; но
в этих преданиях, песнях и рассказах — правда мешается с вымыслом, и они дают действительным событиям колеблющиеся очертания, показывая их как будто сквозь
туман и дозволяя воображению восстановлять по произволу эти неясные образы.
Время стоит еще раннее, шестой час
в начале; золотистый утренний
туман вьется над проселком, едва пропуская лучи только что показавшегося на горизонте солнца; трава блестит; воздух напоен запахами ели, грибов и ягод; дорога
идет зигзагами по низменности,
в которой кишат бесчисленные стада птиц.
И
в это время на корабле умер человек. Говорили, что он уже сел больной; на третий день ему сделалось совсем плохо, и его поместили
в отдельную каюту. Туда к нему ходила дочь, молодая девушка, которую Матвей видел несколько раз с заплаканными глазами, и каждый раз
в его широкой груди поворачивалось сердце. А наконец,
в то время, когда корабль тихо
шел в густом
тумане, среди пассажиров пронесся слух, что этот больной человек умер.
Пароход
шел тихо, и необыкновенно громкий свисток ревел гулко и жалобно, а стена
тумана отдавала этот крик, как эхо
в густом лесу.
Живёт
в небесах запада чудесная огненная сказка о борьбе и победе, горит ярый бой света и тьмы, а на востоке, за Окуровом, холмы, окованные чёрною цепью леса, холодны и темны, изрезали их стальные изгибы и петли реки Путаницы, курится над нею лиловый
туман осени, на город
идут серые тени, он сжимается
в их тесном кольце, становясь как будто всё меньше, испуганно молчит, затаив дыхание, и — вот он словно стёрт с земли, сброшен
в омут холодной жуткой тьмы.
Пошли окуровские дожди, вытеснили воздух, завесили синие дали мокрыми
туманами, побежали меж холмов холодные потоки, разрывая ямы
в овраги, на улицах разлились мутные лужи, усеянные серыми пузырями, заплакали окна домов, почернели деревья, — захлебнулась земля водой.
— Экой дурак! — сказал Тиунов, махнув рукою, и вдруг все точно провалились куда-то на время, а потом опять вылезли и, барахтаясь, завопили, забормотали. Нельзя было понять, какое время стоит — день или ночь, всё оделось
в туман, стало шатко и неясно. Ходили
в баню, парились там и пили пиво, а потом
шли садом
в горницы, голые, и толкали друг друга
в снег.
Уж было темно, когда Лукашка вышел на улицу. Осенняя ночь была свежа и безветрена. Полный золотой месяц выплывал из-за черных раин, поднимавшихся на одной стороне площади. Из труб избушек
шел дым и, сливаясь с
туманом, стлался над станицею.
В окнах кое-где светились огни. Запах кизяка, чапры и
тумана был разлит
в воздухе. Говор, смех, песни и щелканье семечек звучали так же смешанно, но отчетливее, чем днем. Белые платки и папахи кучками виднелись
в темноте около заборов и домов.
Весь вечер пронесся
в каком-то
тумане. Я не помню, о чем
шел разговор, что я сам говорил, — я даже не заметил, что Пепко куда-то исчез, и был очень удивлен, когда лакей подошел и сказал, что он меня вызывает
в буфет. Пепко имел жалкий и таинственный вид. Он стоял у буфета с рюмкой водки
в руках.