Неточные совпадения
Нас у
ворот крепости ожидала толпа народа; осторожно перенесли мы раненую
к Печорину и
послали за лекарем.
Он
послал Селифана отыскивать
ворота, что, без сомнения, продолжалось бы долго, если бы на Руси не было вместо швейцаров лихих собак, которые доложили о нем так звонко, что он поднес пальцы
к ушам своим.
Поутру пришли меня звать от имени Пугачева. Я
пошел к нему. У
ворот его стояла кибитка, запряженная тройкою татарских лошадей. Народ толпился на улице. В сенях встретил я Пугачева: он был одет по-дорожному, в шубе и в киргизской шапке. Вчерашние собеседники окружали его, приняв на себя вид подобострастия, который сильно противуречил всему, чему я был свидетелем накануне. Пугачев весело со мною поздоровался и велел мне садиться с ним в кибитку.
Опасаясь, что Макаров тоже
пойдет к девушкам, Самгин решил посетить их позднее и вошел в комнату. Макаров сел на стул, расстегнул
ворот рубахи, потряс головою и, положив тетрадку тонкой бумаги на подоконник, поставил на нее пепельницу.
Солдатик, разинув рот, медленно съехал по
воротам на землю, сел и, закрыв лицо рукавом шинели, тоже стал что-то шарить на животе у себя. Николай пнул его ногой и
пошел к баррикаде; из-за нее, навстречу ему, выскакивали люди, впереди мчался Лаврушка и кричал...
Он
шел скоро, смотрел по сторонам и ступал так, как будто хотел продавить деревянный тротуар. Обломов оглянулся ему вслед и видел, что он завернул в
ворота к Пшеницыной.
Повара и кухарки, тоже заслышав звон ключей, принимались — за нож, за уполовник или за метлу, а Кирюша быстро отскакивал от Матрены
к воротам, а Матрена
шла уже в хлев, будто через силу тащила корытцо, прежде нежели бабушка появилась.
Они пришли в Малиновку и продолжали молча
идти мимо забора, почти ощупью в темноте прошли
ворота и подошли
к плетню, чтоб перелезть через него в огород.
— Совесть же моя требует жертвы своей свободой для искупления моего греха, и решение мое жениться на ней, хотя и фиктивным браком, и
пойти за ней, куда бы ее ни
послали, остается неизменным», с злым упрямством сказал он себе и, выйдя из больницы, решительным шагом направился
к большим
воротам острога.
Работа эта
шла внутри острога, снаружи же, у
ворот, стоял, как обыкновенно, часовой с ружьем, десятка два ломовых под вещи арестантов и под слабых и у угла кучка родных и друзей, дожидающихся выхода арестантов, чтобы увидать и, если можно, поговорить и передать кое-что отправляемым.
К этой кучке присоединился и Нехлюдов.
Солнце спустилось уже за только-что распустившиеся липы, и комары роями влетали в горницу и жалили Нехлюдова. Когда он в одно и то же время кончил свою записку и услыхал из деревни доносившиеся звуки блеяния стада, скрипа отворяющихся
ворот и говора мужиков, собравшихся на сходке, Нехлюдов сказал приказчику, что не надо мужиков звать
к конторе, а что он сам
пойдет на деревню,
к тому двору, где они соберутся. Выпив наскоро предложенный приказчиком стакан чаю, Нехлюдов
пошел на деревню.
Дальнейшее нам известно: чтобы сбыть его с рук, она мигом уговорила его проводить ее
к Кузьме Самсонову, куда будто бы ей ужасно надо было
идти «деньги считать», и когда Митя ее тотчас же проводил, то, прощаясь с ним у
ворот Кузьмы, взяла с него обещание прийти за нею в двенадцатом часу, чтобы проводить ее обратно домой.
Но ночь была темная,
ворота у Федора Павловича крепкие, надо опять стучать, с Федором же Павловичем знаком он был отдаленно — и вот он достучится, ему отворят, и вдруг там ничего не случилось, а насмешливый Федор Павлович
пойдет завтра рассказывать по городу анекдот, как в полночь ломился
к нему незнакомый чиновник Перхотин, чтоб узнать, не убил ли его кто-нибудь.
Она увидела, что
идет домой, когда прошла уже
ворота Пажеского корпуса, взяла извозчика и приехала счастливо, побила у двери отворившего ей Федю, бросилась
к шкапчику, побила высунувшуюся на шум Матрену, бросилась опять
к шкапчику, бросилась в комнату Верочки, через минуту выбежала
к шкапчику, побежала опять в комнату Верочки, долго оставалась там, потом
пошла по комнатам, ругаясь, но бить было уже некого: Федя бежал на грязную лестницу, Матрена, подсматривая в щель Верочкиной комнаты, бежала опрометью, увидев, что Марья Алексевна поднимается, в кухню не попала, а очутилась в спальной под кроватью Марьи Алексевны, где и пробыла благополучно до мирного востребования.
Мы
пошли к Сильвио и нашли его на дворе, сажающего пулю на пулю в туза, приклеенного
к воротам.
Целый день разъезжал с Разгуляя
к Никитским
воротам и обратно;
к вечеру все сладил и
пошел домой пешком, отпустив своего извозчика.
Расхаживая тяжелыми шагами взад и вперед по зале, он взглянул нечаянно в окно и увидел у
ворот остановившуюся тройку; маленький человек в кожаном картузе и фризовой шинели вышел из телеги и
пошел во флигель
к приказчику; Троекуров узнал заседателя Шабашкина и велел его позвать. Через минуту Шабашкин уже стоял перед Кирилом Петровичем, отвешивая поклон за поклоном и с благоговением ожидая его приказаний.
Наконец заметил он, что начало смеркаться; он встал и
пошел искать дороги домой, но еще долго блуждал по незнакомому лесу, пока не попал на тропинку, которая и привела его прямо
к воротам его дома.
Мы вышли из
ворот и разошлись. Огарев
пошел к Маццини, я —
к Ротшильду. У Ротшильда в конторе еще не было никого. Я взошел в таверну св. Павла, и там не было никого… Я спросил себе ромстек и, сидя совершенно один, перебирал подробности этого «сновидения в весеннюю ночь»…
С вечера уложились и подкормили лошадей, а наутро Бог
послал снежку, и возок благополучно вынырнул из
ворот по направлению
к заставе.
И рисует воображение дальнейшую картину: вышел печальный и мрачный поэт из клуба,
пошел домой,
к Никитским
воротам, в дом Гончаровых,
пошел по Тверской,
к Страстной площади.
По окончании акта студенты вываливают на Большую Никитскую и толпами, распевая «Gaudeamus igitur», [«Итак, радуйтесь, друзья…» (название старинной студенческой песни на латинском языке).] движутся
к Никитским
воротам и
к Тверскому бульвару, в излюбленные свои пивные. Но
идет исключительно беднота; белоподкладочники, надев «николаевские» шинели с бобровыми воротниками, уехали на рысаках в родительские палаты.
Мышонок, втрое больший ее, покорно
шел за нею
к воротам и фыркал, оглядывая красное ее лицо.
Мне кажется, что в доме на Полевой улице дед жил не более года — от весны до весны, но и за это время дом приобрел шумную
славу; почти каждое воскресенье
к нашим
воротам сбегались мальчишки, радостно оповещая улицу...
Я —
к дедушке: «
Иди, заговаривай кварташку, а я сыновей ждать за
ворота», и рассказала ему, какое зло вышло.
Это помешало мне проводить мать в церковь
к венцу, я мог только выйти за
ворота и видел, как она под руку с Максимовым, наклоня голову, осторожно ставит ноги на кирпич тротуара, на зеленые травы, высунувшиеся из щелей его, — точно она
шла по остриям гвоздей.
Иногда бабушка, зазвав его в кухню, поила чаем, кормила. Как-то раз он спросил: где я? Бабушка позвала меня, но я убежал и спрятался в дровах. Не мог я подойти
к нему, — было нестерпимо стыдно пред ним, и я знал, что бабушке — тоже стыдно. Только однажды говорили мы с нею о Григории: проводив его за
ворота, она
шла тихонько по двору и плакала, опустив голову. Я подошел
к ней, взял ее руку.
Он спустился под
ворота, вышел на тротуар, подивился густой толпе народа, высыпавшего с закатом солнца на улицу (как и всегда в Петербурге в каникулярное время), и
пошел по направлению
к Гороховой.
— А так, голубь мой сизокрылый… Не чужие,
слава богу, сочтемся, — бессовестно ответил Мыльников, лукаво подмигивая. — Сестрице Марье Родивоновне поклончик скажи от меня… Я, брат, свою родню вот как соблюдаю. Приди ко мне на жилку сейчас сам Карачунский: милости просим — хошь
к вороту вставай, хошь на отпорку. А в дудку не пущу, потому как не желаю обидеть Оксю. Вот каков есть человек Тарас Мыльников… А сестрицу Марью Родивоновну уважаю на особицу за ее развертной карахтер.
Она не
пошла к своей гряде, где в борозде валялась брошенная второпях лопатка, а поскорее нырнула в
ворота и спряталась от старухи в конюшне.
Глаза у пристанского разбойника так и горели, и охватившее его воодушевление передалось Нюрочке, как зараза. Она
шла теперь за Васей, сама не отдавая себе отчета. Они сначала вышли во двор, потом за
ворота, а через площадь
к конторе уже бежали бегом, так что у Нюрочки захватывало дух.
В день похорон, когда Нюрочка одна
пошла из дому, она увидела, как у
ворот груздевского дома, прислонившись
к верее, стоял груздевский обережной Матюшка Гущин, а около него какая-то женщина.
В одно погожее августовское утро по улицам, прилегающим
к самому Лефортовскому дворцу,
шел наш знакомый доктор Розанов. По медленности, с которою он рассматривал оригинальный фасад старого дворца и читал некоторые надписи на
воротах домов, можно бы подумать, что он гуляет от нечего делать или ищет квартиры.
Райнер понимал, что Агату ничто особенное не тянуло в Польшу, но что ее склонили
к этому, пользуясь ее печальным положением. Он вышел за
ворота грязного двора, постоял несколько минут и
пошел, куда вели его возникавшие соображения.
Арапов с Персиянцевым вышли и расстались за
воротами: Арапов уехал в Лефортово; Персиянцев
пошел к себе.
Но Неведомов
шел молча, видимо, занятый своими собственными мыслями. Взобравшись на гору, он вошел в
ворота монастыря и, обратившись
к шедшему за ним Вихрову, проговорил...
Мы приехали и остановились у ресторации; но человека, называвшегося Митрошкой, там не было. Приказав извозчику нас дожидаться у крыльца ресторации, мы
пошли к Бубновой. Митрошка поджидал нас у
ворот. В окнах разливался яркий свет, и слышался пьяный, раскатистый смех Сизобрюхова.
И мамаша очень плакала, и все меня целовала, и крестила в дорогу и богу молилась, и меня с собой на колени перед образом поставила и хоть очень была больна, но вышла меня провожать
к воротам, и когда я оглядывалась, она все стояла и глядела на меня, как я
иду…
По улице
шли быстро и молча. Мать задыхалась от волнения и чувствовала — надвигается что-то важное. В
воротах фабрики стояла толпа женщин, крикливо ругаясь. Когда они трое проскользнули во двор, то сразу попали в густую, черную, возбужденно гудевшую толпу. Мать видела, что все головы были обращены в одну сторону,
к стене кузнечного цеха, где на груде старого железа и фоне красного кирпича стояли, размахивая руками, Сизов, Махотин, Вялов и еще человек пять пожилых, влиятельных рабочих.
Да с тех-то пор и
идет у них дебош: то женский пол соберет, в горнице натопит, да в чем есть и безобразничает, или зазовет
к себе приказного какого ни на есть ледящего: «Вот, говорит, тебе сто рублев, дозволь, мол, только себя выпороть!» Намеднись один пьянчужка и согласился, да только что они его, сударь, выпустили, он стал в
воротах, да и кричит караул.
Монастырь, куда они
шли, был старинный и небогатый. Со всех сторон его окружала высокая, толстая каменная стена, с следами бойниц и с четырьмя башнями по углам. Огромные железные
ворота, с изображением из жести двух архангелов, были почти всегда заперты и входили в небольшую калиточку. Два храма, один с колокольней, а другой только церковь, стоявшие посредине монастырской площадки, были тоже старинной архитектуры.
К стене примыкали небольшие и довольно ветхие кельи для братии и другие прислуги.
Было горько; на дворе сияет праздничный день, крыльцо дома,
ворота убраны молодыми березками;
к каждой тумбе привязаны свежесрубленные ветви клена, рябины; вся улица весело зазеленела, все так молодо, ново; с утра мне казалось, что весенний праздник пришел надолго и с этого дня жизнь
пойдет чище, светлее, веселее.
Сестры стояли в сенях. Рутилов вышел на двор
к воротам и огляделся, не
идет ли кто по улице.
На сизой каланче мотается фигура доглядчика в розовой рубахе без пояса, слышно, как он, позёвывая, мычит, а высоко в небе над каланчой реет коршун — падает на землю голодный клёкот. Звенят стрижи, в поле играет на свирели дурашливый пастух Никодим. В монастыре благовестят
к вечерней службе — из
ворот домов, согнувшись, выходят серые старушки, крестятся и, качаясь,
идут вдоль заборов.
Межколёсица щедро оплескана помоями, усеяна сорьём, тут валяются все остатки окуровской жизни, только клочья бумаги — редки, и когда ветер гонит по улице белый измятый листок, воробьи, галки и куры пугаются, — непривычен им этот куда-то бегущий, странный предмет.
Идёт унылый пёс, из подворотни вылез другой, они не торопясь обнюхиваются, и один уходит дальше, а другой сел у
ворот и, вздёрнув голову
к небу, тихонько завыл.
Но открыв незапертую калитку, он остановился испуганный, и сердце его упало: по двору встречу ему
шёл Максим в новой синей рубахе, причёсанный и чистенький, точно собравшийся
к венцу. Он взглянул в лицо хозяина, приостановился, приподнял плечи и волком прошёл в дом, показав Кожемякину широкую спину и крепкую шею, стянутую
воротом рубахи.
Биче уже
шла внизу, мимо стены, направляясь
к воротам.
— Дорвались, брат! Скорей приходи! — крикнул Лукашка товарищу, слезая у соседнего двора и осторожно проводя коня в плетеные
ворота своего двора. — Здорово, Степка! — обратился он
к немой, которая, тоже празднично разряженная,
шла с улицы, чтобы принять коня. И он знаками показал ей, чтоб она поставила коня
к сену и не расседлывала его.
Та же пустота везде; разумеется, ему и тут попадались кой-какие лица; изнуренная работница с коромыслом на плече, босая и выбившаяся из сил, поднималась в гору по гололедице, задыхаясь и останавливаясь; толстой и приветливой наружности поп, в домашнем подряснике, сидел перед
воротами и посматривал на нее; попадались еще или поджарые подьячие, или толстый советник — и все это было так засалено, дурно одето, не от бедности, а от нечистоплотности, и все это
шло с такою претензией, так непросто: титулярный советник выступал так важно, как будто он сенатор римский… а коллежский регистратор — будто он титулярный советник; проскакал еще на санках полицеймейстер; он с величайшей грацией кланялся советникам, показывая озабоченно на бумагу, вдетую между петлиц, — это значило, что он едет с дневным
к его превосходительству…
На другой день, после первых опытов, я уже не ходил ни по магазинам, ни по учреждениям… Проходя мимо пожарной команды, увидел на лавочке перед
воротами кучку пожарных с брандмейстером,
иду прямо
к нему и прошу места.