Неточные совпадения
Путь же взял он по направлению
к Васильевскому
острову через В—й проспект, как будто торопясь туда за делом, но, по обыкновению своему,
шел, не замечая дороги, шепча про себя и даже говоря вслух с собою, чем очень удивлял прохожих.
«А куда ж я
иду? — подумал он вдруг. — Странно. Ведь я зачем-то
пошел. Как письмо прочел, так и
пошел… На Васильевский
остров,
к Разумихину я
пошел, вот куда, теперь… помню. Да зачем, однако же? И каким образом мысль
идти к Разумихину залетела мне именно теперь в голову? Это замечательно».
Он остановился вдруг, когда вышел на набережную Малой Невы, на Васильевском
острове, подле моста. «Вот тут он живет, в этом доме, — подумал он. — Что это, да никак я
к Разумихину сам пришел! Опять та же история, как тогда… А очень, однако же, любопытно: сам я пришел или просто
шел, да сюда зашел? Все равно; сказал я… третьего дня… что
к нему после того на другой день
пойду, ну что ж, и
пойду! Будто уж я и не могу теперь зайти…»
Он
пошел к Неве по В—му проспекту; но дорогою ему пришла вдруг еще мысль: «Зачем на Неву? Зачем в воду? Не лучше ли уйти куда-нибудь очень далеко, опять хоть на
острова, и там где-нибудь, в одиноком месте, в лесу, под кустом, — зарыть все это и дерево, пожалуй, заметить?» И хотя он чувствовал, что не в состоянии всего ясно и здраво обсудить в эту минуту, но мысль ему показалась безошибочною.
— Вот эти суда посуду везут, — говорила она, — а это расшивы из Астрахани плывут. А вот, видите, как эти домики окружило водой? Там бурлаки живут. А вон, за этими двумя горками, дорога
идет к попадье. Там теперь Верочка. Как там хорошо, на берегу! В июле мы будем ездить на
остров, чай пить. Там бездна цветов.
Сегодня опять японцы взяли контр-презенты и уехали. Мы в эту минуту снимаемся с якоря. Шкуна
идет делать опись ближайшим
к Японии
островам, потом в Шанхай, а мы
к берегам Сибири; но прежде, кажется, хотят зайти
к корейским берегам. Транспорт
идет с нами. В Едо послано письмо с приглашением полномочным прибыть в Аниву для дальнейших переговоров.
Вы уже знаете, что мы
идем не вокруг Горна, а через мыс Доброй Надежды, потом через Зондский пролив, оттуда
к Филиппинским
островам и, наконец, в Китай и Японию.
Одну большую лодку тащили на буксире двадцать небольших с фонарями; шествие сопровождалось неистовыми криками; лодки
шли с
островов к городу; наши,
К. Н. Посьет и Н. Назимов (бывший у нас), поехали на двух шлюпках
к корвету, в проход; в шлюпку Посьета пустили поленом, а в Назимова хотели плеснуть водой, да не попали — грубая выходка простого народа!
9-го августа, при той же ясной, но,
к сожалению, чересчур жаркой погоде, завидели мы тридесятое государство. Это были еще самые южные
острова, крайние пределы, только островки и скалы Японского архипелага, носившие европейские и свои имена. Тут были Юлия, Клара, далее Якуносима, Номосима, Ивосима, потом
пошли саки: Тагасаки, Коссаки, Нагасаки. Сима значит
остров, саки — мыс, или наоборот, не помню.
В другой раз
к этому же консулу пристал губернатор, зачем он снаряжает судно, да еще, кажется, с опиумом, в какой-то шестой порт, чуть ли не в самый Пекин, когда открыто только пять? «А зачем, — возразил тот опять, — у
острова Чусана, который не открыт для европейцев, давно стоят английские корабли? Выгоните их, и я не
пошлю судно в Пекин». Губернатор знал, конечно, зачем стоят английские корабли у Чусана, и не выгнал их. Так судно американское и
пошло, куда хотело.
Только мы расстались с судами, как ветер усилился и вдруг оказалось, что наша фок-мачта клонится совсем назад, еще хуже, нежели грот-мачта. Общая тревога; далее
идти было бы опасно: на севере могли встретиться крепкие ветра, и тогда ей несдобровать. Третьего дня она вдруг треснула; поскорей убрали фок. Надо зайти в порт, а куда? В Гонконг всего бы лучше, но это значит прямо в гости
к англичанам. Решили спуститься назад,
к группе
островов Бабуян, на островок Камигуин, в порт Пио-Квинто, недалеко от Люсона.
Суда наши держались с нами, но адмирал разослал их: транспорт «Князь Меншиков» — в Шанхай, за справками, шкуну —
к острову Батану отыскать якорное место и заготовить провизию, корвет — еще куда-то. Сами
идем на островок Гамильтон, у корейского берега, и там дождемся транспорта.
Нам не повезло. Мы приехали во Владивосток два дня спустя после ухода «Эльдорадо». Меня выручили П.Г. Тигерстедт и А.Н. Пель, предложив отправиться с ними на миноносцах. Они должны были
идти к Шантарским
островам и по пути обещали доставить меня и моих спутников в залив Джигит [Отряд состоял из 5 миноносцев: «Грозный», «Гремящий», «Стерегущий», «Бесшумный» и «Бойкий».].
Одни находили Сахалин плодороднейшим
островом и называли его так в своих отчетах и корреспонденциях и даже, как говорят,
посылали восторженные телеграммы о том, что ссыльные наконец в состоянии сами прокормить себя и уже не нуждаются в затратах со стороны государства, другие же относились
к сахалинскому земледелию скептически и решительно заявляли, что сельскохозяйственная культура на
острове немыслима.
Виноградарь
пошел бродить по округу, заломив шапку; так как он был командирован начальником
острова, то не счел нужным явиться
к смотрителю поселений.
Я сказал этим бедным людям, чтоб они постарались не иметь никаких на меня надежд, что я сам бедный гимназист (я нарочно преувеличил унижение; я давно кончил курс и не гимназист), и что имени моего нечего им знать, но что я
пойду сейчас же на Васильевский
остров к моему товарищу Бахмутову, и так как я знаю наверно, что его дядя, действительный статский советник, холостяк и не имеющий детей, решительно благоговеет пред своим племянником и любит его до страсти, видя в нем последнюю отрасль своей фамилии, то, «может быть, мой товарищ и сможет сделать что-нибудь для вас и для меня, конечно, у своего дяди…»
«Ах, говорит, братец, на тебе записку, ступай ты
к частному приставу Адмиралтейской части, — я теперь, говорит, ему дом строю на Васильевском
острову, — и попроси ты его от моего имени разыскать твою жену!..» Господин частный пристав расспросил меня, как и что, и приказал мне явиться
к ним дня через два, а тем временем, говорит, пока разыщут; туточе же, словно нарочно, наш один мужик встретился со мной в трактире и говорит мне: «Я, говорит, Савелий, твою жену встретил,
идет нарядная-пренарядная!..
Если же эти собаки были так неловки, что медведь мог прорваться «
к острову» (то есть
к лесу), который соединялся с обширным брянским полесьем, то выдвигался особый стрелок с длинным и тяжелым кухенрейтеровским штуцером и, прицелясь «с сошки»,
посылал медведю смертельную пулю.
«Слышь, как ревет? — обратился Буран
к Василию. — Вот оно: кругом-то вода, посередке беда… Беспременно море переплывать надо, да еще до переправы
островом сколько
идти придется… Гольцы, да тайга, да кордоны!.. На сердце у меня что-то плохо; нехорошо море-то говорит, неблагоприятно. Не избыть мне, видно, Соколиного
острова, не избыть будет — стар! Два раза бегал; раз в Благовещенске, другой-то раз в Расее поймали, — опять сюда… Видно, судьба мне на
острову помереть».
«Ну, Буран, советуй теперь, — приставал
к Бурану Василий дня через три по приезде на
остров, — ты ведь у нас старший будешь, тебе впереди
идти, тебе и порядки давать. Чай, ведь запас нужно делать».
Леса сосновые я тоже знала, у нас в Тарусе, если
идти пачёвской ивовой долиной — которую мать называла Шотландией —
к Оке, вдруг — целый красный
остров: сосны!
Года три назад я был в Греции. Наш пароход отошел от Смирны, обогнул
остров Хиос и
шел через Архипелаг
к Аттике. Солнце село, над морем лежали тихие, жемчужно-серые сумерки. В теплой дымке медленно вздымались и опускались тяжелые массы воды. Пароход резал волны, в обеденном зале ярко горели электрические огни, в салоне играли Шопена. Я стоял на палубе и жадно, взволнованно смотрел вдаль.
На обратном пути мы разговорились о страшных бурях на море, которые северные китайцы называют «Дафын», а южные — «Тайфун». Обыкновенно они зарождаются в Южно-Китайском море,
идут по кривой через южные Японские
острова, иногда захватывают Корею и Владивосток и редко заходят
к острову Сахалину и в Охотское море. Ураганы эти ужасны: они разрушают города, топят суда и всегда сопровождаются человеческими жертвами.
Тогда Анюй
пойдет по протоке
к селению Торгон и будет впадать в Амур где-нибудь около
острова Дондона.
Все пространство между устьем реки Анюя и высотами, на которых расположено село Троицкое, и все
острова, прилегающие
к этому берегу, в основании своем слагаются из окатанной речной гальки, тогда как все берега Амура состоят из ила и песка; это свидетельствует о том, что весь правый берег Амура, о котором здесь
идет речь, намыт рекой Анюем.
Следы вывели меня опять на седловину, а затем направились по отрогу
к реке. Тут я наткнулся на совершенно свежий след молодого лося. Тогда я предоставил кабаргу в распоряжение росомахи, а сам отправился за сохатым. Он, видимо, почуял меня и
пошел рысью под гору. Скоро след привел меня
к реке. Лось спустился на гальку, покрытую снегом, оттуда перешел на
остров, а с
острова — на другой берег.
Не ограничиваясь посылкой Войновича на
остров Парос, граф Орлов вскоре по отправлении донесения
к императрице, то есть в начале октября 1774 года,
послал разведывать о самозванке другого надежного человека.
После ужина вдруг взял бутылку вина и собрался
идти гулять. Настасья Николаевна испугалась и шепотом умолила актера
пойти вместе с ним. До четырех часов они шатались по
острову, Андреев выпил всю захваченную бутылку; в четыре воротились домой; Андреев отыскал в буфете еще вина, пил до шести, потом опять потащил с собою актера
к морю, в пещеру. Тот не мог его удержать, несколько раз Андреев сваливался, —
к счастию, в безопасных местах, воротились только
к восьми утра. Андреев сейчас же завалился спать.
На Невском мы расстаемся. Саня Орлова, в сопровождении Коршунова, Берегового и Рудольфа,
идут пешком на Васильевский
Остров. С ними до конки на Петербургскую Сторону шагает веселая хохотунья Маруся. На Михайловской улице в другую конку сядет моя Ольга и поедет
к Смольному, где ютится у своей одинокой тетки, которая служит в канцелярии богадельни за жалкие гроши. Денисов и Федя Крымов провожают меня до своей кухмистерской. Затем я сворачиваю
к себе в Кузнечный, а они
идут «насыщаться» копеечным обедом.
Настал условный час приема замка. Сначала послан был
к цейгмейстеру шведский офицер с предуведомлением, что русские
идут немедленно занять
остров.
Когда же он услышал, что французы, засевшие в Ла-Валетте, готовы, будто бы, сдаться на капитуляцию англичан, то
послал к Мальте подкрепление, предписав командиру стоявшей перед
островом эскадры условия будущей капитуляции.
Кроме того, светлейший призвал Головатого и спросил, нет ли у него из числа возвратившихся из Турции беглых запорожцев, таких, которых можно было бы
послать к Измаилу для разведывания о пришедшем турецком флоте и о положении
островов на устье Дуная, ниже крепости.
В самом деле, русские на нескольких плотах подъехали с разных сторон
к острову. Встреча была ужасная. Блеснули ружья в бойницах, и осаждавшие дорого заплатили за свою неосторожность. Сотни их пали. Плоты со множеством убитых и раненых немедленно возвратились
к берегу. Из стана послан был офицер шведский переговорить с Вульфом, что русские не на штурм
шли, а только ошибкою, ранее назначенного часа, готовились принять в свое заведование
остров.
Он протер глаза, еще раз остановил лошадей, подскочил
к беседке и, ударив по ней бичом, сказал таким радостным, торжественным голосом, как бы дело
шло об открытии на безбрежном океане обитаемого
острова...
Вызвал я Сашеньку, и принялись мы пороть горячку;
пошел я на телефон, всех знакомых перебрал и уже во всех участках поспел справиться, как вдруг явилась мамаша. Оказывается, она изволила, ни слова никому не сказав, отправиться на конец Васильевского
острова в гости
к какой-то своей подруге, такой же старушке, как и она сама, и просидела у нее до вечера. Ведь придет же в голову!
— Петя! Петька! — закричала она ему, — вези меня вниз. — Петя подбежал
к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. — Нет, не надо —
остров Мадагаскар, — проговорила она и, соскочив с него,
пошла вниз.