Неточные совпадения
— Мы, наконец, дошли до
пределов возможного и должны остановиться, чтоб, укрепясь
на занятых позициях, осуществить возможное, реализовать его, а там история укажет, куда и как нам
идти дальше. Я — кончил.
Между теми записками и этими строками прошла и совершилась целая жизнь, — две жизни, с ужасным богатством счастья и бедствий. Тогда все дышало надеждой, все рвалось вперед, теперь одни воспоминания, один взгляд назад, — взгляд вперед переходит
пределы жизни, он обращен
на детей. Я
иду спиной, как эти дантовские тени, со свернутой головой, которым il veder dinanziera tolto. [не дано было смотреть вперед (ит.).]
И таким образом
идет изо дня в день с той самой минуты, когда человек освободился от ига фатализма и открыто заявил о своем праве проникать в заветнейшие тайники природы. Всякий день непредвидимый недуг настигает сотни и тысячи людей, и всякий день"благополучный человек"продолжает твердить одну и ту же пословицу:"Перемелется — мука будет". Он твердит ее даже
на крайнем Западе, среди ужасов динамитного отмщения, все глубже и шире раздвигающего свои
пределы.
Все смолкают; стаканы с чаем стоят нетронутыми. Иудушка тоже откидывается
на спинку стула и нервно покачивается. Петенька, видя, что всякая надежда потеряна, ощущает что-то вроде предсмертной тоски и под влиянием ее готов
идти до крайних
пределов. И отец и сын с какою-то неизъяснимою улыбкой смотрят друг другу в глаза. Как ни вышколил себя Порфирий Владимирыч, но близится минута, когда и он не в состоянии будет сдерживаться.
Ошибка рассуждения в том, что жизнепонимание общественное,
на котором основана любовь к семье и к отечеству, зиждется
на любви к личности и что эта любовь, переносясь от личности к семье, роду, народности, государству, всё слабеет и слабеет и в государстве доходит до своего последнего
предела, дальше которого она
идти не может.
Указано
на то, что сила в руках тех, которые сами губят себя, в руках отдельных людей, составляющих массы; указано
на то, что источник зла в государстве. Казалось бы, ясно то, что противоречие сознания и жизни дошло до того
предела, дальше которого
идти нельзя и после которого должно наступить разрешение его.
— Так без погребения и покинули. Поп-то к отвалу только приехал… Ну, добрые люди похоронят. А вот Степушки жаль… Помнишь, парень, который в огневице лежал. Не успел оклематься [Оклематься — поправиться. (Прим. Д.Н.Мамина-Сибиряка.)] к отвалу… Плачет, когда провожал. Что будешь делать: кому уж какой
предел на роду написан, тот и будет. От
пределу не уйдешь!.. Вон шестерых, сказывают, вытащили утопленников… Ох-хо-хо! Царствие им небесное! Не затем, поди,
шли, чтобы головушку загубить…
Царь Соломон не достиг еще среднего возраста — сорока пяти лет, — а
слава о его мудрости и красоте, о великолепии его жизни и пышности его двора распространилась далеко за
пределами Палестины. В Ассирии и Финикии, в Верхнем и Нижнем Египте, от древней Тавризы до Иемена и от Исмара до Персеполя,
на побережье Черного моря и
на островах Средиземного — с удивлением произносили его имя, потому что не было подобного ему между царями во все дни его.
Такого фискала, конечно, остерегались, потому что, если в его присутствии совершалось что-нибудь противозаконное, он говорил со злорадным торжеством: «А вот я
пойду и пожалуюсь воспитателю!» И несмотря
на то, что его стращали самыми ужасными последствиями, он
шел и действительно фискалил. Наконец обоюдная ненависть достигала таких
пределов, что дальше ей
идти было некуда. Тогда против фискала употреблялось последнее зверское средство: его, выражаясь гимназическим жаргоном, «накрывали».
Эти серые маленькие черви, так источившие гору, — то же самое, что и его капли, которые первыми
идут на неприступные и холодные скалы берегов в вечном стремлении моря расширить свои
пределы и первыми гибнут, разбиваясь о них.
Слава и хвала!
Подумаешь: как царь Иван Васильич
Оставил Русь Феодору-царю!
Война и мор — в
пределах русских ляхи —
Хан под Москвой —
на брошенных полях
Ни колоса! А ныне, посмотри-ка!
Все благодать: амбары полны хлеба —
Исправлены пути — в приказах правда —
А к рубежу попробуй подойти
Лях или немец!
— В бумаге этой говорится, — холодно отчеканил заседатель дальше, — что писарь Шушминской волости Кондратий Замятин, из ссыльнопоселенцев, имеет отсидеть в сельской каталажке
на хлебе и воде неделю… за составление бессмысленных циркуляров, выходящих за
пределы его обязанностей и составляющих превышение власти… Можете
идти…
— Это ты из гранографа [Хронограф.], — усмехнулась Манефа… — Про Гришку Расстригу в гранографе так писано… А ведь, подумать хорошенько, и ваш Степка, хоть не Гришкиной стезей, а в его же
пределы идет — к сатане
на колени — рядом с Иудой предателем… Соблазны по христианству разносить!.. Шатость по людям пускать!.. Есть ли таким грехам отпущенье?..
Я хотя с Прасковьей не согласился, однако
пошел домой. А бешеную собаку
на следующий день гарнизонный солдат из ружья застрелил. И, стало быть, уж ей такой был
предел положон: в первый раз отродясь солдат-то из ружья выпалил, хоть и медаль имел за двенадцатый год. Так вот какое со мной произошло сверхъестественное событие.
Поэтому я, господа, предлагаю: отнюдь не выходя из
пределов легальности,
идти смирно, благочинно, не по улице, а по тротуару, по два, а много по три человека в ряд,
на известном расстоянии пара от пары, чтобы не мешать посторонним прохожим и чтобы нас не могли назвать толпой.
— Зашел я этто, вашескобродие, в салун виски выпить, как ко мне увязались трое мериканцев и стали угощать… «Фрейнд», говорят… Ну, я, виноват, вашескобродие,
предела не упомнил и помню только, что был пьян. А дальше проснулся я, вашескобродие,
на купеческом бриге в море, значит, промеж чужих людей и почти голый, с позволения сказать… И такая меня тоска взяла, вашескобродие, что и обсказать никак невозможно. А только понял я из ихнего разговора, что бриг
идет в Африку.
— Лучше сделать что-нибудь с расчетом и упованием
на свои силы, чем браться за непосильную ношу, которую придется бросить
на половине пути. Я положила себе
предел самый малый: я
пойду замуж за человека благонадежного, обеспеченного, который не потребует от меня ни жертв, ни пылкой любви, к которой я неспособна.
Мы с ней очень скоро сошлись, но в
пределах приятельства — не больше. И вдруг я получаю от господина Н-ны большое письмо, где он говорит, что Анна находится в недоумении — какие у меня намерения
на ее счет? А у меня ровно никаких намерений не было, и все это отзывалось матримониальным подходом плутоватого полячка и было сделано им без ведома своей жены — чрезвычайно деликатной и корректной женщины. Я ей о письме ее мужа ничего и не сообщил; и, сколько помню, дал ему понять, что я
на такую удочку не
пойду.
Уже вдвоем с медиком 3-чем, оставив больного товарища, мы выехали по шоссе в ливонские
пределы. Путь наш
шел на Нарву по Эстландии с"раздельной"тогда станцией"Вайвара", откуда уже начинались настоящие чухонские страны.
И будет, вслед гремящей
славыНаправя бодрственно полет,
На запад, юг, восток державы
Своей ширить
предел; но нет
Тебе
предела ниотколе,
В счастливой ты ликуя доле,
Где ты явишься, там твой трон;
Отечество мое драгое,
На чреслах пояс сил, в покое,
В окрестность ты даешь закон.
Да, еще кресло академика, очень много денег и очень много портретов
на скверной бумаге дешевых газеток, где я похож
на побледневшего негра… еще недавно я смеялся над одним из этих беззлобных изображений, а вы с удивлением и порицанием смотрели
на меня: это грязное типографское пятно казалось вам
пределом человеческой красоты и
славы.
— И та и другие
идут без зова, Никита Иванович! Дни наши в руце Божией: ни одной иоты не прибавим к ним, когда они сочтены. Верь, и моему земному житию
предел близок: сердце вещун, не обманщик. Лучше умереть, чем замирать всечасно. Вчера я исповедался отцу духовному и сподобился причаститься святых тайн; ныне, если благословит Господь, исполню еще этот долг христианский. Теперь хочу открыть тебе душу свою. Ты меня давно знаешь, друг, но знаешь ли, какой тяжкий грех лежит
на ней?
Но нет! где рок судил родиться,
Да будет там и дням
предел;
Да хладный прах мой осенится
Величеством, что днесь я пел;
Да юноша, взалкавый
славы,
Придешь
на гроб мой обветшалый
Дабы со чувствием вещал:
„Под игом власти, сей, рожденный,
„Нося оковы позлащенны,
„Нам вольность первый прорицал“.
В 1591 году хан крымский Кази-Гирей с мечом и пламенем вступил в
пределы нашего отечества и быстро
шел к Москве. 13 июля он переправился через реку Оку, ночевал в Лопасне и
на рассвете остановился против села Коломенского. Царь Федор Иоаннович поручил защиту столицы Борису Годунову.
Польша восстала, вся Европа
идет к ней
на помощь, и вы увидите, много через полгода она войдет в прежние свои
пределы.
Фебуфис скоро понял, что шнурок,
на котором он ходит, довольно короток, а Пик в
пределах своей деятельности попробовал быть смелее: он дал девицам рисовать торсы, вместо рыцарей в
шлемах, и за это, совершенно для него неожиданно, был посажен
на военную гауптвахту «без объяснений».