Неточные совпадения
— Еду мимо, вижу — ты подъехал. Вот что: как думаешь — если выпустить сборник
о Толстом, а? У меня есть кое-какие знакомства в литературе. Может — и ты попробуешь написать что-нибудь? Почти шесть
десятков лет работал человек, приобрел всемирную
славу, а — покоя душе не мог заработать. Тема! Проповедовал: не противьтесь злому насилием, закричал: «Не могу молчать», — что это значит, а? Хотел молчать, но — не мог? Но — почему не мог?
Мужики, в изорванных под мышками тулупах, отчаянно продирались сквозь толпу, наваливались
десятками на телегу, запряженную лошадью, которую следовало «спробовать», или, где-нибудь в стороне, при помощи увертливого цыгана, торговались до изнеможения, сто раз сряду хлопали друг друга по рукам, настаивая каждый на своей цене, между тем как предмет их спора, дрянная лошаденка, покрытая покоробленной рогожей, только что глазами помаргивала, как будто дело
шло не
о ней…
Я очень хорошо понимаю, что среди этих отлично возделанных полей речь
идет совсем не
о распределении богатств, а исключительно
о накоплении их; что эти поля, луга и выбеленные жилища принадлежат таким же толстосумам-буржуа, каким в городах принадлежат дома и лавки, и что за каждым из этих толстосумов стоят
десятки кнехтов 19, в пользу которых выпадает очень ограниченная часть этого красивого довольства.
Лента странных впечатлений быстро опутывала сердце, мешая понять то, что происходит. Климков незаметно ушёл домой, унося с собою предчувствие близкой беды. Она уже притаилась где-то, протягивает к нему неотразимые руки, наливая сердце новым страхом. Климков старался
идти в тени, ближе к заборам, вспоминая тревожные лица, возбуждённые голоса, бессвязный говор
о смерти,
о крови,
о широких могилах, куда, точно мусор, сваливались
десятки трупов.
Поднялся настоящий гвалт. Все полезли к Илюшке. Кто-то целовал его,
десятки рук тянулись обнимать. На время все позабыли даже
о присутствовавшем генерале. Тарас Ермилыч
послал с Савелием оркестру сторублевую бумажку и опять махнул платком. Передохнувший Илюшка снова залился соловьем, но на этот раз уж веселую, так что публика и присвистывала, и притоптывала, и заежилась как от щекотки.
В частности,
о речке Причинке
шла громкая молва, и туда стремились
десятки добычливых промышленников, как в своего рода Эльдорадо.
— Я не очень, а ты б послушала, какого мнения
о ней наш старший брат Лука! Он говорит, что «провел с ней самое счастливейшее лето в своей жизни». А ведь ему скоро
пойдет восьмой
десяток. И в самом деле, каких она там у него в прошлом году чудес наделала! Мужик у него есть Симка, медведей все обходил. Человек сорока восьми лет, и ишиасом заболел. Распотел и посидел на промерзлом камне — вот и ишиас… болезнь седалищного нерва… Понимаете, приходится в каком месте?
И почти везде в дороге коменданты поступали точно так же, как в Харбине. Решительнейшим и точнейшим образом они определяли самый короткий срок до отхода поезда, а мы после этого срока стояли на месте
десятками часов и сутками. Как будто, за невозможностью проявить хоть какой-нибудь порядок на деле, им нравилось ослеплять проезжих строгою, несомневающеюся в себе сказкою
о том, что все
идет, как нужно.
Передумал все это Александр Иваныч и решился
идти к Волгину отплатить, может быть, последним визитом за
десятки, которые был ему должен, между тем намекнуть
о предложении Селезнева и испытать, какое действие произведет оно на соседа. Надо было решить судьбу Кати, а другого способа, как этот, не мог отыскать Александр Иваныч по простоте души своей.
С важным видом опытного знатока военного дела, Висковский разбивал партию на
десятки, жаловал званием десяточных, и оцепил спящий город ведетами с приказанием, на случай преждевременной тревоги, никого не выпускать. Студента Козедло он
послал верхом навстречу к воеводе доложить
о сделанных распоряжениях и испросить дальнейших приказаний для атаки спящего города.
К этим нежданным гостям присоединилось еще несколько
десятков из удалой дружины Хабара-Симского, и
пошли рассказы
о том, кто и как действовал в этой чудной победе.
— Наконец, надо подумать и
о моем семействе, — сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, — ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать
о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой
десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я
послал за Пьером, и что́ граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?