Неточные совпадения
Но перед ней был не кто иной, как путешествующий пешком Эгль,
известный собиратель
песен, легенд, преданий и сказок.
П. А. Зеленый пел во всю дорогу или живую плясовую
песню, или похоронный марш на
известные слова Козлова: «Не бил барабан перед смутным полком» и т. д.
И вот морская даль, под этими синими и ясными небесами, оглашается звуками русской
песни, исполненной неистового веселья, Бог знает от каких радостей, и сопровождаемой исступленной пляской, или послышатся столь
известные вам, хватающие за сердце стоны и вопли от каких-то старинных, исторических, давно забытых страданий.
Все громче, веселее под эту
песню проходят первые три фигуры всемирно
известного танца.
— Что там спорить, — воскликнул Белоярцев: — дело всем
известное, коли про то уж
песня поется; из
песни слова не выкинешь, — и, дернув рукою по струнам гитары, Белоярцев запел в голос «Ивушки...
Люба в синей бархатной кофте с низко вырезанной грудью и Нюра, одетая как «бэбэ», в розовый широкий сак до колен, с распущенными светлыми волосами и с кудряшками на лбу, лежат, обнявшись, на подоконнике и поют потихоньку очень
известную между проститутками злободневную
песню про больницу.
— Живин, давай петь нашу священную песнь «Gaudeamus igitur» [«Gaudeamus igitur» («Будем радоваться») — первая строчка
известной средневековой студенческой
песни. Здесь приведена в переделке. Pereat justitia! — Да погибнет суд! Pereat policia! — Да погибнет полиция!]! — воскликнул Вихров.
Я помню, например, как наш почтенный Виктор Петрович Замин, сам бедняк и почти без пристанища, всей душой своей только и болел, что о русском крестьянине, как Николай Петрович Живин, служа стряпчим, ничего в мире не произносил с таким ожесточением, как
известную фразу в студенческой
песне: «Pereat justitia!», как Всеволод Никандрыч, компрометируя себя, вероятно, на своем служебном посту, ненавидел и возмущался крепостным правом!..
Он бежит за кипятком в трактир, за косушкой в кабак; он радуется, что ему можно проскакать на одной ножке
известное пространство, задеть прохожего, выругаться, пропеть циническую
песню.
Н.И. Пастухов оказался прав. Газету разрекламировали. На другой день вместе с этим письмом начал печататься сенсационный роман А. Ив. Соколовой «Новые птицы — новые
песни», за ее
известным псевдонимом «Синее домино».
Танцы, наконец, прекратились, и начал петь хор певцов
известную в то время
песню...
Пелись же большею частью
песни так называемые у нас арестантские, впрочем все
известные. Одна из них: «Бывало…» — юмористическая, описывающая, как прежде человек веселился и жил барином на воле, а теперь попал в острог. Описывалась, как он подправлял прежде «бламанже шенпанским», а теперь —
Самой любимой его была
песня казанских и харьковских студентов «Избушка», которую выучил его петь Селиванов, бывший харьковский студент, потом
известный драматический актер конца семидесятых годов.
Ничипоренко согласился; но он тоже, как и Бенни, и не умел петь и не знал ни одной
песни, кроме «Долго нас помещики душили»,
песни, сочинение которой приписывают покойному Аполлону Григорьеву и которая одно время была застольною песнью
известной партии петербургской молодежи. Но этой
песни Ничипоренко здесь не решался спеть.
Сперва я не мог понять, что это она такое поет, но потом я хорошо признал следующие
известные стихи старинной
песни...
Был у него один дружок, Савёлка Мигун, ворище
известный и пьяница заливной, не раз бит бывал за воровство и даже в остроге сидел, но, по всему прочему, — редкостный человек!
Песни он пел и сказки говорил так, что невозможно вспомнить без удивления.
Многие, в том числе я сам, прихаживали в театр не за тем, чтобы слушать оперу, которую знали почти наизусть, а с намерением наблюдать публику в третьем акте «Аскольдовой могилы»; но недолго выдерживалась роль наблюдателя: Торопка обморачивал их мало-помалу своими шутками, сказками и
песнями, а когда заливался соловьем в
известном «уж как веет ветерок», да переходил потом в плясовую «чарочка по столику похаживает» — обаяние совершалось вполне; все ему подчинялось, и в зрителях отражалось отчасти то, что происходило на сцене, где и горбатый Садко, озлобленный насмешками Торопки, против воли пускался плясать вместе с другими.
Или вот еще
песня,
известная в целой России, сочинения Нелединского-Мелецкого...
Пообедав наскоро, он сейчас же принимался за чтение, и если тут что-нибудь приходилось ему по душе, сильно углублялся в это занятие и потом вдруг иногда вставал, начинал взволнованными шагами ходить по комнате, ерошил себе волосы, размахивал руками и даже что-то такое декламировал и затем садился за свои гусли и начинал наигрывать и подпевать самым жалобным басом
известную чувствительную
песню: «Среди долины ровныя» [Среди долины ровныя… — первая строка
песни на слова А.Ф.Мерзлякова (1778—1830).].
Затем следовала
песня «Оседлаю коня» Дарьи Ивановны и качуча — Фани. Хозяин настоял, чтоб и они прорепетировали, и привел по этому случаю
известную пословицу: Repetitio est mater studiorum [Повторение — мать учения (лат.).]. Дарья Ивановна, аккомпанируя себе, пропела свой chef d'oeuvre и привела снова в восторг Никона Семеныча, который приблизился было к ней с похвалою, но в то же время подошел к молодой даме Мишель, и она, отвернувшись от трагика, заговорила с тем. Фанечка подсела к комику.
Илюшка с гитарой стал перед запевалой, и началась пляска, то-есть цыганские
песни: «Хожу ль я по улице», «Эй вы, гусары…», «Слышишь, разумеешь…» и т. д., в
известном порядке.
И с покорным видом, с умильным взором на Спасителя с апостолами во время бури на Галилейском море, знаменитой кисти
известного художника Боровиковского, запел Николай Александрыч вполголоса заунывную
песню. Другие вполголоса припевали ему, а у него щеки так и орошались слезами.
Хоть и знали люди Божьи, что Софронушка завел
известную детскую
песню, но все-таки слушали его с напряженным вниманием… Хоть и знали, что «из
песни слова не выкинешь», но слова: «нашли пророки книгу» возбудили в них любопытство. «А что, ежели вместо зюзюки он другое запоет и возвестит какое-нибудь откровение свыше?»
Один раз у нее были гости и в числе их один русский генерал, очень
известный в то время; генерал этот и предложил покататься в шлюпке по взморью; поехали с музыкой, с
песнями; а как вышли в море — там стоял наготове русский корабль.
Он из беллетриста и стихотворца (как
известный уже переводчик
песен Гейне) превратился в работника по экономическим вопросам, по политике и публицистике, сделался сторонником самых тогда"разрывных"идей, почитателем таких мыслителей, как Сен-Симон, Луи-Блан, Прудон.
Каждое воскресенье и каждый праздник мы обязательно ходили в церковь ко всенощной и обедне. После всенощной и на следующий день до конца обедни нельзя было ни петь светских
песен, ни танцевать, ни играть светских пьес на фортепиано (только гаммы и упражнения). Слава богу, хоть играть можно было в игры. Говорить слово «черт» было очень большим грехом. И например, когда наступали каникулы, школьники с ликованием пели
известную песенку...
Этот гигант «вяз» воспет А. Ф. Мерзляковым девяносто лет тому назад, в
известной, ставшей народной,
песне...
Далее тянутся воспоминания цесаревны. Она припоминает свою привольную, беззаботную жизнь в Покровской слободе, теперь вошедшей в состав города Москвы.
Песни и веселья не прерывались в слободе. Цесаревна сама была тогда прекрасная, голосистая певица; запевалой у ней была
известная в то время по слободе певица Марта Чегаиха. За
песни царевна угощала певиц разными лакомствами и сладостями: пряниками-жмычками, цареградскими стручками, калеными орехами, маковой избоиной и другими вкусными заедками.
Это была
известная в ходу цыганская
песня.