Неточные совпадения
Глухой шум вечернего города достигал слуха
из глубины залива; иногда с ветром по чуткой воде влетала береговая фраза, сказанная как бы на палубе; ясно прозвучав, она гасла
в скрипе снастей; на
баке вспыхнула спичка, осветив пальцы, круглые глаза и усы.
Когда он вышел, Грэй посидел несколько времени, неподвижно смотря
в полуоткрытую дверь, затем перешел к себе. Здесь он то сидел, то ложился; то, прислушиваясь к треску брашпиля, выкатывающего громкую цепь, собирался выйти на
бак, но вновь задумывался и возвращался к столу, чертя по клеенке пальцем прямую быструю линию. Удар кулаком
в дверь вывел его
из маниакального состояния; он повернул ключ, впустив Летику. Матрос, тяжело дыша, остановился с видом гонца, вовремя предупредившего казнь.
В углу комнаты — за столом — сидят двое: известный профессор с фамилией, похожей на греческую, — лекции его Самгин слушал, но трудную фамилию вспомнить не мог; рядом с ним длинный, сухолицый человек с
баками, похожий на англичанина,
из тех, какими изображают англичан карикатуристы. Держась одной рукой за стол, а другой за пуговицу пиджака, стоит небольшой растрепанный человечек и, покашливая, жидким голосом говорит...
— Ага! — и этим положил начало нового трудного дня. Он проводил гостя
в клозет, который имел право на чин ватерклозета, ибо унитаз промывался водой
из бака. Рядом с этим учреждением оказалось не менее культурное — ванна, и вода
в ней уже была заботливо согрета.
В батарейной палубе привешиваются большие чашки, называемые «
баками», куда накладывается кушанье
из одного общего, или «братского», котла.
— Что он понимает, этот малыш, — сказал он с пренебрежением. Я
в это время, сидя рядом с теткой, сосредоточенно пил
из блюдечка чай и думал про себя, что я все понимаю не хуже его, что он вообще противный, а
баки у него точно прилеплены к щекам. Вскоре я узнал, что этот неприятный мне «дядя»
в Киеве резал лягушек и трупы, не нашел души и не верит «ни
в бога, ни
в чорта».
Иногда по двору ходил, прихрамывая, высокий старик, бритый, с белыми усами, волосы усов торчали, как иголки. Иногда другой старик, с
баками и кривым носом, выводил
из конюшни серую длинноголовую лошадь; узкогрудая, на тонких ногах, она, выйдя на двор, кланялась всему вокруг, точно смиренная монахиня. Хромой звонко шлепал ее ладонью, свистел, шумно вздыхал, потом лошадь снова прятали
в темную конюшню. И мне казалось, что старик хочет уехать
из дома, но не может, заколдован.
В левом углу зала отворилась высокая дверь,
из нее, качаясь, вышел старичок
в очках. На его сером личике тряслись белые редкие
баки, верхняя бритая губа завалилась
в рот, острые скулы и подбородок опирались на высокий воротник мундира, казалось, что под воротником нет шеи. Его поддерживал сзади под руку высокий молодой человек с фарфоровым лицом, румяным и круглым, а вслед за ними медленно двигались еще трое людей
в расшитых золотом мундирах и трое штатских.
В доме все было необъяснимо странно и смешно: ход
из кухни
в столовую лежал через единственный
в квартире маленький, узкий клозет; через него вносили
в столовую самовары и кушанье, он был предметом веселых шуток и — часто — источником смешных недоразумений. На моей обязанности лежало наливать воду
в бак клозета, а спал я
в кухне, против его двери и у дверей на парадное крыльцо: голове было жарко от кухонной печи,
в ноги дуло с крыльца; ложась спать, я собирал все половики и складывал их на ноги себе.
Откуда я приехал, вы спрашиваете?
Из Баку в данный момент. Лечился от ревматизма. Тут целый роман.
Пардон-пардон. Так что
из этого? Если меня расстреляли
в Баку, я, значит, уж и
в Москву не могу приехать? Хорошенькое дело. Меня по ошибке расстреляли совершенно невинно.
Афраф, стройный, с седыми
баками,
в коломенковой ливрее, чистый и вылощенный, никогда ни слова не говорил за столом, а только мастерски подавал кушанья и убирал из-под носу тарелки иногда с недоеденным вкусным куском, так что я при приближении бесшумного Афрафа оглядывался и запихивал
в рот огромный последний кусок, что вызывало шипение тетенек и сравнение меня то с собакой, то с крокодилом.
Виновник всей этой суматохи, уже успевший вытащить ноги
из вязкого дна и выйти
из воды, величественно стоял на берегу, смотря на барахтавшуюся
в воде массу людей. Он промок до последней нитки и действительно замочил себе и длинные
баки. Вода текла по его одежде; полные воды лакированные голенища раздулись, а он все кричал, поощряя солдат...
Хозяин пробовал было пригласить
в виде приманки квартет бродячих мандолинистов,
из которых один, одетый опереточным англичанином с рыжими
баками и наклейным носом,
в клетчатых панталонах и
в воротничке выше ушей, исполнял с эстрады комические куплеты и бесстыдные телодвижения.
Перебравшись за Керженец, путникам надо было выбраться на Ялокшинский зимняк, которым ездят
из Лысково
в Баки, выгадывая тем верст пятьдесят против объездной проезжей дороги на Дорогучу. Но вот едут они два часа, три часа, давно бы надо быть на Ялокшинском зимняке, а его нет как нет. Едут, едут, на счастье, тепло стало, а то бы плохо пришлось. Не дается зимняк, да и полно. А лошади притомились.
— А намедни мужичок проезжал
из Осиповки
в Баки за хлебом, — продолжала Евсталия, — у Бояркиных приставал, говорил, что жених приезжал к Патапу Максимычу.
Из Самары, слышь, купеческий сын.
— Знаю, — отвечал Колышкин. — Как Ветлугу не знать? Не раз бывал и у Макарья на Притыке и
в Баках [Селения на Ветлуге,
в Варнавинском уезде Костромской губернии.]. И сюда, как
из Сибири ехали — к жениной родне на Вятку заезжали, а оттоль дорога на Ветлугу…
Предположения на
баке о том, что эти «подлецы арапы», надо полагать, и змею, и ящерицу, и крысу, словом, всякую нечисть жрут, потому что их голый остров «хлебушки не родит», нисколько не помешали
в тот же вечер усадить вместе с собой ужинать тех
из «подлецов», которые были
в большем рванье и не имели корзин с фруктами, а были гребцами на шлюпках или просто забрались на корвет поглазеть. И надо было видеть, как радушно угощали матросы этих гостей.
Старик-капитан, высокий, худой, горбоносый южанин
из Марселя, с бронзовым, подвижным и энергичным лицом, опушенным заседевшими
баками, и эспаньолкой, на другой же вечер мог рассказать
в кают-компании обстоятельства крушения своего трехмачтового барка «L’hirondelle» («Ласточка»).
Ах, сколько раз потом
в плавании, особенно
в непогоды и штормы, когда корвет, словно щепку, бросало на рассвирепевшем седом океане, палуба убегала из-под ног, и грозные валы перекатывались через
бак [
Бак — передняя часть судна.], готовые смыть неосторожного моряка, вспоминал молодой человек с какой-то особенной жгучей тоской всех своих близких, которые были так далеко-далеко.
За время, пока дача была без призора, исчез поросенок, раскрали кур.
В кухне высадили окно, выломали
из печки духовку и
бак.
Ты пошел
в Баку, где горит
из земли огонь неугасимый.
Князь Василий
в это время только что вернулся
из какого-то заседания, а потому через несколько минут явился
в кабинет супруги, блистая всеми регалиями. Это был высокий, красивый старик — князю было под шестьдесят — с громадной лысиной «государственного мужа» и длинными седыми
баками — «одно
из славных русских лиц».
Не успел служивый холуек штанцы подтянуть,
из сарая выскочить, ан родитель мой к самой оконнице подкатил да исправнику
в баки орленую бумагу и сунул...
Несмотря на кажущийся контраст,
в лицах обеих дам было что-то родственное. Мужчины были также своего рода контрастами — один блондин, с реденьками чиновничьими
баками и геммороидальным лицом истого петербуржца, другой темный шатен, с небольшой окладистой бородкой, с энергичным выражением лица и проницательным взглядом карих глаз, блестевших из-под очков
в золотой оправе.