— Уж извините, сударь, совсем
из памяти вон. Все утро помнил, даже жене говорил: беспременно напомни об белорыбице — и вот, словно грех случился!
Дуня смешалась. Забыла наставленья,
из памяти вон, что надо ей отвечать. Марья Ивановна подсказала, и она, опускаясь на колени, слабым голосом ответила...
— Я-те заврусь!.. У меня, лысый черт, ухо востро держи. Проси-ка вот лучше у чудотворца на трапезу благословенья… Эх! да ведь у меня
из памяти вон, что ты, честный отче, раскола держишься — сам сегодня ради пятницы, поди, на сухарях пробудешь? Нельзя скоромятины — выгорецкие отцы не благословили.
— Ах-ах! Совсем
из памяти вон. Портниха ж меня там в будуварном покое дожидается!.. Делов столько, что почесаться некогда. Вы уж, солдатик, посидите, ручки-ножки поразомните, а я там мигом по своей женской части управлюсь. Орешков ли пока не желаете погрызть, только на паркет не сорите.
— Он самый, — молвил Никита Федорыч, радуясь, что русый признал его. — Скажите, однако, где мы с вами видались? У меня что-то
из памяти вон.
Неточные совпадения
— Эге-ге! — вскрикнула Фленушка и захохотала. — Память-то какая у тебя короткая стала, Настасья Патаповна! Аль забыла того, кто
из Москвы конфеты в бумажных коробках с золотом привозил? Ай да Настя, ай да Настасья Патаповна! Можно чести приписать! Видно, у тебя с глаз долой, так
из думы
вон. Так, что ли?.. А?..
Думы о муже, заботы о детях, домашние хлопоты по хозяйству изведут
вон из памяти воспоминанья о Луповицах.
Тут только вспомнил он про брата полоняника да про татарина Субханкулова. В ярманочных хлопотах они совсем у него
из ума и
памяти вон, а ежели когда и вспоминал о Мокее, так каждый раз откладывал в долгий ящик — «успею да успею». Так дело и затянулось до самого отъезда.
Родной-эт твой, притоманный-эт твой, и вживе-то его не чаял никто, и память-то об нем извелась совсем, а он, сердечный, гля-кось, да
вон поди, ровно
из гроба восстал, ровно
из мертвых воскрес, ровно с неба свалился, ровно
из яичка вылупился…
— Эка память-то какая у меня стала! — сказал он. —
Из ума было
вон… Вот что, Герасим Силыч, деньги мне, братец ты мой, необходимо надо послезавтра на Низ посылать, на ловецких ватагах рабочих надобно рассчитать, а в сборе наличных маловато. Такая крайность, что не придумаю, как извернуться. Привези, пожалуйста, завтра должок-от.
— А ты, говорит, Трифон Егорыч, приказ мой позабыл? Экая, братец мой, у тебя память-то короткая стала! Нечего делать, надо мне свое княжое слово выполнить, надо к тебе в сидельцы идти. Эй вы, аршинники,
вон из лавки все до единого!
— Сумбур-трава. На
память взял, пензенским болотом пахнет. По домашности первая вещь. Сосед какой тебе не по скусу, хочешь ты ему настоящий вред сделать, чичас корешок водой зальешь и водой энтой самой избу в потаенный час и взбрызнешь. В тую же минуту по всем лавкам-подлавкам черные тараканы зашуршат. Глаза выпьют, уши заклеют, хочь
из избы
вон беги. Аккуратный корешок.