Неточные совпадения
Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами; по стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий врач, автор широко в свое время
популярной книги «Искусство продления человеческой жизни».] вензель
из волос в черной рамке и диплом под стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами
из карельской березы; на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки; в одном углу стояла сломанная электрическая машина.
Для кабинета Самгин подобрал письменный стол, книжный шкаф и три тяжелых кресла под «черное дерево», — в восьмидесятых годах эта мебель была весьма
популярной среди провинциальных юристов либерального настроения, и замечательный знаток деталей быта П. Д. Боборыкин в одном
из своих романов назвал ее стилем разочарованных.
Утром подул горячий ветер, встряхивая сосны, взрывая песок и серую воду реки. Когда Варавка, сняв шляпу, шел со станции, ветер забросил бороду на плечо ему и трепал ее. Борода придала краснолицей, лохматой голове Варавки сходство с уродливым изображением кометы
из популярной книжки по астрономии.
Их отзывы утвердили меня в том смысле, что появление такого научно-популярного описания края,
из которого учащаяся молодежь почерпнула бы немало интересных сведений, было бы полезным делом.
Из представителей академической профессорской философии я еще на первом курсе университета имел близкое общение с Г.И. Челпановым,
популярным профессором философии, который с большим успехом читал курс по критике материализма.
На Тверской, против Леонтьевского переулка, высится здание бывшего булочника Филиппова, который его перестроил в конце столетия
из длинного двухэтажного дома, принадлежавшего его отцу,
популярному в Москве благодаря своим калачам и сайкам.
К подъезду Малого театра, утопая железными шинами в несгребенном снегу и ныряя по ухабам, подползла облезлая допотопная театральная карета. На козлах качался кучер в линючем армяке и вихрастой, с вылезшей клочьями паклей шапке, с подвязанной щекой. Он чмокал, цыкал, дергал веревочными вожжами пару разномастных, никогда не чищенных «кабысдохов»,
из тех, о которых
популярный в то время певец Паша Богатырев пел в концертах слезный романс...
— Например, Загоскин [Загоскин Михаил Николаевич (1789—1852) — русский писатель, автор многочисленных романов,
из которых наибольшей известностью пользовались «Юрий Милославский» и «Рославлев».], Лажечников [Лажечников Иван Иванович (1792—1869) — русский писатель, автор
популярных в 30-40-е годы XIX в. исторических романов: «Ледяной дом» и др.], которого «Ледяной дом» я раз пять прочитала, граф Соллогуб [Соллогуб Владимир Александрович (1814—1882) — русский писатель, повести которого пользовались в 30-40-х годах большим успехом.]: его «Аптекарша» и «Большой свет» мне ужасно нравятся; теперь Кукольник [Кукольник Нестор Васильевич (1809—1868) — русский писатель, автор многочисленных драм и повестей, проникнутых охранительными крепостническими идеями.], Вельтман [Вельтман Александр Фомич (1800—1870) — русский писатель, автор произведений, в которых идеализировалась патриархальная старина...
Позднее я узнал, что это один
из ростовщиков
популярного антрепренера М.В. Лентовского. Он держал для видимости довольно приличный винный погребок и гастрономический магазин, а на самом деле был шулер и ростовщик. От одного
из таких же типов, тоже шулера, я узнал, что брюнет до этого, имея кличку Пашки-Шалуна, был карманником у Рязанского вокзала, а позднее работал по этим же делам в поездах. Я об этом рассказал Н.И. Пастухову.
В числе их были, между прочим, студент Ф.Н. Плевако, потом знаменитый адвокат, А.М. Дмитриев — участник студенческих беспорядков в Петербурге в 1862 году и изгнанный за это
из университета (впоследствии писатель «Барон Галкин», автор
популярной в то время «Падшей») и учитель Жеребцов.
Сверх того, явились две книжки с раскрашенными картинками, одна — выдержки
из одного
популярного путешествия, приспособленные для отроческого возраста, другая — сборник легоньких нравоучительных и большею частию рыцарских рассказов, предназначенный для елок и институтов.
Но положим даже, что порядок этот очень хорош, и что все-таки находятся люди, которые не хотят подчиняться этому порядку и стремятся выскочить
из него; но и в таком случае они не виноваты, потому что, значит, у них не нашлось в голове рефлексов [Рефлексы — термин, ставший
популярным в России после выхода в свет знаменитой книги великого физиолога-материалиста И.М.Сеченова (1829—1905) «Рефлексы головного мозга» (1863).
В течение прошедших двадцати пяти лет он не только не понес никакого нравственного ущерба, но, благодаря процессу, успел сделаться одним
из самых
популярных людей в целой России.
Пропев, как «вдруг одна злодейка-пуля в шляпу царскую впилась», он затягивает бессмысленную и непристойную, но самую
популярную у солдат песню о том, как какая-то Лиза, пойдя в лес, нашла черного жука и что
из этого вышло. Затем еще историческая песня про Петра, как его требуют в сенат. И в довершение всего доморощенная песня нашего полка...
«А что, если бы жениться на таком милом чудовище? Пожалуй, это была бы очень интересная жена… хотя бы уже по одному тому, что
из её уст не услышишь копеечной мудрости
популярных книжек…»
И он начнет выкидывать другие штуки: возьмет, например, две палки,
из которых одну представит будто смычок, а
из другой скрипку, и начнет наигрывать языком «Барыню» [«Барыня» —
популярная песня, печатавшаяся в песенниках с 1799 года.
В это время
из двух соседних заезжих дворов ринулись стремглав два мишуреса, — род факторов, очень
популярный в местечках того края. Оба они одновременно схватили лошадей с двух сторон под уздцы и с опасностью опрокинуть коляску стали заворачивать их в другую сторону. Молодой еврей на козлах выхватил у ямщика длинный кнут и стал неистово хлестать, задевая то одного, то другого мишуреса. Но на них это не производило ни малейшего впечатления.
По окончании классов на палубу выносится громадный глобус, на котором крупной чертой был проложен путь «Коршуна» от Кронштадта и на котором ежедневно отмечалось пройденное расстояние. Кто-нибудь
из гардемаринов прочитывал
популярную лекцию по географии, и вокруг толпилась масса внимательных слушателей.
Из них Авдотья стала быстро очень
популярной, особенно между французскими любителями женского пола.
Кроме Атенея — клуба лондонской интеллигенции, одним
из роскошных и
популярных считался Reform club с громким политическим прошедшим. Туда меня приглашали не раз. Все в нем, начиная с огромного атриума, было в стиле. Сервировка, ливреи прислуги, отделка салонов и читальни и столовых — все это первого сорта, с такой барственностью, что нашему брату, русскому писателю, делалось даже немного жутко среди этой обстановки. Так живут только высочайшие особы во дворцах.
Кроме Мейера у юристов, Аристова, читавшего анатомию медикам, и Киттары, профессора технологии, самого
популярного у камералистов, никто не заставлял говорить о себе как о чем-то
из ряду вон. Не о таком подъеме духа мечтали даже и мы, «камералы», когда попали в Казань.
Учреждений, кроме Певческой капеллы, тоже не было. Процветала только виртуозность, и не было недостатка в хороших учителях.
Из них Гензельт (фортепьяно), Шуберт (виолончель) и несколько других были самыми
популярными. Концертную симфоническую музыку давали на университетских утрах под управлением Шуберта и на вечерах Филармонического общества. И вся виртуозная часть держалась почти исключительно немцами. Что-нибудь свое, русское, создавалось по частной инициативе, только что нарождавшейся.
Одним
из самых молодых, явившихся ко мне с своей первой рукописью, был юморист Лейкин, впоследствии сделавшийся очень
популярным беллетристом и умерший богатым человеком от экономии
из своих писательских заработков.
Когда погребальная процессия двинулась от церкви к кладбищу, один
из сослуживцев покойного, некто Поплавский, сел на извозчика и поскакал к своему приятелю Григорию Петровичу Запойкину, человеку молодому, но уже достаточно
популярному.
Но сейчас, после революции,
из всех русских религиозных мыслителей XIX века Н. Федоров единственный
популярный, и в советской России есть целое Федоровское течение.
Если вы и встретите литератора, бойко говорящего с вами о разных эпохах
из истории иностранных литератур, то поверьте, он это вычитал в последнее время в
популярных обозрениях и книгах.