Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не
иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах,
как хорошо!
Стародум. Ты знаешь, что я одной тобой привязан к жизни. Ты должна делать утешение моей старости, а мои попечении твое счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не мог
иначе основать твоего состояния,
как разлучась с твоей матерью и с тобою.
Прежде всего замечу, что градоначальник никогда не должен действовать
иначе,
как чрез посредство мероприятий.
Союзы между молодыми людьми устраиваются не
иначе,
как сообразно росту и телосложению, так
как это удовлетворяет требованиям правильного и красивого фронта.
Как ни тяжело мне было убедиться в этом, я вижу, что это так и не может быть
иначе.
Если б Левин мог понять,
как он понимал, почему подходить к кассе на железной дороге нельзя
иначе,
как становясь в ряд, ему бы не было обидно и досадно; но в препятствиях, которые он встречал по делу, никто не мог объяснить ему, для чего они существуют.
— Поди, поди к Mariette, — сказала она Сереже, вышедшему было за ней, и стала ходить по соломенному ковру террасы. «Неужели они не простят меня, не поймут,
как это всё не могло быть
иначе?» сказала она себе.
У всех было то же отношение к его предположениям, и потому он теперь уже не сердился, но огорчался и чувствовал себя еще более возбужденным для борьбы с этою какою-то стихийною силой, которую он
иначе не умел назвать,
как «что Бог даст», и которая постоянно противопоставлялась ему.
— Да, да, — отвернувшись и глядя в открытое окно, сказала Анна. — Но я не была виновата. И кто виноват? Что такое виноват? Разве могло быть
иначе? Ну,
как ты думаешь? Могло ли быть, чтобы ты не была жена Стивы?
Мы все,
как разумные существа, не можем
иначе жить,
как для брюха.
Он называл Вронского — ваше сиятельство и никогда, несмотря на приглашения Анны и Вронского, не оставался обедать и не приходил
иначе,
как для сеансов.
Как бы пробудившись от сна, Левин долго не мог опомниться. Он оглядывал сытую лошадь, взмылившуюся между ляжками и на шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него, и вспоминал о том, что он ждал брата, что жена, вероятно, беспокоится его долгим отсутствием, и старался догадаться, кто был гость, приехавший с братом. И брат, и жена, и неизвестный гость представлялись ему теперь
иначе, чем прежде. Ему казалось, что теперь его отношения со всеми людьми уже будут другие.
Хотя он и должен был признать, что в восточной, самой большой части России рента еще нуль, что заработная плата выражается для девяти десятых восьмидесятимиллионного русского населения только пропитанием самих себя и что капитал еще не существует
иначе,
как в виде самых первобытных орудий, но он только с этой точки зрения рассматривал всякого рабочего, хотя во многом и не соглашался с экономистами и имел свою новую теорию о заработной плате, которую он и изложил Левину.
— Нисколько, нисколько. Ни разу еще не было с тех пор,
как я женат, чтоб я сказал, что лучше было бы
иначе, чем
как есть…
Дела эти занимали его не потому, чтоб он оправдывал их для себя какими-нибудь общими взглядами,
как он это делывал прежде; напротив, теперь, с одной стороны, разочаровавшись неудачей прежних предприятий для общей пользы, с другой стороны, слишком занятый своими мыслями и самым количеством дел, которые со всех сторон наваливались на него, он совершенно оставил всякие соображения об общей пользе, и дела эти занимали его только потому, что ему казалось, что он должен был делать то, что он делал, — что он не мог
иначе.
— Ну, разумеется, — быстро прервала Долли,
как будто она говорила то, что не раз думала, —
иначе бы это не было прощение. Если простить, то совсем, совсем. Ну, пойдем, я тебя проведу в твою комнату, — сказала она вставая, и по дороге Долли обняла Анну. — Милая моя,
как я рада, что ты приехала. Мне легче, гораздо легче стало.
Левин не поверил бы три месяца тому назад, что мог бы заснуть спокойно в тех условиях, в которых он был нынче; чтобы, живя бесцельною, бестолковою жизнию, притом жизнию сверх средств, после пьянства (
иначе он не мог назвать того, что было в клубе), нескладных дружеских отношений с человеком, в которого когда-то была влюблена жена, и еще более нескладной поездки к женщине, которую нельзя было
иначе назвать,
как потерянною, и после увлечения своего этою женщиной и огорчения жены, — чтобы при этих условиях он мог заснуть покойно.
— Всё не то. Я не могу
иначе жить,
как по сердцу, а вы живете по правилам. Я вас полюбила просто, а вы, верно, только затем, чтобы спасти меня, научить меня!
— Меня только удивляло,
как это могло быть когда-нибудь
иначе.
— Ну, этого я не понимаю, — сказал Сергей Иванович. — Одно я понимаю, — прибавил он, — это урок смирения. Я
иначе и снисходительнее стал смотреть на то, что называется подлостью, после того
как брат Николай стал тем, что он есть… Ты знаешь, что он сделал…
Сережа задумался, вглядываясь в изученное до малейших подробностей лицо швейцара, в особенности в подбородок, висевший между седыми бакенбардами, который никто не видал, кроме Сережи, смотревшего на него всегда не
иначе,
как снизу.
Все эти дни Долли была одна с детьми. Говорить о своем горе она не хотела, а с этим горем на душе говорить о постороннем она не могла. Она знала, что, так или
иначе, она Анне выскажет всё, и то ее радовала мысль о том,
как она выскажет, то злила необходимость говорить о своем унижении с ней, его сестрой, и слышать от нее готовые фразы увещания и утешения.
— Ага, — сказал он, — так-то вы! А еще хотели не
иначе знакомиться с княжной,
как спасши ее от верной смерти.
— Помилуйте! — сказал я, всплеснув руками, — разве героев представляют? Они не
иначе знакомятся,
как спасая от верной смерти свою любезную…
Все, что мог сделать умный секретарь, было уничтоженье запачканного послужного списка, и на то уже он подвинул начальника не
иначе,
как состраданием, изобразив ему в живых красках трогательную судьбу несчастного семейства Чичикова, которого, к счастию, у него не было.
У нас не то: у нас есть такие мудрецы, которые с помещиком, имеющим двести душ, будут говорить совсем
иначе, нежели с тем, у которого их триста, а с тем, у которого их триста, будут говорить опять не так,
как с тем, у которого их пятьсот, а с тем, у которого их пятьсот, опять не так,
как с тем, у которого их восемьсот, — словом, хоть восходи до миллиона, всё найдутся оттенки.
Для него решительно ничего не значат все господа большой руки, живущие в Петербурге и Москве, проводящие время в обдумывании, что бы такое поесть завтра и
какой бы обед сочинить на послезавтра, и принимающиеся за этот обед не
иначе,
как отправивши прежде в рот пилюлю; глотающие устерс, [Устерс — устриц.] морских пауков и прочих чуд, а потом отправляющиеся в Карлсбад или на Кавказ.
Начал он заводить между ними какие-то внешние порядки, требовал, чтобы молодой народ пребывал в какой-то безмолвной тишине, чтобы ни в
каком случае
иначе все не ходили,
как попарно.
В других домах рассказывалось это несколько
иначе: что у Чичикова нет вовсе никакой жены, но что он,
как человек тонкий и действующий наверняка, предпринял, с тем чтобы получить руку дочери, начать дело с матери и имел с нею сердечную тайную связь, и что потом сделал декларацию насчет руки дочери; но мать, испугавшись, чтобы не совершилось преступление, противное религии, и чувствуя в душе угрызение совести, отказала наотрез, и что вот потому Чичиков решился на похищение.
Хотя ему на часть и доставался всегда овес похуже и Селифан не
иначе всыпал ему в корыто,
как сказавши прежде: «Эх ты, подлец!» — но, однако ж, это все-таки был овес, а не простое сено, он жевал его с удовольствием и часто засовывал длинную морду свою в корытца к товарищам поотведать,
какое у них было продовольствие, особливо когда Селифана не было в конюшне, но теперь одно сено… нехорошо; все были недовольны.
«Нет, я не так, — говорил Чичиков, очутившись опять посреди открытых полей и пространств, — нет, я не так распоряжусь.
Как только, даст Бог, все покончу благополучно и сделаюсь действительно состоятельным, зажиточным человеком, я поступлю тогда совсем
иначе: будет у меня и повар, и дом,
как полная чаша, но будет и хозяйственная часть в порядке. Концы сведутся с концами, да понемножку всякий год будет откладываться сумма и для потомства, если только Бог пошлет жене плодородье…» — Эй ты — дурачина!
Купцы, приехавшие на колесах, располагали назад не
иначе возвращаться,
как на санях.
— А уж у нас, в нашей губернии… Вы не можете себе представить, что они говорят обо мне. Они меня
иначе и не называют,
как сквалыгой и скупердяем первой степени. Себя они во всем извиняют. «Я, говорит, конечно, промотался, но потому, что жил высшими потребностями жизни. Мне нужны книги, я должен жить роскошно, чтобы промышленность поощрять; а этак, пожалуй, можно прожить и не разорившись, если бы жить такой свиньею,
как Костанжогло». Ведь вот
как!
Лакей, который с виду был человек почтенный и угрюмый, казалось, горячо принимал сторону Филиппа и был намерен во что бы то ни стало разъяснить это дело. По невольному чувству деликатности,
как будто ничего не замечая, я отошел в сторону; но присутствующие лакеи поступили совсем
иначе: они подступили ближе, с одобрением посматривая на старого слугу.
Наконец все жиды, подняли такой крик, что жид, стоявший на сторо́же, должен был дать знак к молчанию, и Тарас уже начал опасаться за свою безопасность, но, вспомнивши, что жиды не могут
иначе рассуждать,
как на улице, и что их языка сам демон не поймет, он успокоился.
Окна в светлице были маленькие, с круглыми тусклыми стеклами,
какие встречаются ныне только в старинных церквах, сквозь которые
иначе нельзя было глядеть,
как приподняв надвижное стекло.
— Так, так; по всем приметам, некому
иначе и быть,
как волшебнику. Хотел бы я на него посмотреть… Но ты, когда пойдешь снова, не сворачивай в сторону; заблудиться в лесу нетрудно.
Скоро вы увидите девушку, которая не может, не должна
иначе выйти замуж,
как только таким способом,
какой развиваю я на ваших глазах.
Иначе не дозволю; а потому покамест прощайте, так
как нам вдвоем теперь нечего делать.
Он глубоко задумался о том: «
каким же это процессом может так произойти, что он, наконец, пред всеми ими уже без рассуждений смирится, убеждением смирится! А что ж, почему ж и нет? Конечно, так и должно быть. Разве двадцать лет беспрерывного гнета не добьют окончательно? Вода камень точит. И зачем, зачем же жить после этого, зачем я иду теперь, когда сам знаю, что все это будет именно так,
как по книге, а не
иначе!»
— Илья Петрович! — начал было письмоводитель заботливо, но остановился выждать время, потому что вскипевшего поручика нельзя было удержать
иначе,
как за руки, что он знал по собственному опыту.
На всякий случай есть у меня и еще к вам просьбица, — прибавил он, понизив голос, — щекотливенькая она, а важная: если, то есть на всякий случай (чему я, впрочем, не верую и считаю вас вполне неспособным), если бы на случай, — ну так, на всякий случай, — пришла бы вам охота в эти сорок — пятьдесят часов как-нибудь дело покончить
иначе, фантастическим
каким образом — ручки этак на себя поднять (предположение нелепое, ну да уж вы мне его простите), то — оставьте краткую, но обстоятельную записочку.
Вы коснулись детей? — вздрогнул Андрей Семенович,
как боевой конь, заслышавший военную трубу, — дети — вопрос социальный и вопрос первой важности, я согласен; но вопрос о детях разрешится
иначе.
Насчет последнего пункта Марфа Петровна была, впрочем, во вce время довольно спокойна; это была умная женщина, а следственно, не могла же на меня смотреть
иначе,
как на развратника и потаскуна, который серьезно полюбить не в состоянии.
Наконец, некоторые (особенно из психологов) допустили даже возможность того, что и действительно он не заглядывал в кошелек, а потому и не знал, что в нем было, и, не зная, так и снес под камень, но тут же из этого и заключали, что самое преступление не могло
иначе и случиться,
как при некотором временном умопомешательстве, так сказать, при болезненной мономании убийства и грабежа, без дальнейших целей и расчетов на выгоду.
Отговорка-то
какая капитальная: „уж такой, дескать, деловой человек Петр Петрович, такой деловой человек, что и жениться-то
иначе не может
как на почтовых, чуть не на железной дороге“.
Да и
как иначе объяснить всю эту путаницу?
Вечером того же дня, когда уже заперли казармы, Раскольников лежал на нарах и думал о ней. В этот день ему даже показалось, что
как будто все каторжные, бывшие враги его, уже глядели на него
иначе. Он даже сам заговаривал с ними, и ему отвечали ласково. Он припомнил теперь это, но ведь так и должно было быть: разве не должно теперь все измениться?
— А, вот вы куда? Я согласен, что это болезнь,
как и все переходящее через меру, — а тут непременно придется перейти через меру, — но ведь это, во-первых, у одного так, у другого
иначе, а во-вторых, разумеется, во всем держи меру, расчет, хоть и подлый, но что же делать? Не будь этого, ведь этак застрелиться, пожалуй, пришлось бы. Я согласен, что порядочный человек обязан скучать, но ведь, однако ж…
— Я вам не про то, собственно, говорила, Петр Петрович, — немного с нетерпением перебила Дуня, — поймите хорошенько, что все наше будущее зависит теперь от того, разъяснится ли и уладится ли все это
как можно скорей, или нет? Я прямо, с первого слова говорю, что
иначе не могу смотреть, и если вы хоть сколько-нибудь мною дорожите, то хоть и трудно, а вся эта история должна сегодня же кончиться. Повторяю вам, если брат виноват, он будет просить прощения.