Неточные совпадения
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с
властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него были по службе только
интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
«
Власть человека,
власть единицы — это дано навсегда. В конце концов, миром все-таки двигают единицы. Массы пошли истреблять одна другую в
интересах именно единиц. Таков мир. “Так было — так будет”».
— «Любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, уничтожила
интерес к ней». «Что есть истина?» — спросил мистер Понтий Пилат. Дальше! «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней
власти и благословлять эту
власть, которая одна, своими штыками, охраняет нас от ярости народной…»
Гловацкий, Вязмитинов, Зарницын, доктор и даже Бахарев были, конечно, знакомы и с Никоном Родионовичем, и с
властями, и с духовенством, и с купечеством, но знакомство это не оказывало прямого влияния ни на их главные
интересы, ни на их внутреннюю жизнь.
— Я далек от мысли осуждать промышленную политику правительства вообще, — говорил генерал, разглаживая усы. — Вообще я друг порядка и крепкой
власти. Но вместе с тем
интересы русской промышленности, загнанные иностранными капиталами в дальний угол, заставляют нас принять свои меры. Кэри говорит прямо…
Цель
власти и оправдание ее состоит в ограничении тех людей, которые захотели бы достигать своих
интересов в ущерб
интересам совокупности.
Сколько ни придумывали люди средств для того, чтобы лишить людей, стоящих у
власти, возможности подчинять общие
интересы своим, или для того, чтобы передавать
власть только людям непогрешимым, до сих пор не найдено средств для достижения ни того, ни другого.
Все знают, что, напротив, люди, находящиеся у
власти — будь они императоры, министры, полицеймейстеры, городовые, — всегда вследствие того что они имеют
власть, делаются более склонными к безнравственности, т. е. к подчинению общих
интересов личным, чем люди, не имеющие
власти, как это и не может быть иначе.
Общественное жизнепонимание оправдывалось только до тех пор, пока все люди добровольно жертвовали своими
интересами интересам общего; но как скоро явились люди, добровольно не жертвовавшие своими
интересами, и понадобилась
власть, т. е. насилие для ограничения этих личностей, так в общественное жизнепонимание и основанное на нем устройство вошло разлагающее его начало
власти, т. е. насилие одних людей над другими.
Но приобреталась ли
власть образованием нового войска, наследством, или выбором, люди, посредством войска имеющие
власть, ничем не отличались от других людей и потому точно так же, как и другие люди, были склонны не подчинять свои
интересы интересам совокупности, а, напротив, имея в своих руках возможность это делать, были более склонны, чем все другие, подчинять общие
интересы своим.
Иван Ильич никогда не злоупотреблял этой своей
властью, напротив, старался смягчать выражения ее; но сознание этой
власти и возможность смягчать ее составляли для него главный
интерес и привлекательность его новой службы.
Всякий чувствовал себя ответственным уже не перед эксплуататором-хозяином, которого и обмануть не грех, не перед начальственной
властью, на которую всегда смотрят с некоторой недоверчивостью и даже враждебностью, а перед целым обществом своих товарищей, во всем между собою равных и имеющих одни и те же
интересы.
Почти при самом же своем начале письменность не ограничивается уже, однако, исключительно религиозными
интересами: она служит также оружием
власти светской, хотя все еще не выходит из круга духовных предметов.
Книжное дело призывается теперь для служения не одной духовной
власти и правительственным распоряжениям, а [уж] и для
интересов иного класса — бояр и высших сановников.
Тут уже «человек» Семен Григорьев получил участие в
интересах своего господина и вследствие того получает такую же произвольную
власть.
Власть, сведенная целиком к роли утилитарного средства, не просуществовала бы и одного дня, сделавшись игралищем борющихся
интересов, и новейший кризис
власти в век революции связан именно с непомерным, хотя все-таки не окончательным, преобладанием
интересов и вообще всяческого утилитаризма в жизни
власти.
Мы его видим в жизни социальной и политической, где борьба за
власть и за
интересы уничтожает творческий порыв к социальной правде.
Среди царства тупо-высокомерной, неповоротливой и нетерпимой
власти, брезгливо пренебрегавшей
интересами подвластных, знавшей лишь одно требование: «не рассуждать», вдруг зародилась новая весело-молодая
власть, сильная не принуждением, а всеобщим признанием, державшаяся глубоко-проникавшими корнями в вырастившей ее почве.
За несколько дней перед этим в нескольких брюссельских газетах появились коротенькие заметки, извещавшие публику, что в такой-то день назначено к слушанию в суде исправительной полиции дело о маркизе Сансак де Траверсе, он же Савин, и его любовнице Мадлен де Межен, причем, конечно, не было забыто прибавление разных пикантных подробностей о личностях обвиняемых, а также говорилось, что по распоряжению судебных
властей дело это, ввиду его
интереса, будет разбираться в большом зале суда и что публика будет допускаться только по билетам.
Власть по природе своей не может быть ни буржуазной, ни пролетарской, ею руководят не
интересы классов, не
интересы людей, а
интересы государства и нации как великого целого.
В России должно раздаться истинно свободное слово о том нравственном одичании и безобразии, до которого мы дошли, и слово это должно возвышаться над борьбой классов, групп и партий, борьбой за
интересы и за
власть, оно должно быть отражением Божественного Слова, на котором только и может быть обоснована святыня свободного слова и свободной мысли, ныне поруганная и раздавленная.
Слова старца прозвучали как голос из иного мира, в котором нет «правых» и «левых», нет борьбы политических партий за
власть и борьбы классов за свои материальные
интересы.
В основе сильной национальной
власти всегда лежит что-то, стоящее выше всех
интересов.
Душа эта убивается господством
интересов и корыстной борьбой за
власть.
Политика с ее страстями и расчетами, с ее борьбой
интересов и борьбой за
власть, не должна закрывать непосредственной жизненной правды.
Но всякая
власть, которая будет направляться исключительно
интересами, неизбежно должна разлагаться.
Если вместо божественной
власти стала другая сила, то надо объяснить, в чем состоит эта новая сила, ибо именно в этой-то силе и заключается весь
интерес истории.