Неточные совпадения
К сожалению, летописец не рассказывает дальнейших подробностей этой
истории. В переписке же Пфейферши сохранились лишь следующие строки об этом деле:"Вы, мужчины, очень счастливы; вы можете быть твердыми; но на меня вчерашнее зрелище произвело такое действие, что Пфейфер не на шутку встревожился и поскорей
дал мне принять успокоительных капель". И только.
Вспоминал потом
историю с шулером, которому он проиграл деньги,
дал вексель и на которого сам подал жалобу, доказывая, что тот его обманул.
Губернаторша, как мать семейства, как первая в городе
дама, наконец как
дама, не подозревавшая ничего подобного, была совершенно оскорблена подобными
историями и пришла в негодование, во всех отношениях справедливое.
Я очаровал эту
даму, внеся ей деньги за всех трех птенцов Катерины Ивановны, кроме того и на заведения пожертвовал еще денег; наконец, рассказал ей
историю Софьи Семеновны, даже со всеми онерами, ничего не скрывая.
Даже бумага выпала из рук Раскольникова, и он дико смотрел на пышную
даму, которую так бесцеремонно отделывали; но скоро, однако же, сообразил, в чем дело, и тотчас же вся эта
история начала ему очень даже нравиться. Он слушал с удовольствием, так даже, что хотелось хохотать, хохотать, хохотать… Все нервы его так и прыгали.
Напротив, у ней у самой оказалась целая
история о внезапном отъезде сына; она со слезами рассказывала, как он приходил к ней прощаться;
давала при этом знать намеками, что только ей одной известны многие весьма важные и таинственные обстоятельства и что у Роди много весьма сильных врагов, так что ему надо даже скрываться.
«Ну, — говорил он ему, — излагай мне свои воззрения на жизнь, братец: ведь в вас, говорят, вся сила и будущность России, от вас начнется новая эпоха в
истории, — вы нам
дадите и язык настоящий и законы».
— Ну, что ж нам растягивать эту
историю, — говорил он, равнодушно и, пожалуй, даже печально уставив глаза на Самгина. — Вы, разумеется, показаний не
дадите, — не то — спросил, не то — посоветовал он. — Нам известно, что, прибыв из Москвы, воспользовавшись помощью местного комитета большевиков и в пользу этого комитета, вы устроили ряд платных собраний, на которых резко критиковали мероприятия правительства, — угодно вам признать это?
— Католики
дали Кампанеллу, Менделя, вообще множество ученых, историков, а наши монахи чугунные невежды, даже сносной
истории русских сект не могут написать.
— Большевики — это люди, которые желают бежать на сто верст впереди
истории, — так разумные люди не побегут за ними. Что такое разумные? Это люди, которые не хотят революции, они живут для себя, а никто не хочет революции для себя. Ну, а когда уже все-таки нужно сделать немножко революции, он
даст немножко денег и говорит: «Пожалуйста, сделайте мне революцию… на сорок пять рублей!»
— Думаете, что если вы
дали пять рублей в пользу политических, так этим уже куплено вами место в
истории…
— Почему? Социализм — не страшен после того, как
дал деньги на войну. Он особенно не страшен у нас, где Плеханов пошел в
историю под ручку с Милюковым.
«Германия — прежде всего Пруссия. Апофеоз культуры неумеренных потребителей пива. В Париже, сопоставляя Нотр
Дам и Тур д’Эйфель, понимаешь иронию
истории, тоску Мопассана, отвращение Бодлера, изящные сарказмы Анатоля Франса. В Берлине ничего не надо понимать, все совершенно ясно сказано зданием рейхстага и “Аллеей Победы”. Столица Пруссии — город на песке, нечто вроде опухоли на боку Германии, камень в ее печени…»
— Был там Гурко, настроен мрачно и озлобленно, предвещал катастрофу, говорил, точно кандидат в Наполеоны. После
истории с Лидвалем и кражей овса ему, Гурко, конечно, жить не весело. Идиот этот, октябрист Стратонов, вторил ему, требовал:
дайте нам сильного человека! Ногайцев вдруг заявил себя монархистом. Это называется: уверовал в бога перед праздником. Сволочь.
История была
дамой средних лет, по профессии — тетка дворянской семьи Романовых, любившая выпить, покушать, но честно вдовствовавшая.
Опенкин в нескольких словах сам рассказал
историю своей жизни. Никто никогда не
давал себе труда, да и не нужно никому было разбирать, кто прав, кто виноват был в домашнем разладе, он или жена.
«Это
история, скандал, — думал он, — огласить позор товарища, нет, нет! — не так! Ах! счастливая мысль, — решил он вдруг, —
дать Ульяне Андреевне урок наедине: бросить ей громы на голову, плеснуть на нее волной чистых, неведомых ей понятий и нравов! Она обманывает доброго, любящего мужа и прячется от страха: сделаю, что она будет прятаться от стыда. Да, пробудить стыд в огрубелом сердце — это долг и заслуга — и в отношении к ней, а более к Леонтью!»
— Леонтий Иванович
давал — Мишле, «Precis de l’histoire moderne», [«Очерки
истории нового времени» (фр.).] потом Римскую
историю, кажется, Жибона…
Дай мне кончить как-нибудь эту
историю с Софьей, написать ее портрет, и тогда, под влиянием впечатления ее красоты, я, я…
Дядя
давал ему
истории четырех Генрихов, Людовиков до XVIII и Карлов до XII включительно, но все это уже было для него, как пресная вода после рома. На минуту только разбудили его Иоанны III и IV да Петр.
Прежний губернатор, старик Пафнутьев, при котором даже
дамы не садились в гостях, прежде нежели он не сядет сам, взыскал бы с виновных за одно неуважение к рангу; но нынешний губернатор к этому равнодушен. Он даже не замечает, как одеваются у него чиновники, сам ходит в старом сюртуке и заботится только, чтоб «в Петербург никаких
историй не доходило».
— Нельзя, Татьяна Павловна, — внушительно ответил ей Версилов, — Аркадий, очевидно, что-то замыслил, и, стало быть, надо ему непременно
дать кончить. Ну и пусть его! Расскажет, и с плеч долой, а для него в том и главное, чтоб с плеч долой спустить. Начинай, мой милый, твою новую
историю, то есть я так только говорю: новую; не беспокойся, я знаю конец ее.
Добродушный человек этот рассказал Нехлюдову всю свою
историю и хотел расспрашивать и его, когда их внимание отвлекли приехавшие на крупной породистой вороной лошади, в пролетке на резиновых шинах студент с
дамой под вуалью.
Наверху всё затихло, и сторожиха досказала свою
историю, как она испужалась в волостном, когда там в сарае мужика секли, как у ней вся внутренность отскочила. Хорошавка же рассказала, как Щеглова плетьми драли, а он и голоса не
дал. Потом Федосья убрала чай, и Кораблева и сторожиха взялись за шитье, а Маслова села, обняв коленки, на нары, тоскуя от скуки. Она собралась лечь заснуть, как надзирательница кликнула ее в контору к посетителю.
Во всяком случае, эта ловкая комбинация
дала Сашке целый миллион, но в скором времени вся
история раскрылась, и Сашка попал под суд, под которым и находился лет пятнадцать.
Это замечательное описание
дает ощущение прикосновения если не к «тайне мира и
истории», как претендует Розанов, то к какой-то тайне русской
истории и русской души.
Только свет, исходящий из невидимого грядущего,
дает постижение смысла
истории, но свет этот профетический и мессианский.
Между тем она усадила Петра Ильича и села сама против него. Петр Ильич вкратце, но довольно ясно изложил ей
историю дела, по крайней мере ту часть
истории, которой сам сегодня был свидетелем, рассказал и о сейчашнем своем посещении Фени и сообщил известие о пестике. Все эти подробности донельзя потрясли возбужденную
даму, которая вскрикивала и закрывала глаза руками…
Он удивительно хорошо себя держит, осторожен, как кошка, и ни в какую
историю замешан отроду не бывал, хотя при случае
дать себя знать и робкого человека озадачить и срезать любит.
— Хорошо — с; ну, а вот это вы назовете сплетнями. — Он стал рассказывать
историю ужина. Марья Алексевна не
дала ему докончить: как только произнес он первое слово о пари, она вскочила и с бешенством закричала, совершенно забывши важность гостей...
Я ему заметил, что в Кенигсберге я спрашивал и мне сказали, что места останутся, кондуктор ссылался на снег и на необходимость взять дилижанс на полозьях; против этого нечего было сказать. Мы начали перегружаться с детьми и с пожитками ночью, в мокром снегу. На следующей станции та же
история, и кондуктор уже не
давал себе труда объяснять перемену экипажа. Так мы проехали с полдороги, тут он объявил нам очень просто, что «нам
дадут только пять мест».
Мой сосед, исправленный Диффенбахом, в это время был в трактире; когда он вскарабкался на свое место и мы поехали, я рассказал ему
историю. Он был выпивши и, следственно, в благодушном расположении; он принял глубочайшее участие и просил меня
дать ему в Берлине записку.
С этого времени я в аудитории пользовался величайшей симпатией. Сперва я слыл за хорошего студента; после маловской
истории сделался, как известная гоголевская
дама, хороший студент во всех отношениях.
Она решается не видеть и удаляется в гостиную. Из залы доносятся звуки кадрили на мотив «Шли наши ребята»; около матушки сменяются
дамы одна за другой и поздравляют ее с успехами дочери. Попадаются и совсем незнакомые, которые тоже говорят о сестрице. Чтоб не слышать пересудов и не сделать какой-нибудь
истории, матушка вынуждена беспрерывно переходить с места на место. Хозяйка дома даже сочла нужным извиниться перед нею.
Рим
давал сильное чувство мировой
истории.
В русской
истории есть уже пять периодов, которые
дают разные образы.
Лопатин подвел итоги длинной
истории метафизического учения о причинности и
дал лучшее в современной философской литературе учение об отношении причинности к свободе.
Здесь, как и в богатой Александровской слободке, мы находим высокий процент старожилов, женщин и грамотных, большое число женщин свободного состояния и почти ту же самую «
историю прошлого», с тайною продажей спирта, кулачеством и т. п.; рассказывают, что в былое время тут в устройстве хозяйств также играл заметную роль фаворитизм, когда начальство легко
давало в долг и скот, и семена, и даже спирт, и тем легче, что корсаковцы будто бы всегда были политиканами и даже самых маленьких чиновников величали вашим превосходительством.
Но тут вдруг оказалось, что еж вовсе не их, а принадлежит какому-то третьему мальчику, Петрову, который
дал им обоим денег, чтобы купили ему у какого-то четвертого мальчика «
Историю» Шлоссера, которую тот, нуждаясь в деньгах, выгодно продавал; что они пошли покупать «
Историю» Шлоссера, но не утерпели и купили ежа, так что, стало быть, и еж, и топор принадлежат тому третьему мальчику, которому они их теперь и несут, вместо «
Истории» Шлоссера.
Старуха сдалась, потому что на Фотьянке деньги стоили дорого. Ястребов действительно
дал пятнадцать рублей в месяц да еще сказал, что будет жить только наездом. Приехал Ястребов на тройке в своем тарантасе и произвел на всю Фотьянку большое впечатление, точно этим приездом открывалась в
истории кондового варнацкого гнезда новая эра. Держал себя Ястребов настоящим барином и сыпал деньгами направо и налево.
Если каждый из нас попробует положить, выражаясь пышно, руку на сердце и смело
дать себе отчет в прошлом, то всякий поймает себя на том, что однажды, в детстве, сказав какую-нибудь хвастливую или трогательную выдумку, которая имела успех, и повторив ее поэтому еще два, и пять, и десять раз, он потом не может от нее избавиться во всю свою жизнь и повторяет совсем уже твердо никогда не существовавшую
историю, твердо до того, что в конце концов верит в нее.
— Что же тут нечестного, — произнес Неведомов, — если я говорю не знаю о том, на что сама
история не
дала ответа?
— Я с этим, собственно, и пришел к тебе. Вчера ночью слышу стук в мою дверь. Я вышел и увидал одну молоденькую девушку, которая прежде жила в номерах; она вся дрожала, рыдала, просила, чтоб ей
дали убежище; я сходил и схлопотал ей у хозяйки номер, куда перевел ее, и там она рассказала мне свою печальную
историю.
Поговаривают, будто он пользуется значительными успехами у
дам; тем не менее он ведет себя очень осторожно;
историй, которые могли бы его скомпрометировать, никогда не имел и, как видно, предпочитает обделывать свои дела полегоньку.
— Если он ему обещал… положим, десять или пятнадцать тысяч… ну, каким же образом он этакому человеку веры не
даст? Вот так
история!! Ну, а скажите, вы после этого видели эскулапа-то?
Ужин прошел весело. Сарматов и Летучий наперерыв рассказывали самые смешные
истории. Евгений Константиныч улыбался и сам рассказал два анекдота; он не спускал глаз с Луши, которая несколько раз загоралась горячим румянцем под этим пристальным взглядом. M-r Чарльз прислуживал
дамам с неизмеримым достоинством, как умеют служить только слуги хорошей английской школы. Перед
дамами стояли на столе свежие букеты.
Некоторые из товарок пытались даже расшевелить ее.
Давали читать романы, рассказывали соблазнительные
истории; но никакой соблазн не проникал сквозь кирасу, покрывавшую ее грудь. Она слишком была занята своими обязанностями, чтобы
дать волю воображению. Вставала рано; отправлялась на дежурство и вечером возвращалась в каморку хотя и достаточно бодрая, но без иных мыслей, кроме мысли о сне.
— Никакой-с особенной
истории не было, а только он говорит: «Открой мне, братец, твой секрет — я тебе большие деньги
дам и к себе в конэсеры возьму».
— Что рассказывать? — продолжал он. —
История обыкновенная: урок кончился, надобно было подумать, что есть, и я пошел, наконец, объявил, что желал бы служить. Меня, конечно, с полгода проводили, а потом сказали, что если я желаю, так мне с удовольствием
дадут место училищного смотрителя в Эн-ске; я и взял.
Когда профессор в очках равнодушно обратился ко мне, приглашая отвечать на вопрос, то, взглянув ему в глаза, мне немножко совестно было за него, что он так лицемерил передо мной, и я несколько замялся в начале ответа; но потом пошло легче и легче, и так как вопрос был из русской
истории, которую я знал отлично, то я кончил блистательно и даже до того расходился, что, желая
дать почувствовать профессорам, что я не Иконин и что меня смешивать с ним нельзя, предложил взять еще билет; но профессор, кивнув головой, сказал: «Хорошо-с», — и отметил что-то в журнале.