Неточные совпадения
— Я, конечно, согласен, что Александр Третий был глупый царь, но все-таки он указал нам правильный путь погружения в
национальность.
— Была я у генеральши Богданович, я говорила тебе о ней: муж — генерал, староста Исакиевского собора, полуидиот, но — жулик. Она — бабочка неглупая, очень приметлива, в денежных делах одинаково человеколюбиво способствует всем ближним, без различия
национальностей. Бывала я у ней и раньше, а на этот раз она меня пригласила для беседы с Бердниковым, — об этой беседе я тебе после расскажу.
— Уж если погружаться в
национальность, так нельзя и балалайку отрицать.
Главное, он не успел еще вникнуть: известили его обо всем анонимно, как оказалось после (и об чем я упомяну потом), и он налетел еще в том состоянии взбесившегося господина, в котором даже и остроумнейшие люди этой
национальности готовы иногда драться, как сапожники.
У китайцев нет
национальности, патриотизма и религии — трех начал, необходимых для непогрешительного движения государственной машины. Есть китайцы, но нации нет; в их языке нет даже слова «отечество», как сказывал мне один наш синолог.
Догадка о его
национальности оставалась все еще без доказательств, и доктор мог надеяться прослыть за англичанина или француза, если б сам себе не нанес решительного удара.
Здесь же толпились англичане, немцы, французы, американцы, итальянцы, армяне, евреи и тот специально ярмарочный люд, который трудно подвести под какую-нибудь определенную
национальность.
Всякая
национальность есть богатство единого и братски объединенного человечества, а не препятствие на его пути.
Обратной же стороной его было полное отрицание
национальности, отвлеченный и утопический интернационализм.
Работа мысли над проблемой
национальности должна, прежде всего, установить, что невозможно и бессмысленно противоположение
национальности и человечества, национальной множественности и всечеловеческого единства.
Таинственное противоречие есть в отношении России и русского сознания к
национальности.
Национальность не может претендовать на исключительность и универсальность, она допускает другие национальные индивидуальности и вступает с ними в общение.
Национальность есть положительное обогащение бытия, и за нее должно бороться, как за ценность.
Россия — самая националистическая страна в мире, страна невиданных эксцессов национализма, угнетения подвластных
национальностей русификацией, страна национального бахвальства, страна, в которой все национализировано вплоть до вселенской церкви Христовой, страна, почитающая себя единственной призванной и отвергающая всю Европу, как гниль и исчадие дьявола, обреченное на гибель.
Ложный национализм дает пищу для таких понятий о
национальности.
Если недопустимо противоположение идеи человечества идее
национальности, то недопустимо и обратное противоположение.
Всечеловечество раскрывает себя лишь под видами
национальностей.
Загадочная антиномичность России в отношении к
национальности связана все с тем же неверным соотношением мужественного и женственного начала, с неразвитостью и нераскрытостью личности, во Христе рожденной и призванной быть женихом своей земли, светоносным мужем женственной национальной стихии, а не рабом ее.
Для традиционного интеллигентского сознания существовала ценность добра, справедливости, блага народа, братства народов, но не существовало ценности
национальности, занимающей совершенно особенное место в иерархии мировых ценностей.
Ценность
национальности в истории, как и всякую ценность, приходится утверждать жертвенно, поверх блага людей, и она сталкивается с исключительным утверждением блага народа, как высшего критерия.
Древнееврейский мессианизм — исключительный, прикованный к одной
национальности и извергающий все другие
национальности.
«Правые» поглощены совершенно отрицательной травлей
национальностей, интеллигенции, розыском «левых» опасностей и заняты истреблением всех проявлений свободной общественности.
Национальность и человечество — одно.
Христианство нимало не отрицает рас и
национальностей, как природных, духовно-биологических индивидуальностей.
Национальность — таинственна, мистична, иррациональна, как и всякое индивидуальное бытие.
Природа
национальности неопределима ни по каким рационально-уловимым признакам.
Национальность, как ступень индивидуализации в жизни общества, есть сложное историческое образование; она определима не только кровью, — раса есть зоология, праисторическая материя, — но также языком, не только землей, но прежде всего общей исторической судьбой.
Широким кругам интеллигенции война несет сознание ценности своей
национальности, ценности всякой
национальности, чего она была почти совершенно лишена.
Империализм не есть непременно разбухание одной какой-нибудь
национальности, истребляющей всякую другую
национальность.
Между моей
национальностью и моим человечеством не лежит никакой «интернациональной Европы», «интернациональной цивилизации».
За
национальностью стоит вечная онтологическая основа и вечная ценная цель.
К таким реальностям и ценностям принадлежит
национальность, которая есть категория конкретно-историческая, а не отвлеченно-социологическая.
Можно и должно мыслить исчезновение классов и принудительных государств в совершенном человечестве, но невозможно мыслить исчезновение
национальностей.
Мир разделяется не только на
национальности, но и на более широкие образования — мир латинский, англосаксонский, германский, славянский.
Национальность — сложное историческое образование, она формируется в результате кровного смешения рас и племен, многих перераспределений земель, с которыми она связывает свою судьбу, и духовно-культурного процесса, созидающего ее неповторимый духовный лик.
Это есть болезнь
национальности, она раскрывается особенно в наше время.
Индивидуальная ценность
национальности выражается прежде всего в ее культуре, а не в государстве.
Даже формальное отрицание
национальности может быть национальным.
Война жалует и истребляет слабые
национальности, и вместе с тем она пробуждает в них волю к автономному существованию.
Через ужас войны и зло колониальной политики, через борьбу рас и
национальностей совершается объединение человечества и цивилизование всего земного шара.
Национальность есть проблема историческая, а не социальная, проблема конкретной культуры, а не отвлеченной общественности.
Угнетенные
национальности считали нужным брать под свою защиту, но вдохновляла всегда космополитическая идея, творческих национальных задач не признавали.
Самоутверждение
национальности может принимать формы национализма, т. е. замкнутости, исключительности, вражды к другим
национальностям.
Историческая эпоха, в которую мы вступаем, требует органического соединения национального сознания с сознанием универсальным, т. е. определения мирового призвания
национальностей.
Национальность и борьба за ее бытие и развитие не означает раздора в человечестве и с человечеством и не может быть в принципе связываема с несовершенным, не пришедшим к единому состоянием человечества, подлежащим исчезновению при наступлении совершенного единства.
В левом западническом лагере
национальность признавалась лишь отрицательно, лишь поскольку она преследуется и должна быть освобождена.
Особенно устарел марксизм в оценке роли
национальности.
Национальность представлялась не самоценностью, а чем-то подчиненным другим отвлеченным ценностям блага.
В древности Римская империя не была уже
национальностью, она стремилась быть вселенной.
Большие
национальности, объединенные в большие государства, заболевают волей к могуществу.